Юстиции советник надавил на кнопку провода, ведущего в его контору, где находились служащие. Вошел мужчина лет сорока, и скромно стал ожидать указаний своего патрона,
Мужчина этот был до крайности безобразен собою; лицо его производило такое впечатление, будто черты его в беспрерывной, подневольной работе окаменели и лишились способности меняющегося выражения.
— Добрейший Крейзерт, — коротко, но приветливо обратился юстиции советник к своему давнишнему доверенному, — вот господин Блэкфильд намеревается при некоторых условиях приобрести виллу Росла и желал бы предварительно подробно осмотреть помещения. Когда собственно должно состояться вскрытие завещания Росла? Лишь после него можно будет определенно сказать, что можно будет сделать с пустующим домом.
Крейзерт взялся за дневник, который он постоянно носил с собою.
— Вскрытие завещания состоится через пять дней от сего числа. По истечении этого времени можно будет заявить с уверенностью, что будет предпринято с виллой. Предварительный осмотр до этого срока недопустим. Большая часть дверей опечатана.
Мистер Блэкфильд поднялся со своего места и обещал зайти через неделю.
Дальнейшее пребывание и разговоры не могли принести пользы, а только причинить вред. Посещение адвоката не осталось без результатов для сыщика: ему подтвердили, что завещание существует, и сказали, когда оно будет вскрыто.
Ознакомлением с этими двумя фактами надо было удовлетвориться на этот день, а потому Блэкфильд распростился.
Доверенный Крейзерт после нескольких несущественных деловых сообщений также вышел из кабинета юстиции советника, и отправился на свое место. С ворчанием, и избегая всяких разговоров со своими подчиненными, он распределил работу, тщательно следя за тем, чтобы потеря времени занятиями, не относящимися к самому делу, была сокращена до крайности. Сидящие у пишущих машин барышни знали бесцеремонность «урода», как они называли его, и отложили разговоры о происшествиях своего свободного времени до закрытия конторы.
Наконец, и этот день стал клониться к концу.
Часы пробили шесть; в течение нескольких минут книги и канцелярские принадлежности были убраны и, после краткого прощания барышни разлетелись, как стая напуганных птиц.
Доверенный Крейзерт остался еще на некоторое времени в затихшей конторе. Наконец и он вышел из конторы и отправился к себе домой.
Как во всем, так и по отношению к квартире, у него были очень скромные требования. Десятки лет он проживал в двух маленьких, скудно обставленных комнатах; из бережливости он не ходил в ресторан, а посылал за обедом свою хозяйку, вдову швейцара.
Скромный ужин уже стоял на чисто накрытом столе.
— Спрашивал меня кто-нибудь в течение дня? — обратился он к старухе, только что принесшей из ближайшего ресторана пенящуюся кружку пива.
— Нет, господин Крейзерт, здесь никого не было. Было так тихо, что даже становилось жутко.
Крейзерт знаком приказал болтливой старухе замолчать: машинально он проглотил ужин.
Казалось, будто он даже не знает, что именно он ест, его мысли витали где-то далеко.
После ужина он переоделся, и в черном сюртуке и цилиндре он казался другим человеком. Сняв порыжелый, невзрачный конторский костюм, невыгодно отражавшийся на наружности, Крейзерт как бы снял и конторскую личинку.
Торопливо он допил остаток пива.
Тщательно заперев скромную комнату, он быстро сошел вниз и прошел по нескольким улицам. У одного из красивых домов он остановился и затем вошел в парадную.
Он надавил кнопку звонка от квартиры, расположенной направо от входа. Через некоторое время дверь открылась, и появилась пожилая, хорошо одетая женщина, которая сейчас же и заговорила с ожидавшим, по-видимому, хорошо зная его.
— Вы не вовремя пришли, господин Крейзерт, мой квартирант ушел уже около трех часов тому назад. Он не передавал ничего для вас.
Крейзерт с трудом удержался, чтобы не выругаться, потом он простился и пошел дальше.
. . . . . . . . . .
Расположенный на одной из спокойных второстепенных улиц американский «бар» представлял собой место сборища легкомысленной, золотой молодежи; нигде так не грабили, как грабила здесь нежными, покрытыми перстнями руками красавица-прислужница, «рыжая Лиза», — как именно здесь, в укромных уголках шикарного ресторана.
Поместительный ресторан в этот вечер был почти полон; раздавался смех и сыпались шутки. Сидевшие ближе к двери певички соседнего шантана вместе со своими обожателями были в самом веселом настроении.
Раздавались грустные звуки цыганского оркестра, тонкий запах дорогих папирос и лучших вин наполнял обставленное с изящною уютностью помещение.
За одним из столов сидело двое хорошо одетых молодых человека. Раскрасневшееся лицо одного из них и суетливые движения его могли служить показателем достаточного количества выпивки.
К этому столу подходил новый посетитель.
— А, это редкость, милейший друг, видеть тебя в веселом кружке, добро пожаловать! Эй, человек, дайте рюмку этому господину — нет, лучше сразу свежую бутылку! — Такими словами ранее описанный юноша встретил пришельца.
Неуверенным движением он пододвинул ему стул
— Вот это хорошо, что ты отделался от работы, приятель — черт возьми, жизнь так хороша, что хотелось бы ею упиться! За твое здоровье!
Раздался чистый звон рюмок, и все трое выпили.
— Да, я еще не познакомил тебя с мистером Лендлей, моим хорошим приятелем, — сказал хозяин стола, который был некто иной, как Фриц Ротман, столь неожиданно появившийся племянник убитого старика-барона. Он, видимо, старался убедить присевшего к столу в превосходных качествах своего нового знакомого, — у него такие же взгляды, как и у меня. Я познакомился с ним в Карльтон-отеле, вместе с мистером Блэкфильдом, тоже очень почтенным господином.
Новопришедший от удивления чуть не уронил рюмку.
Блэкфильд и Лендлей — оба появились в одно и то же время и знакомятся с людьми, имеющими отношение к делу Росла — случайность ли это или намерение?
Гарри Тэксон, скрывавшийся, как известно, под личностью мистера Лендлея, к сожалению, не мог узнать в новопришедшем Крейзерта, мрачного доверенного юстиции советника, так как еще ни разу не видал его, да и не подозревал о его существовании.
Последний, тем временем, наблюдал за своим знакомым, который сегодня был в таком настроении, что пренебрегал всякой осторожностью. Его склонность к спиртным напиткам не знала удержу. Когда он опьянеет, он забудет всякую осторожность!
Это несчастие необходимо было предупредить! Но что делать? Единственное средство — напоить его до бесчувствия. Это и удалось Крейзерту без труда, и не далее, как через час он уже мог спокойно встать и с особенной вежливостью распроститься с мистером Лендлей. Незаметно он вышел из ресторана.
На улице он поднял воротник пальто, низко надвинул цилиндр на глаза, и по нескольким улицам и переулкам добрался до худшей части внутреннего города, где расположены трактиры поддонков населения.
Он остановился перед ветхим домом, в котором находился трактир преступников «Русалка»; подслушав немного у двери, он решительно открыл ее и вошел.
За не совсем чистым буфетом, установленным горами бутылок и разными яствами, стоял хозяин, человек исполинского телосложения, умевший усмирять самого разошедшегося гостя.
Крейзерт подошел к одному из задних столов, за которым трое молодых людей играли в карты; они коротко поклонились при появлении пришедшего, продолжая играть. Здесь не стеснялись.
Крейзерт ничего другого и не ожидал. Он подозвал буфетчика.
— Дайте круговую, Паульсен, и дюжину сигар!
Игроки отложили грязные карты в сторону и повернулись к угощающему. — Тут что-то затевается, ни за что, ни про что не бывает ни круговых, ни сигар! — Крейзерт подсел к столу и начал шепотом говорить, а молодые люди внимательно слушали его.
Начался обмен мнений, но, по-видимому, мнение Крейзерта осталось решающим.