– Я не землянин. Бел Арвардан с Баронны, сектор Сириуса. А вас как зовут?

И протянул руку.

С таким же успехом он мог бы кинуть в середину салона атомную гранату.

Первоначальное выражение немого ужаса на лицах тут же сменилось злобой и враждебностью. Его сосед молча встал и пересел на другое сиденье, пассажиры которого потеснились, чтобы дать ему место.

Все отвернулись. Арвардана окружали теперь только враждебные спины. И это земляне так обращаются с ним, вознегодовал он. Земляне! А он-то протянул им руку дружбы. Он, сирианин, снизошел до общения с ними, а они его отталкивают!

Он сделал усилие и взял себя а руки. Этого следовало ожидать. Как видно: нетерпимость не бывает односторонней, и ненависть рождает ненависть. Кто-то подошел к нему, он возмущенно обернулся – это был молодой человек с сигаретой, который как раз закуривал.

– Привет, – сказал он. – Меня зовут Крин. Не обращай внимания на этих недоумков.

– Я и не обращаю, – отрезал Арвардан.

Общество парня его мало устраивало, и он не был настроен принимать сочувствие от землянина.

Но Крин, видимо, не отличался тонкостью восприятия. Он раскурил сигарету, сделав несколько сильных затяжек, и стряхнул пепел в проход.

– Деревня! – презрительно зашептал он. – Сплошные фермеры. Нет у них галактического кругозора. Ты с ними не связывайся. Вот, к примеру, я – у меня совсем другие взгляды. Живи и давай жить другим, я так понимаю. Я ничего не имею против чужаков. Если они ко мне хорошо относятся, то и я к ним буду хорошо относиться. Да чего там, никто ведь не выбирает, кем ему родиться – чужаком или землянином. Как по-твоему?

И он фамильярно потрепал Арвардана по руке.

Арвардан кивнул, но по коже у него пошли мурашки от этого прикосновения. Общаться с человеком, который жалеет, что не донес на своего дядю, было неприятно, независимо от его происхождения.

– Ты в Чику? – продолжал Крин. – Как, говоришь, тебя зовут? Албадан?

– Арвардан. Да, я лечу в Чику.

– Это мой родной город. Самый обалденный городишко на Земле. Ты надолго туда?

– Не знаю, не решил еще.

– А-а. Слушай, ты извини, но уж очень мне нравится твоя рубашка. Можно я посмотрю поближе? Сирианская, наверно?

– Да.

– Отличный материал. На Земле такую не достанешь. Слушай, друг, у тебя лишней с собой нет? Я у тебя куплю, если захочешь продать. Мигом провернем.

Арвардан решительно покачал головой.

– Извините, у меня с собой почти нет багажа. Я собирался купить себе одежду здесь, на Земле.

– Я дам тебе пятьдесят кредиток, – сказал Крин и, не получив ответа, обиженно добавил: – Это хорошая цена.

– Очень хорошая, но я уже сказал – у меня нет вещей на продажу.

– Ладно. Ты ведь надолго к нам на Землю?

– Возможно.

– А чем занимаешься?

Археолог наконец дал волю своему раздражению.

– Послушайте, господин Крин, я немного устал и хочу вздремнуть, с вашего позволения. Вы уж извините меня.

– «Извините»! У вас там что, вести себя не умеют? Я тебя вежливо спрашиваю, чего же ты огрызаешься?

Крин говорил уже не тихо, а почти вопил. К Арвардану поворачивались враждебные лица, и он, плотно сжав губы, с горечью подумал: сам напросился. Ничего бы не было, если бы он с самого начала держался в стороне и не хвастался своей несчастной терпимостью, которая никому не нужна.

– Господин Крин, – ровно сказал он, – я не просил вас составить мне компанию и вел себя вполне вежливо. Повторяю вам, я устал и хочу отдохнуть. По-моему, это вполне нормально.

– Послушай, – молодой человек вскочил, отбросил сигарету и продолжал, тыча пальцем в Арвардана, – не надо обращаться со мной, как с собакой. Вы, чужаки вонючие, являетесь сюда, все такие воспитанные и сдержанные, и думаете, что нас можно топтать ногами. Мы этого не потерпим, учти. Если тебе здесь не нравится, можешь убираться туда, откуда явился, а будешь нахальничать, так получишь. Думаешь, я тебя боюсь?

Арвардан отвернулся и уставился в окно.

Крин замолчал и ушел на свое место. В салоне стоял взволнованный гул голосов. Археолог старался не слушать, но кожей чувствовал острые злые взгляды, Потом и это кончилось, как кончается все на свете.

Свое путешествие он завершил в молчании и одиночестве.

Посадку в Чикском аэропорту Арвардан встретил с облегчением. Он улыбнулся про себя, поглядев сверху на «самый обалденный городишко на Земле», но все же лучше, чем напряженная атмосфера в салоне.

Его багаж перенесли в такси-двухколеску. Уж здесь-то он будет единственным пассажиром, и если не распускать язык перед водителем, то ничего не случится.

– Дом правительства, – сказал он таксисту.

Так Арвардан впервые появился в Чике, и было это в тот самый день, когда Джозеф Шварц бежал из Института ядерных исследований.

Крин с горькой усмешкой проследил за отъездом Арвардана, вынул свою книжечку и углубился в нее, попыхивая сигаретой. Из пассажиров не удалось вытянуть ничего особенного, несмотря на историю с дядей, которой он часто с успехом пользовался. Правда, старикан жаловался на человека, который прожил лишнее, и намекал на его связи в аппарате власти – это можно было бы оформить как клевету на Братство, но старому дураку и так через месяц на Шестьдесят. Нечего с ним и связываться.

Но вот чужак – другое дело.

Крин с удовлетворением перечел свою запись: «Бел Арвардан, Баронна, сектор Сириуса – проявлял интерес к Шестидесяти – скрывает цель своего прибытия – прибыл в Чику на пассажирском стратоплане – ярко выраженные антитерральные настроения».

Может, на этот раз он напал на жилу. Вылавливать, кто что сболтнет, скучная работа, но ради таких вот моментов стоит помучиться. Через полчаса он уже представит свой рапорт.

И Крин не спеша пошел с летного поля.

Доктор Шект в двадцатый раз перелистывал тетрадь своих последних записей, когда в кабинет вошла Пола. Надевая белый халат, она строго спросила:

– Ты что ж, отец, так и не ел?

– А? Ел, конечно. Ох, что это?

– Это обед. Точнее, бывший обед. То, что ты ел, наверное, было завтраком. Зачем же я покупаю продукты и приношу тебе сюда, если ты все равно не ешь? Придется, верно, перевести тебя на режим домашнего питания.

– Не волнуйся, я все это съем. Я не могу прерывать важнейший эксперимент каждый раз, когда ты считаешь нужным меня кормить.

За десертом доктор подобрел.

– Ты и представить себе не можешь, что за человек Шварц. Я говорил тебе про швы его черепа?

– Да, ты говорил, что у него череп первобытного человека.

– И это еще не все. У него тридцать два зуба – по три коренных вверху и внизу, справа и слева. Среди них один искусственный, сделанный каким-то кустарем. По крайней мере, я никогда не видел, чтобы мост крепили металлическими крючками к соседнему зубу вместо того, чтобы вживлять в челюсть. А ты когда-нибудь видела человека, у которого тридцать два зуба?

– Я же не пересчитываю у людей зубы, отец. А сколько их должно быть – двадцать восемь?

– Верно, как звезды. Но и это еще не все. Вчера мы делали ему просвечивание брюшной полости. И как ты думаешь, что мы там нашли? Угадай.

– Кишки.

– Пола, ты меня нарочно выводишь из себя, но я не поддамся. Можешь не угадывать, я сам скажу. У Шварца аппендикс длиной три с половиной дюйма, и он открыт. Великий Боже! Совершенно беспрецедентный случай! Я проконсультировался с медицинским институтом, соблюдая осторожность, само собой, так вот: аппендиксы не бывают длиннее полудюйма и всегда закрыты.

– Ну и что все это означает?

– Да он же сплошной атавизм, живое ископаемое. – Шект встал и начал бегать по кабинету. – Знаешь, Пола, по-моему, мы не должны отдавать Шварца. Он слишком ценный экспонат.

– Нет, отец, так нельзя. Ты обещал тому фермеру вернуть ему Шварца, вот и верни. Ради самого же Шварца. Он такой несчастный.