–  Синдикат! – засмеялся Марв.

Торрес тоже засмеялся:

–  Представляете? Вот именно, криминальный синдикат, в основном это выходцы из Восточной Европы, то есть всякие там хорваты, русские, чеченцы, украинцы…

–  А что, болгар нет? – спросил Марв.

–  Болгары тоже есть, – успокоил его Торрес. – Так вот, ходят слухи… вы готовы?

–  Готов, готов, – сказал Марв и, в свою очередь, принялся раскачиваться на каблуках.

–  Ходят слухи, что этот синдикат держит тотализатор, торгует наркотиками и проститутками по всему городу. То есть буквально – и на востоке, и на западе, и на севере, и на юге. Но каждый раз, когда мы пытаемся обнаружить эти, как мы их называем, незаконные доходы, деньги оказываются не там, где мы рассчитывали их найти. – Торрес в изумлении развел руками. Марв спародировал его жест, весьма похоже изобразив грустного клоуна. – Где же эти деньги?

–  И где же они? – недоуменно спросил Марв.

–  Их нет ни в борделе, ни в наркоманском притоне, ни у букмекера. Исчезли.

–  Фу-ты ну-ты!

–  Фу-ты ну-ты, – согласился Торрес. Он понизил голос, поманил к себе Марва и Боба и заговорил едва ли не шепотом: – Есть версия, что каждую ночь все деньги собирают и… – он нарисовал в воздухе кавычки, – «сливают» в заранее выбранном баре где-нибудь в городе. Бар принимает на одну ночь все деньги, полученные за незаконную деятельность, и держит их до утра. А затем какой-нибудь русский в черном кожаном плаще, с головы до ног облитый одеколоном, забирает деньги и везет их через город в синдикат.

–  Опять синдикат! – сказал Марв.

–  И дело в шляпе. – Торрес хлопнул в ладоши так громко, что Рарди поднял голову. – Денежки исчезли.

–  Могу я спросить вас кое о чем? – сказал Марв.

–  Конечно.

–  Почему бы просто не подождать их с ордером в подозреваемом баре и не накрыть, когда они будут принимать эти незаконные деньги?

–  Вот! – Торрес воздел указательный палец. – Великолепная мысль. Вы никогда не хотели стать полицейским?

–  Нет.

–  Точно? У вас, Марв, врожденные способности.

–  Я всего лишь скромный управляющий баром.

Торрес хмыкнул и снова придвинулся к ним с видом заговорщика:

–  Есть одно обстоятельство, которое не позволяет нам заранее оказаться в том баре, куда сольют деньги: дело в том, что даже сам бар узнаёт о прибытии общака всего за несколько часов до того.

–  Не может быть.

–  Может. А потом бар может еще полгода не принимать денег. Или взять их снова дня через два. Суть в том, что угадать невозможно.

Марв поскреб щетину на подбородке.

–  Угадать невозможно, – повторил он с легким изумлением.

Они немного постояли в молчании.

–  Ладно, вспомните что-нибудь еще, – сказал Торрес, – позвоните мне. – Он протянул каждому по визитке.

–  Есть хоть какой-то шанс, что этих грабителей поймают? – Марв обмахивался визиткой.

–  О-о, – протянул Торрес, – весьма ничтожный.

–  По крайней мере, вы хотя бы честный.

–  По крайней мере, хотя бы один из нас честный. – Торрес рассмеялся громко и резко.

Марв тоже засмеялся, а затем внезапно умолк, его взгляд сделался ледяным – крутой парень.

Торрес поглядел на Боба:

–  Жалко церковь Святого Доминика, правда?

–  А что с церковью? – спросил Боб, радуясь возможности поговорить о чем-нибудь другом.

–  Конец, Боб. Она закрывается.

Боб раскрыл рот, но не смог вымолвить ни слова.

–  Понимаю, понимаю, – сказал Торрес. – Сам только сегодня узнал. Передают нас приходу Святой Цецилии. Представляете? – Он покачал головой. – А голоса этих парней с оружием не показались вам похожими на голоса кого-нибудь из посетителей бара?

Боб мысленно был в Святом Доминике. Торрес, подозревал он, любит поиграть с людьми.

–  Посетителей с такими голосами у нас тысячи.

–  И как же звучат голоса этих тысяч?

Боб на секунду задумался.

–  Как будто они едва оклемались от простуды.

Торрес снова улыбнулся, на этот раз, кажется, от души:

–  Похоже, в этом районе у всех такие голоса.

Спустя пару минут Рарди уже сидел на носилках перед задними дверцами «скорой», женщины-полицейские уехали на патрульной машине, а один из санитаров пытался вынуть из руки Рарди высокую банку «Наррагансетта».

–  У вас сотрясение мозга, – сказал санитар.

Рарди отнял у него банку.

–  Это не от пива.

Санитар поглядел на Кузена Марва, и тот забрал у Рарди пиво.

–  Это ради твоего же блага.

Рарди потянулся за банкой и обозвал Марва «гадом».

Торрес с Бобом наблюдали за развитием этой маленькой драмы.

–  Просто балаган какой-то, – заметил Торрес.

–  С ним все будет хорошо, – сказал Боб.

Торрес посмотрел на него:

–  Я о Святом Доминике. Красивая церковь. И мессы там служили как полагается. Никаких групповых объятий во славу Отца Небесного, никакой поп-музыки. – Он окинул переулок безнадежным взглядом жертвы. – Если святые отцы и дальше будут так расправляться с церковью, в итоге от нее останутся только постройки с витражными окнами.

–  Но… – заикнулся Боб.

Торрес бросил на него взгляд, в котором горел праведный гнев мученика, наблюдающего, как дикари готовят ему костер.

–  Что «но»?

–  Ну… – Боб развел руками.

–  Что?

–  Если бы Церковь очистилась…

Торрес расправил плечи, ничего игривого в его глазах не осталось.

–  Значит, в этом все дело? И вы не замечаете, что «Глобус» помещает на первых полосах статьи о возмутительных случаях в мусульманском мире?

Боб знал, что нужно держать свой поганый рот на замке, но в него будто бес вселился.

–  Они скрывали случаи изнасилования детей. По указанию Рима.

–  Они извинились.

–  Вот как? – спросил Боб. – Если они не называют имен священников, которые насиловали…

Торрес вскинул руки:

–  Это были «ресторанные католики». Людям по большей части нравится быть католиками, за исключением, как вы знаете, самых трудных моментов. Почему вы не подходите к причастию?

–  Что?

–  Я не один год вижу вас на службах. Вы ни разу не причащались.

Боб почувствовал, что сбит с толку, и разозлился:

–  Это мое личное дело.

Торрес снова заулыбался, но в его улыбке было столько ненависти, что Боб мог бы почувствовать ее даже с закрытыми глазами.

–  Вы действительно так думаете? – бросил Торрес и направился к своей машине.

Боб побрел к «скорой», размышляя, что за хрень сейчас произошла. Единственное, что было понятно, – он обрел врага в лице копа. Всю жизнь провести в тесной каморке, не знать ничего, кроме этой каморки, и вдруг оказаться выброшенным посреди улицы.

Санитары приготовились поднимать носилки с Рарди в машину.

–  Мойра к тебе приедет? – спросил Боб.

–  Да, я позвонил ей, – сказал Рарди. Он выхватил банку с пивом из руки Марва и осушил ее. – Башка трещит как прóклятая. Как прóклятая.

Его подняли в машину, а Боб поймал выброшенную им пивную банку, санитары захлопнули дверцы и укатили.

Марв с Бобом остались стоять во внезапно наступившей тишине.

–  Этот коп сам дал тебе поносить свой китель или сначала ты позволил ему поиграть с твоими игрушками?

Боб вздохнул.

Марв не желал оставлять этого просто так.

–  На хрена ты рассказал ему о часах?

–  Не знаю, – ответил Боб, и его осенило, что он действительно не знает. Понятия не имеет.

–  Так вот, – сказал Марв, – дави подобные желания в зародыше до конца своей жизни. – Он закурил сигарету и потопал ногами от холода. – Попали мы на пять тысяч с мелочью. Хорошо, что Анвар с Махалом забрали конверт, хотя бы этого мы не должны.

–  Значит, все в порядке.

–  Мы попали на пять кусков, – повторил Марв. – Это их бар, их деньги. Не сказать, чтобы все было в полном порядке.

Они обернулись на переулок. Оба дрожали от холода. Потоптавшись еще немного, они вернулись в бар.

В воскресенье утром, когда Боб притормозил у дома Нади, она вынесла щенка к машине, передала его через окно и коротко помахала им обоим.