– Понятно. Тогда, если ты меня не боишься, пора отправляться. У нас встреча с аббатом. – Фицхенри отступил и протянул Николь руку. – Как лучше, держать тебя за руку или связать? Что выбираешь?

Девушке пришлось выбрать первое, тихо бормоча проклятия себе под нос. Она почувствовала, как по коже поползли мурашки, когда сильные пальцы сжались вокруг ее запястья.

Оба охранника, наблюдавшие за ними с порога, расхохотались.

– Неужели это та самая девушка, что вчера? – весело спросил один. – Лорд Гиллиам, если вы с такой легкостью усмирили ее сейчас, после первой ночи она растает, как кусок масла на сковороде! – Солдаты оглушительно расхохотались.

– Эй, придержите-ка языки, ребята, вы говорите о моей жене! – ответил Фицхенри, но в голосе слышался еле сдерживаемый смех, которым он заразился от них.

Гордость Николь корчилась от унижения. Прикосновение Фицхенри было почти невыносимо. Девушка дернула руку, но ее мучитель в мгновение ока обхватил ее за талию.

– Верхом или пешком? – тихо задал вопрос Гиллиам.

На его красивом лице не было ни гнева, ни даже раздражения. Он спрашивал мягко, смотрел спокойно, ожидая решения Николь.

– Пешком, – сказала она, мучаясь от необходимости подчиняться ему.

И снова его пальцы стиснули ее худое изящное запястье.

– Ты, наверное, ничего не ешь, питаешься одним воздухом? – спросил он. – Ты такая тонкая.

– А знаешь, что я думаю? Что мне плевать на то, что думаешь ты.

Великан рассмеялся.

– Это я уже понял, малышка. Что ж, пошли, нас ждут в церкви.

Гиллиам освободил руку Николь на четвертой ступеньке лестницы, ведущей к двери церкви. Рэналф с напряженным от гнева лицом стоял на верхней площадке. Оруженосец Джослин все еще сидел в башне Грейстена, пока Джеф снимал кольчугу и переодевался в подобающее торжественному случаю платье.

– Арнэлт, – обратился Рэналф к молодому смотрителю Грейстенского замка, стоявшему возле калитки аббатства. – Приведи-ка господина аббата. И если надо, попроси помощи у своего меча.

…Помощник аббата вылетел из опочивальни, будто ужаленный змеей. Тощий и длинный, вытягивая тонкие гибкие руки, он бежал к ним; широкие рукава развевались у него за спиной, как крылья. Гиллиам усмехнулся: просто журавль какой-то, а не ангел.

– По какому праву вы сюда ворвались? – закричал монах.

– По праву покровителя этих мест. Я должен поговорить с аббатом. – Голос Рэналфа звучал холодно. – И не советую ему томить меня ожиданием. Через четверть часа я прикажу своим людям обыскать дом и забрать все дары, которые я подносил вам в последние несколько лет.

Монах ничего не отвечал, но глаза его округлились и, казалось, готовы были вылезти из орбит. Наконец он повернулся и кинулся обратно.

Гиллиам посмотрел на Николь. Цвет платья ей очень шел, ее глаза казались еще зеленее. Сейчас она беспокойно осматривала толпу зевак, собравшихся во дворе аббатства. Он попытался проследить за ее взглядом и весело хмыкнул. Несмотря на холод и сырость, большинство жителей Грейстентауна собрались на пространстве, огороженном высокими каменными стенами.

В густой толпе стояли рядом нищие в пестрых отрепьях и скромные хозяйки в белых головных уборах, закрывающих подбородок, щеки и шею. Ученики торговцев, сбежавшие на часок из лавки, выделялись алыми и голубыми нарядами. Казалось, никто в городе не смог пропустить интересное развлечение. Может, даже хорошо, что толпа такая большая: не слишком бросаются в глаза солдаты, которых собрали сюда из Кодрэя, Эшби и Грейстена и выстроили вдоль всех стен.

Через минуту Гиллиам заметил, что плечи Николь расслабленно опустились и девушка облегченно вздохнула. Итак, он оказался прав. Россказни насчет обручения не более чем средство для отсрочки свадьбы. Она надеялась на кого-то в толпе, на кого-то, кто освободит ее. Гиллиам наклонился к ней.

– Не выйдет. Ты никуда не убежишь от меня. Ты моя.

Николь так и накинулась на него: ее глаза сощурились, нижняя челюсть выдвинулась вперед от злости.

– Никогда я не буду твоей, убийца! – Гиллиам почувствовал себя задетым.

– Я не убийца, – возразил он. – Твой отец сам просил меня поднять меч. И даже свой оторвал от пола, приглашая к поединку. Неужели ты предпочла бы, чтобы он сгорел в огне пожара?

– Нет! – выкрикнула Николь, как упрямый ребенок. – Я могла бы его спасти! Ты убил его!

Девушка отвернулась, но недостаточно быстро, и он заметил внезапно набежавшие ей на глаза слезы.

Гиллиам удивился. Он и не предполагал, что его невеста способна на такое чисто женское проявление чувств. Возбужденный шум толпы вывел его из задумчивости, возвестив о появлении недавно избранного аббата. Молодой рыцарь обернулся, желая посмотреть на него.

Маленький, хрупкий, с мелкими чертами лица священнослужитель совсем не походил на человека, способного легко уступить барону. Аббат Саймон по сравнению со своим недавно скончавшимся предшественником был сильной личностью. Ему хотелось освободиться из-под гнета мирских правителей Грейстена, и он использовал свою гордость как щит, а церковный закон как меч.

Рэналф сразу же обратился к нему.

– Час пробил, господин аббат. Мы явились сюда совершить обряд венчания.

Тонкие брови аббата сурово сдвинулись.

– Я отложил церемонию на более поздний срок. Я жду появления здесь Хью де Окслейда. Если вы полагаете, что угроза насилия с вашей стороны что-то изменит, вы ошибаетесь. Более того, ваша попытка принудить меня к совершению незаконного обряда может стать причиной того, что я вообще наложу запрет на союз леди Эшби с вашим братом.

– Дай-то Бог, – прошептала Николь. Рэналф принялся спорить с аббатом, а Гиллиам схватил побледневшую невесту за руку. Крепко держа гарантию получения Эшби в свою собственность, он закричал, заглушая голос брата:

– Служитель церкви! У тебя нет никаких оснований так поступать! Мой вклад в этот союз – деревня Эйлингтон и средства на восстановление Эшби. Это тянет на одну треть того, что у нее есть, если оценить по справедливости, – как раз столько, сколько надо. И если с этим все в порядке, как ты можешь отказываться обвенчать нас!

Аббат угрюмо посмотрел в его сторону.

– Твоим голосом сейчас говорит невежество, свойственное молодости. Церковь имеет право помешать насильственному браку, то есть такому браку, который заключается не в интересах невесты.

– Она находится под моим надзором, я ее господин! – закричал Рэналф. – Я лучше знаю, что для нее хорошо, а что плохо, чем какой-то дерзкий церковник.

Аббат выпрямился во весь рост, скрестив руки на груди.

– Это бессмысленный спор. Она обручена, и ты не можешь жениться на ней милорд. Закон Божий превыше любых земных законов.

– Черт побери! Да не было никакого обручения! – прорычал Гиллиам, и его слова эхом отдались в высоких каменных стенах. – Если бы оно было, тот мужчина потребовал бы своего назавтра после смерти лорда Эшби. Ты же сделал церковное объявление о браке. Где же жених? Разве он явился? Нет. Так что все слова насчет обручения ничего не стоят. Как и твоя спесь.

– Следи за своим языком, – резко одернул его Рэналф.

Гиллиам накинулся на брата, больше не пытаясь сдерживать гнев.

– Нет! Вчера я придерживал язык из уважения к более старшим и мудрым, но теперь с меня довольно. Я не хочу иметь никаких дел с этим церковником, если он относится ко мне с таким предубеждением.

– Тебе от этого никуда не деться, – презрительно бросил аббат Саймон. – Если и впрямь существует договор между де Окслейдом и Эшби, тебе придется уступить замок законному владельцу.

– Я и есть законный владелец. Моими руками перестроена стена вокруг Эшби, по собственному проекту я возвожу новый зал. Я, а не кто-то другой, заплатил налог королю, и люди, в ужасе бежавшие от меня в июне, сегодня с радостью называют меня своим господином, вверяют мне свои жизни.

Пламя гнева разгоралось в душе Гиллиама, он высоко поднял руку Николь, показывая, как крепко он держит ее.