– Да, ты сумел, – сказала Николь, широко улыбаясь. – Кидай мне и посмотрим, сможешь ли повторить еще раз.

Джос направил мяч по столу, не осмеливаясь бросить его. Николь отправила его обратно, старательно целясь, и Джос легко поймал пузырь на лету.

Если Джос не обманул и действительно впервые играл в мяч, то у него была прекрасная реакция. У человека с такими данными наверняка есть большие способности к стрельбе из лука. По крайней мере так всегда считал ее отец. И если у Джоса вдобавок острое зрение и хороший глазомер, то он станет отличным стрелком.

Гиллиам отодвинул еду в сторону.

– Моя очередь, – сказал он, забирая мяч у Джоса и потряхивая им, потом подкинул высоко над столом.

Джос нахмурился, наблюдая за своим наставником, но тем не менее сумел поймать мяч.

– Я поймал! – выдохнул он изумленно. – Я могу!

Гиллиам, потянувшись через стол, потрепал его по щеке.

– Джос, тебе стоит подумать. Оказывается, ты в силах делать то, что и другие мальчики. Может быть, твоя мама ошибалась, сомневаясь в твоих способностях оруженосца?

Мальчик прижал к себе мяч и со страданием на лице посмотрел на своего господина.

– Возможно, – тихо произнес он, словно испугавшись собственного признания, потом поспешил добавить: – Но ведь это единственное, что у меня получается. И ничего другого я не смогу.

– Джос, сможешь, если попытаешься. Все, о чем я тебя прошу, не борись сам с собой, не старайся убедить себя в собственном бессилии. – Гиллиам рассмеялся и встал. – Бери свой плащ, парень, поехали посмотрим, можешь ли ты так же хорошо обходиться с мечом, как с мячом. – Он засмеялся своему каламбуру.

Во дворе громко заржала лошадь и раздались испуганные крики. Тишину серого дождливого дня разорвал треск досок.

– Милорд! – услышали они отчаянный вопль. – Эта дьявольская лошадь ранила Альфреда!

Николь вскочила, но Гиллиам, опередив ее, уже мчался к двери.

– Назад! Ройя, стоять на месте! Все остальные тоже! – скомандовал он.

Николь отнесла эту команду к слугам, но только не к себе. Она побежала за мужем. Если человек ранен, то без ее помощи не обойтись. Выскочив за дверь, она остановилась.

Огромный черный конь бесновался в центре двора. Люди выглядывали из укрытий и не сводили с него глаз. Два солдата оказались словно в ловушке за сломанной телегой. В грязи неподвижно лежал Альфред. Копыта лошади мелькали над ним, но слава Богу, не опускались на его тело.

– Тихо! Всем молчать! – закричал Гиллиам. – Я позову его к себе.

Заложив пальцы в рот, он свистнул, и громкий звук эхом отлетел от высоких каменных стен. Лошадь ответила еще одним пронзительным ржанием, затем встала на все четыре ноги, фыркая и вздыхая. Большие клубы пара вырывались из ноздрей при каждом вдохе животного, конь храпел, его лоснящаяся кожа подергивалась.

Николь смотрела на жеребца со страхом и восхищением. Совершенно черная шкура, мокрая от дождя, блестела, как смазанная маслом. Когда Гиллиам сделал два шага к коню, животное повернуло голову к хозяину. Это был жеребец хороших кровей: огромный, злобный, каким и полагается быть боевому коню Она не могла представить себе Гиллиама на какой-нибудь другой лошади. Они подходили друг другу по своей красоте и стати. Гиллиам еще раз свистнул, уже иначе, и конь повернулся к хозяину.

Альфред тихо застонал и слабо пошевелился. Николь поблагодарила Бога за то, что он сохранил жизнь солдату. Как бы ей хотелось, чтобы бедняга сумел выползти из опасной зоны, из-под железных копыт коня. Альфред подтянул колени, словно именно это и хотел сделать.

Но конь отшатнулся, испуганный движением солдата, и снова напрягся, собираясь подняться на дыбы. Альфред замер точно мертвый.

– Уитас, маленький мой, – нараспев приговаривал Гиллиам, – иди, иди ко мне, детка. Иди.

Огромный конь подрагивал всем телом и, казалось, качал головой, даже не думая подчиниться. Он повернул морду к хозяину, не сходя с места.

– Уитас, мальчик мой, иди, иди же ко мне. Гиллиам еще раз шагнул к коню, снова и снова повторяя ласковые слова, которые звучали как колыбельная, убаюкивающая жеребца. Но пока хозяин приближался к нему маленькими шажками, Уитас как вкопанный стоял на прежнем месте и прерывисто дышал, шумно втягивая в себя воздух, словно проверял, не пахнет ли врагом.

Николь огляделась. Что, если ей попробовать подойти к Альфреду сзади? Конь не заметит ее, и она вытащит солдата из опасной зоны. Решившись на этот отчаянный поступок, Николь проскользнула на то место, откуда удобнее всего было добраться до Альфреда. Девушка думала только о том, как спасти жизнь несчастному.

Дойдя до угла, Николь осторожно выглянула. Гиллиам уже приблизился к коню, но животное все еще стояло как вкопанное. Молясь, чтобы Альфред не шевелился, Николь опустилась на корточки и медленно стала подбираться к нему. Она двигалась очень осторожно, чтобы каким-нибудь резким жестом не испугать коня.

– Николь, – произнес Гиллиам тем же тоном, каким говорил с лошадью, – он встревожен запахом человеческой крови. Уходи.

Николь покачала головой. Его слова только прибавили ей решимости спасти Альфреда. Она опустилась на колени возле плеча раненого, заставляя себя не обращать внимания на огромные копыта с острыми подковами. Голова Альфреда была залита кровью, глаза закрыты, но она ощутила напряжение, исходящее от его тела. Солдат был в сознании.

Медленно и осторожно Николь протянула руку и положила ее на плечо Альфреда.

– Я могу только тащить тебя, – еле слышно проговорила она по-английски, почти не шевеля губами.

Лошадь снова испуганно задрожала и подняла уши, уловив незнакомый голос. Успокаивающий голос Гиллиама опять отвлек Уитаса, и конь сосредоточился на хозяине.

Вцепившись в тунику Альфреда, Николь медленно потянула его к себе. Дюйм за дюймом она вытаскивала солдата из-под огромных копыт Уитаса. Внезапно голова мужчины ударилась о камень, он застонал, и тут же Николь дернула его что было сил, откинувшись назад, не сомневаясь, что сейчас конь ударит копытом.

Она не ошиблась, копыта сверкнули у нее перед самым носом. Николь прикусила язык; вскрикни она от испуга, было бы еще хуже. Она снова с силой потянула Альфреда, думая лишь о том, как вытащить его из поля зрения животного. Два человека, оказавшиеся, как в ловушке, за телегой, помогли ей. Раненый мужчина оказался в укрытии.

Николь обернулась и в тот же миг увидела, как Гиллиам схватил жеребца под уздцы.

– Как только они уведут лошадь в конюшню, мы перенесем тебя в зал, Альфред, – задыхаясь сказала она, тяжело опускаясь прямо на землю. – Дева Мария, мне кажется, все мое нутро осталось там, в грязи.

– Мое тоже, миледи, – хрипя произнес Альфред, – и я вам бесконечно благодарен.

Николь слегка сжала его плечо, и в это время стоявший по другую сторону разломанной телеги Гиллиам позвал конюхов.

– Идите закрепите поводья, я помогу отвести его в загон. Нет-нет, мой мальчик, – сказал он снова всхрапнувшему коню. – Ты дома. Все. Ты дома.

– Вот глупый, – тихо пробормотала Николь. – Только тебе может прийти в голову обращаться с таким диким зверем, как с безобидным домашним животным. – Она проверила глаза Альфреда, пытаясь обнаружить, нет ли признаков сотрясения мозга. Потом облегченно улыбнулась. Слава Богу, ничего серьезного. Из рассеченного лба текла густая кровь.

– Сломана рука, – сказал он, – пытаясь сдержать удар, я выставил ее.

Николь улыбнулась.

– С этим я справлюсь, – ласково пообещала она.

Голос мужа, говорившего с лошадью и конюхом, удалялся.

– Ну что ж, все в порядке, – сказала она двум мужчинам. – Давайте перенесем его в зал.

Как только они положили раненого на стол, Николь подсунула ему под голову свою свернутую накидку, потом послала служанку в кладовку принести все, что надо для перевязки, а Уина отправилась искать две небольшие дощечки для сломанной руки Альфреда. Оказавшись в безопасности, Альфред больше не боролся с собой и, отдавшись боли, впал в забытье.