…Третьего дня, вернувшись в город с дачи, я внезапно застала у Люши в гостях Вашего однодомца — Данилу Александровича[693]. Я его раньше никогда не видала. Что ж, и я присела за стол, и мы провели вместе минут 20 (он торопился на поезд). Признаюсь: впечатление неприятное. Омертвелое чиновничье лицо. Он прекрасно владеет своими лицевыми мускулами. Был благосклонен. Я была очень вежлива. Но имела глупость спросить о доске К. И. Он мгновенно «превратился в пуделя и ушел под кровать», как говорила А. А. Я очень себя ругала.

Мы приняли грустное решение: будем отмечать только 1 апреля — день рождения К. И. — а 28 окт., день смерти, не будем. Юбилей съел не только силы, но и переворошил весь материал — 4 выставки, 5 съемок и вечеров — и Люша более не в силах снова все поднимать.

Дорогая Лидочка!

Сегодня 28-е, день смерти Корнея Ивановича. Зная, что Вы не отмечаете теперь этот день, телеграммы не послали, но — помним и мыслями, как всегда, с Вами и Люшей.

Мы счастливы, что удалось побывать в Москве, трижды повидать Люшеньку, два раза — Вас. Огорчены, что не побывали на могиле.

В Ленинграде меня ждало Ваше письмо, опущенное в ящик в день нашего отъезда из Питера.

Отвечать, кажется, уже не на что, обо всем поговорили. Скажу только несколько слов о человеке, который и мне, и Вам не нравится, а Люшу чем-то привлекает. Все, что Вы написали, включая уползающего под кровать пуделя, — до последнего штриха точно.

На днях я встретил его на лестнице, мы доставали почту из наших ящиков. Он сказал мне, что был у Люши и видел Вас. Потом оглянулся и сказал:

— Скажите, А. И., вы должны знать: на какой почве поссорились А. А. и Л. К.?

— Если вы читали книгу Л. К., Вам должно быть известно, что этого не знает сама Л. К.

— Неужели она даже не делала попыток узнать?

— Насколько мне известно, нет.

Я пошел к выходу, он — наверх. И сверху крикнул:

— А вы бы стали пытаться?

Кто в нем говорит: художник, душевед или, наоборот, душегуб — не знаю.

Кстати, об А. А. Работая вчера над своими старыми записными книжками, я наткнулся на цитату из С. П. Жихарева: «Бог посетил меня с Новым годом и новым горем».

Что это — совпадение? Или застрявшие в памяти и ставшие своими слова (как это нередко бывает)?[694]

Читаю В. В. Иванова «Чет и нечет»[695]. Ох, ох! Дело не в том, что трудно, а в том, что не радует. Точные науки запятнали себя (для меня во всяком случае) в тот момент, когда появились на свете атомная и водородная бомбы. Кибернетика и астронавтика в этом не повинна, но у меня и к ним отношение — не дружеское.

Дорогой Алексей Иванович. Да, впервые за 13 лет не было нашего траурного собрания 28/X.

Разговор на лестнице — прелесть. Я не думаю, чтобы это был вопрос душегуба — это просто любопытство обывателя, которого во всей книге заинтересовало самое неважное, но дающее повод почесать язык.

…А «отмененное» 28-ое было очень трогательно. Я приехала накануне, как мне и полагалось. Обычно в этот день я бываю на могиле в 2 ч. ровно — К. И. скончался в 2 ч. 10 м. дня. На этот раз я была в 4. Обе могилы были устланы цветами, а на скамье лежала записка мне — с фамилиями всех, кто был.

Когда я вернулась домой — на крыльце и даже в почтовом ящике лежали цветы.

По поводу книги «Чет и нечет». Я ее не читала, потому что ничего научного читать не в состоянии (даже в прекрасной книге Л. Я. Гинзбург мне неприятны «функция», «структура» и «система»), У Вячеслава Всеволодовича Иванова интереснейшие воспоминания о Б. Л., об А. А., вообще он редкостно много знает и понимает. Но о его «научных изысканиях» не сужу. Вообще не люблю, когда к человеку или к искусству подходят «научно». Однако с Вашей нелюбовью к точным наукам вообще — я не согласна. Герцен писал, что все зависит от того, кем и как наука употребляется, в чьих она руках, с какой целью ею пользуются. Согласитесь — без точных наук невозможны были бы те чудотворные медицинские операции, которые сейчас совершаются. Да и вообще многое благо было бы невозможно. А что люди, вместо благ, создали бомбу — наука ли тому виною?

Здесь очень пышно и, говорят, очень мертво прошли вечера М. И. Цветаевой. Опубликованы 5 доселе неизвестных ее стихотворений. Из них мне понравилось одно:

Впрочем, Вы, наверное, это уже и сами прочли — «Нева», 82, № 4.

Насчет совпадения Ахматовой с Жихаревым ничего не могу сказать. Ведь эти два го в ее первой строке — они кажутся такими естественными, что удивляешься: как это ты сам так не говоришь? Они как поговорка. Она могла и запомнить бессознательно, и сама воскликнуть.

PS. Мне вдруг пришло на ум: вот и Вы и я так хотим и так уговариваем Александру Иосифовну написать воспоминания… А может быть, это лучше, что она их не пишет? У нее память отличная, и литературность, владение пером, наличествует — но ведь не память, упрямство в ложных представлениях — тоже. Она, напр., сейчас молится на Т. Гр. и столь многое о ней помнит. Но она не помнит, как, незадолго до начала болезни Т. Г., начала пикироваться с нею в письмах (Туся мне эти письма читала), довела дело до ссоры — и угомонилась только тогда, когда узнала от меня, что у Туси — рак. Этого я ей никогда не напоминаю, но ведь и она никогда, ни разу, не сказала мне: «Как я перед Тусей была виновата». Она просто этого уже не помнит, а напомнишь ей — откажется.

PPS. Известно ли Вам, что наш общий Благодетель болен[697], лежит в больнице, перенес тяжелую операцию колена и ему предстоит больница еще полгода? Я получила от него письмо, очень мужественное, но все-таки горькое и очень огорчилась сама.

Дорогая Лидочка!

Вчера был у нас Леонид Петрович — с костылем, как Грушницкий на водах. Ему уже лучше, костылем он пользуется, как пользуются лонжей акробаты в цирке. Для страховки. Но ходит все-таки сильно хромая.

Больница его не тяготила (как никогда не тяготила она и меня в его возрасте).

_____________________

Все, что Вы пишете об Александре Иосифовне, — очень верно. Я помню, как она — совсем незадолго до болезни Тамары Григорьевны — поносила ее последними словами. И помню, как удивило это Элико (которая только что познакомилась с нашей прелестной Тусей и была очарована ею).

_____________________

Лидочка, мы тут как-то с Вами поспорили: может ли черный цвет быть ярким (так кажется)? Я говорил, что черного цвета нет, что это отсутствие цвета. Разговор был в связи с Вашей Цветаевой. И вдруг читаю Цветаеву — о Гончаровой, художнице, и натыкаюсь на такие слова:

«В Испании Гончарова открывает черный цвет, черный не как отсутствие, а как наличность. Черный как цвет и как свет».

Склоняю повинную голову. Да, бывает. Как цвет и как свет.

Специально выписал цитату, чтобы перед Вами повиниться.

Дорогой Алексей Иванович.