Ардан Ангадыкович Маркизов — коммунист с 1920 г. После окончания сибирских шестимесячных курсов командно-политического состава работал сотрудником оргинструкторского отдела Иркутского губкома РКП (б) и затем в августе 1920 г. был также откомандирован в распоряжение Интернационального отделения Политотдела 5-й армии.

Гашек получил указание от ЦК РКП (б) подобрать переводчика на бурятский язык на месте. Он решил привлечь для цели Иннокентия Ивановича Тунуханова, в прошлом делегата Учредительного собрания, в то время жившего в Алари.

Националисты и эсеры Алари старались перетянуть Тунуханова на свою сторону, так как Иннокентий Иванович был очень популярен в бурятских улусах. Поэтому они в свое время и выдвинули Тунуханова делегатом в Учредительное собрание, рассчитывая иметь своего сторонника среди крестьянства Бурятии.

Получив задание разыскать Тунуханова, в Аларский ревком прибыл Маркизов.

…Утром по лестнице дома, где находился ревком, поднимался ладно скроенный молодой бурят небольшого роста в темно-коричневой кожанке с новыми, хрустящими ремнями. Это и был Маркизов. Как раз в это время я выходил из ревкома и, скатившись с лестницы, чуть было не налетел на гостя.

— Стой! Куда бежишь? — спросил приезжий. — Ты комсомолец?

Я утвердительно кивнул, а затем рассказал, что ревком поручил мне составить список домохозяев, у которых имеются излишки хлеба.

— Ну-ка, комсомолец, давай поговорим о деле, — сказал Маркизов.

Мы вышли во двор бывшей управы, сели на широкую сосновую скамью. Разговор шел о Тунуханове. Маркизов попросил помочь найти его.

От родственников я знал, что Тунуханов находится в улусе Улзетуй. Мне дали коня, и я отправился к Тунуханову. Узнав о цели моего приезда, он обрадовался и пригласил меня в дом.

Под вечер мы тронулись в Аларь: Тунуханов — на своей бричке, запряженной пегим мерином, я — на верховой лошади Маркизова.

Через час остановились у ворот ревкома. Маркизов пригласил Тунуханова в кабинет. Говорили они долго.

Вскоре Маркизов и Тунуханов выехали в Иркутск. Тунуханов был зачислен на должность инструктора-агитатора Интернационального отделения н стал заниматься переводом материалов для бурятской газеты «Ур».

В первом номере от 7 августа 1920 г. была опубликована статья А. Маркизова «Трудящаяся беднота бурятского народа». Специально для этой газеты Гашек тоже написал несколько статей. В письме своему товарищу, чеху Салату, от 17 сентября 1920 г. Гашек сообщал:

«Пишу все статьи, Не пугайтесь, не по-монгольски, по-русски — у меня есть переводчики».

В бюллетенях Политотдела за август 1920 г. подготовке первого номера газеты «Ур» придавалось большое политическое значение. Печаталась она на монгольском и русском языках тиражом 2500 экземпляров.

Трудно переоценить ту роль, которую сыграл Ярослав Гашек, работая в газете «Ур» и занимаясь выпуском литературы на бурятском языке, учитывая огромную тягу трудящихся масс к партийной и советской литературе, к культуре и просвещению, интерес ко всему новому и передовому, рожденному революцией. В конце ноября 1920 г. Ярослав Гашек уехал на родину.

После отъезда Гашека из Иркутска Тунуханов получил направление на работу в первую аларскую советскую школу II ступени. Партячейка в улусе встретила его дружески. Тунуханов привез из города подшивку газеты «Ур». Обращался он с газетами очень бережно, осторожно их складывал и прятал после того, как давал кому-нибудь почитать.

Тунуханов любил молодежь. Летом мы ходили с ним купаться на реку Голуметь. Подолгу беседовали. Учитель рассказывал нам о своей работе в газете, об Иркутске, о Гашеке, о его скромности, манере говорить просто и понятно о самых сложных вещах. Он советовал нам, молодым, разъясняя политические вопросы, брать пример именно с таких прирожденных пропагандистов, как Гашек.

Наступил 1922 год. Многие наши комсомольцы уехали из Алари в различные районы губернии — кто на учебу, кто на работу.

Почти во всех улусах ячейки РКСМ выросли количественно за счет приема в комсомол улусной молодежи, детей бедняков и середняков. Значительно выросла аларская комсомольская организация. В нашей ячейке Анатолий Махачкеев и я стали уже ветеранами.

В Аларский ревком, школу и советские учреждения пришли новые кадры. Из первых коммунистов в Алари остались школьный сторож Петр Усольцев, заведующий медицинским пунктом Антон Назаров и кооператор Соктон Дармаев.

В Черемховском уезде стало спокойнее. Остатки разгромленных бандитских отрядов укрылись в тайге и не проявляли особой активности. Но учеба в отрядах ЧОНа продолжалась. Все коммунисты и комсомольцы были вооружены. Аларь охранялась силами волостной милиции и активистов, да и все население готово было по первому зову выступить против бандитов.

Как-то в январе к Петру Усольцеву приехал в гости его старый друг и однополчанин. Они пригласили меня пойти с ними на охоту. В то время вокруг таежных селений развелось много зверья и птицы. Местные охотники боялись бандитов и не выходили в одиночку на промысел.

Организацию и сбор голуметских охотников взял на себя друг Усольцева, аларских — мы. Три охотника из Голумети, бывалые партизаны, захватили с собой винтовки, а Усольцев — винтовку и пистолет.

Собирались поохотиться на зайцев, глухарей и косуль. Мы выехали в направлении села Яньга. Дорога туда проторенная, ехать верхом легко. По пути решили попытать счастье и утром соорудить загон на косуль. На ночлег свернули в таежную заимку. Ночью ударил сильный мороз. Я пристроился на печи, как раз напротив окна, выходящего во двор. Отсюда было слышно все, что делается на улице. Услышав конское ржание, я вышел посмотреть свою лошадь. Подбросив корм коню, направился в избу. Только взошел на крыльцо, слышу скрип саней. Обернулся и вижу: по дороге, ведущей в Яньгу, тянется большой обоз. Кто бы это мог быть? Таежники… Но обоз слишком велик. «Бандиты… удирают в Монголию», — подумал я.

Бегом бросился в избу, бужу Усольцева. Но тот спросонья обозвал меня паникером. Я разозлился, вернулся на свое место на печи и вскоре задремал.

Проснулся от конского топота. Спрыгнул с печи и опять бужу Усольцева. В этот момент открылась дверь, с улицы хлынула волна холодного воздуха. В дверном проеме — дула винтовок. Раздался окрик:

— Руки вверх!

Усольцев с наганом встал за печкой, остальные укрылись за лавками.

Через открытую дверь в избу порвались вооруженные люди. Среди них я узнал молодого человека, который приезжал к нам в Аларь месяца два назад проверять, как идет учеба в ЧОНе. Я крикнул с печи:

— Анатолий, мы — свои, из Алари!

Раздался хохот и возгласы:

— Черти! Своих не узнаете!

Потом выяснилось, что это отряд из Черемхова преследует банду, уходящую по яньгинской дороге в сторону Монголии.

Усольцев решил присоединиться к нему. Отряд из шестидесяти бойцов пополнился двадцатью семью охотниками.

На наших лошадей посадили бойцов, а мы пересели в сани. Меня назначили старшим «санного воинства». Началось преследование.

Банда в это время вступала в Яньгу, расположенную в большой котловине между тайгой и рекой. Через село проходила дорога в сторону Саянских гор и далее в Монголию, куда бандиты и направлялись.

Командир нашего объединенного отряда принял решение окружить село с трех сторон. Шестьдесят кавалеристов во главе с командиром поскакали в обход, чтобы перекрыть дорогу. Дорогу на окраине села было поручено охранять нам, охотникам. Мы должны были имитировать атаку в то время, когда кавалеристы прорвутся в село.

Из засады было слышно, как белые свирепствуют в центре села. Пылала изба, раздавались глухие винтовочные выстрелы, плач, женский крик. Мы двинулись цепью по открытой местности. Дойдя до крайних изб, залегли в снег, ожидая сигнала кавалеристов.

Наконец с противоположной стороны села послышалась сильная стрельба. Охотники также открыли огонь. Словом, шума наделали много. Преследуемые кавалеристами, бандиты бросились в тайгу.