Литмир - Электронная Библиотека
A
A

10/22 ноября 1896. Воскресенье.

До литургии было крещение десяти человек из Асакуса и Хонго. За литургией, во время проповеди, вошли в алтарь сначала Сергей Васильевич Муяки, путешественник, гвардейский офицер, потом один офицер с «Мачжура», ныне стоящего на рейде в Иокохаме, и просили отслужить панихиду по их родным, почему я сказал хору остаться после креста; и панихида по–японски с моими лишь возгласами по–русски была отслужена. После креста Анна Эрастовна, жена поверенного в делах Шпейера, просила завтра в одиннадцать часов отслужить панихиду по Вендрихе; соберутся на нее все русские; я обещал, — После обедни зашли ко мне Сергей Васильевич Муяки с женой Анной Львовной; пожертвовали на Миссию 100 ен. Кроме того, Муяки предложил купить дом в Оцу, где перевязана была рана Цесаревичу в 1891 году, давая на это 3000 рублей. Я сказал, что едва ли за эту сумму можно приобрести дом; впрочем, предложил ему самому побыть в Оцу, посмотреть дом, поговорить о покупке его (конфиденциально) с о. Симеоном Мии, священником Кёото, в ведении которого и намеченное для открытия проповеди в Оцу; дал адрес о. Симеона; советовал вместе с ним отправиться в Оцу. Это была бы особенная милость Провидения, если бы можно было купить дом с землею под ним, потом построить здесь Церковь, которая служила бы и для местных христиан, когда оные образуются, и для прославления благости Божией за явленное чудо — избавление нашего возлюбленного Цесаревича, ныне благополучно царствующего нашего дорогого Императора.

В три часа было бракосочетание Емильяна Хигуци с Акилиной Тоохей. Дождь лил все время с одиннадцати часов, ни на секунду не переставая, как льет до сих пор, — одиннадцать часов ночи; тем не менее на бракосочетальное богослужение, по обычаю, собралось столько христиан, сколько и к обедне не приходит. Емильян Николаевич, как знающий русские православные обычаи, по окончании Таинства прикладывался вместе со своей супругой, которой, должно быть, заранее внушил это, к иконостасным иконам. Хорошо, если этот обычай войдет здесь. Когда по выходе из Церкви пили чай у меня, я благословил веселье новобрачных (их домашний пир) бутылкой русской наливки, одной из тех шести бутылок, которые сам же Емильян Николаевич в прошлом году привез мне из России от сотрудника Миссии в Санкт–Петербурге, моего товарища по Академии, протоиерея Ивана Ивановича Демкина, — его домашнего изделия.

11/23 1896. Понедельник.

Классов не было, ибо японский национальный праздник. В одиннадцать часов русские собрались в Соборе, и я отслужил панихиду по рабе Божием Георгии Вендрихе в сослужении с о. Романом Циба, диаконом Стефаном Кугимия и полным хором певчих. На панихиде был, между прочим, адмирал Энгельт с женой и дочерью, после двадцати пяти лет служения в Приморском крае. В первый раз я видел его и познакомился тридцать три года тому назад в Хакодате, когда он был командиром небольшого военного судна, потерпевшего крушение у города Ямада, на восточном берегу Ниппона, где был похоронен на островке, у берега, умерший из его команды матрос. Наши христиане в Ямада теперь помнят этого покойника и творят молитву о нем. Энгельт попросил показать ему школы, ибо он помнит мою маленькую школу русского языка в Хакодате, которую я ему тогда показывал.

Посадили сегодня три вистерии у ограды, по правую руку от дверей соборных: одну с одной стороны, две вместе с другой, чтобы составляли навес над скамейками, которые будут сделаны под ними, в пользу посещающих Миссию. В летние жары скамейки под тенью будут немалою отрадою.

Был христианин из Кесеннума и с ним язычник; христианин молодой, язычник постарше, опытней, хорошо знакомый с Токио, и потому руководящий христианином, в первый раз прибывшего с ним сюда, — оба по делам своей торговли. О делах нашей Церкви в Кенненума язычник говорил мне больше, чем христианин; симпатичным он мне показался очень, и стал я убеждать его сделаться христианином, стал говорить об истинном Боге, о пути спасения; минут пятнадцать проговорил, — и от всего сердца; смотрю, однако, беспокойно оглядывается мой слушатель; наконец, наметил шапку, схватил ее, — «а что, у нас здесь больше нет дела?» — обращается к христианину и встает проститься. Мелькнул у меня в воображении кум Демьянов, «схвативший в охапку кушак и шапку», хоть я вовсе и не был Демьяном. Что будешь делать? И вот таких японцев больше всего в Японии: люди добрые, симпатичные и в поведении, пожалуй, неукоризненные, но спит высшая сторона, составляющая подобие Божие, «дух»…

12/24 ноября 1896. Вторник.

Вследствие недавнего письма к о. Павлу Морита, что если в продолжение двух месяцев в Такамацу у проповедника не завяжется никакого дела, то его нужно будет перевести в другое место, — убийственно длинный ответ от о. Морита и письмо проповедника Фирмина Ооцуки, что в Такамацу один крещен, один перешел в протестантство, новые слушатели есть, ревнители о Церкви — старые христиане, временно живущие там, есть, — две семьи, из коих одна — дочь врача Моисея Оота из Хамамацу со своим мужем, с детства благочестиво воспитанная (вероятно, Феодора, которую и я знал за очень благочестивую девицу) и прочее, и прочее. В таком случае: конечно, не может быть и речи о взятии оттуда Фирмина, но отчего же он ранее обо всем этом ни слова? Стало быть, Такамацу вовсе не такое безнадежное место для проповеди, как им его всегда представлял Василий Таде, старейший из катихизаторов, но, как видно, и ленивейший из них, — с Собора по Собор — год там ровно ни на волос ничего не сделавший.

В Хакодате число учащихся мальчиков и девочек в нашей школе постепенно убывает по причине увеличения числа школ в городе, но число девиц и молодых женщин, обучающихся шитью у нас, все более и более возрастает, потому что добрая нравственность их во время отлучки из дома не только не поставляется в опасность, а напротив, укрепляется христианским учением, которое преподается им кроме шитья. И потому о. Петр Ямагаки просил нанять еще учительницу шитья — христианку. Я ответил, что он может сделать это на плату, взимаемую за уроки шитья. Он ныне пишет, что на сию малую плату покрываются разные другие расходы по школе, и просит, по крайней мере, 4 ены ежемесячно на наем учительницы. На это я послал согласие.

13/25 ноября 1896. Среда.

Вчера лишь только принял некоего Сато, молодого чиновника из Миядзаки (родом из Оита), желающего спросить о вере, как подают бумажку с надписью «Иван Станков». Велел войти, поспешил посадить, боясь, по его приемам, чтобы он не бросился в ноги. Милости просит: «Работал по слесарной части на строящейся в Приморской области железной дороге, захворал, прислали в Японию, ибо во Владивостоке стало очень холодно; поправился в Нагасаки, прибыл в Иокохаму, и теперь ни гроша денег; хотел бы отправиться в Канаду, чтобы там найти заработок, — средств нет, Иокохамский консул не хочет оказать никакой помощи: затопал ногами и прогнал; помогите!». Показал паспорт, рассказал еще, что уехал на заработок в Приамурье от несчастной жизни дома, в Варшаве, женат на польке, которая бросила его и живет с другим; друзья советовали исколотить ее до увечья, — ушел, чтобы убежать от преступления. Чем ему помочь? Сказал пока, чтобы пришел сюда пожить; в Иокохаме он платит жиду за ночлег 30 сен и ходит день голодным; здесь хоть по–японски будет даром есть; а там увидим, что дальше делать. Сегодня утром явился из Иокохамы с своим тощим чемоданом, и сегодня водворен в Миссии.

Наше Женское благотворительное общество, состоящее при Женской школе, праздновало десятилетие своего существования. Собрало и истратило на дела благотворения за это время 1050 ен 59 сен 9 рин 6 мон. Председательница общества Елисавета Котама, инспектриса Женской школы, напечатала подробный отчет брошюрой, которую сегодня и мне доставила. Благодарение Богу и за это!

122
{"b":"223770","o":1}