Критический месяц подходил к концу. За сверкающей туманностью пространство постепенно багровело, потом вдруг полыхнуло синим, и мы оказались в кольце мерцающей мглы, разорванной на клочки, точно облака в бурю.

Именно здесь, в недрах «черепа», мы наблюдали колоссальную вспышку неведомой звезды. Катастрофа разразилась уже тогда, когда мы оставили эту звезду позади на расстоянии нескольких земных орбит.

Звезда взорвалась. Раскаленная масса сброшенной оболочки медленно отдалялась от огненного горнила, но мы знали, что скорость ее равна нескольким сотням километров в секунду.

— Когда свет ее долетит до Земли, астрономы зарегистрируют появление еще одной Новой, — произнес задумчиво Вася. — Если бы они знали, что мы находились так близко от этого чуда!..

— Да, нам чертовски повезло, — согласился я исключительно для того, чтобы рассеять тоскливое чувство, которое охватило всех при упоминании о Земле.

— Нам повезло вдвойне, — бросил после долгого молчания Манго. Он выдавил из себя улыбку. — Подумайте, что бы случилось с нами, если бы звезда устроила свой фейерверк немного раньше! Куда удобнее изучать огонь при помощи спектроскопа, чем соваться туда самому…

Мы попытались объяснить катастрофу звезды. Несколько дней мы до хрипоты спорили, пока наконец не приняли гипотезу Васи: космос пульсирует. Огромные раскаленные солнца извергают свою материю в пространство. Из этого вещества рождаются новые планеты и другие космические тела. Спустя определенное время, повинуясь неизученному закону Вселенной, выброшенная материя возвращается вновь на породившие ее солнца. И снова взрыв — начало новой пульсации.

— А может быть, тот же самый процесс происходит и в более обширных масштабах? — неожиданно задал вопрос Манго. — Может, подобным же образом пульсирует вся звездная система Млечного Пути? Может быть, все окружающие нас звезды опять возвратятся в раскаленное сердце Галактики и в результате ее взрыва образуются новые миры? И так снова и снова? Короче — пульс бесконечности!

Благодаря этим горячим научным спорам мы временами забывали даже о том, что неуклонно отдаляемся от родной Земли, не имея ни малейшей надежды на возвращение.

И только, склонясь над страницами дневника, я размышляю о нашей трагической судьбе. Меня по-прежнему не оставляет мысль, что мне известно, должно быть известно средство, как преодолеть эту роковую ошибку, которая нас вышвырнула в бездны космоса. И кажется, я уже напал на след. Перечитывая написанные строки, я чувствую, что тайна нашего спасения скрыта в папке, о которой я столько раз упоминал во время болезни, но в папке ведь только фотографии моих детей…

Да-да, конечно, теперь все ясно! Новые расчеты, которые вскрывали ошибку в конструкции и мощности гравиплана, я записал на обратной стороне фотографии. Помнится, ничего иного у меня не оказалось в тот момент под руками. И почему только я в Африке не взглянул на обратную сторону снимка?!

Но в чем состояла ошибка? Что же я записал тогда на снимке? Не остается ничего другого, как снова вернуться в прошлое и терпеливо, шаг за шагом разматывать клубок воспоминаний.

На чем же я остановился? Ах, да! Из Африки меня послали домой, проститься с Эвой перед полетом в космос. К дому меня привел Манго, а сам исчез.

Я смотрел на Эву, и мне казалось, будто сквозь непроницаемую пелену тумана пробивается солнце.

— Скажи, кто же я: редактор или профессор?

— Я словно предчувствовала это, словно знала, — торопливо заговорила Эва. — И что тебе вздумалось вернуться к этому несчастному дому «У двух горлиц»? Уж, конечно, это все Петри, негодный сорванец!

— Петри ни причем, — оправдывал я сына. — Вернуться мне туда было необходимо. Я бессознательно шел к Пегасу за тем, чего он меня лишил: за памятью. Разумеется, я не предполагал, что, вернув прошлое, потеряю настоящее.

— А я этого и боялась. Ты даже не можешь себе представить, что со мной было, когда перепуганные насмерть ребята примчались домой и сознались, что, несмотря на мой запрет, они привели тебя к дому «У двух горлиц» и каким-то образом потеряли. Я винила во всем только себя. Ведь я часто рассказывала нашим ребятам о своей работе. А недавно наши сотрудники из музея-заповедника сообщили, что в доме Дитценхофера на Ностицовой улице погреб в одном месте провалился в неизвестную подземную галерею. Провал обнаружили в том самом доме, в который ты вошел здоровым, а вышел, лишившись памяти.

Доктора Кржижека, или Пегаса, я заподозрила еще в тот раз, в 1957 году, когда он привел тебя в кафе «У художников», где я два часа ждала твоего возвращения. По словам Пегаса, ты вдруг во время беседы потерял сознание, а потом, очнувшись, не мог понять, где ты и что ты. Это как будто походило на правду, потому что ты и на меня смотрел как на незнакомую и все время повторял: «Кто я такой, что вы со мной сделали?»

Я настояла на расследовании. Расследование ничего не дало, и Пегаса оставили в покое. Даже врач не сумел установить причину твоей болезни, но из санатория ты приехал здоровым, хотя память о прошлом к тебе так и не вернулась.

Теперь ты понимаешь, почему мне не хотелось ходить с тобой на прогулки в заповедник Малой Страны, хотя после того случая прошли годы.

Открытие тайной галереи в доме Дитценхофера мне снова напомнило Пегаса, и подозрительный случай в его доме. Нет ли какой-нибудь связи между тайником и событиями 1957 года?

Я распорядилась подготовиться к обследованию этого места и за день до начала работ рассказала о таинственной галерее нашим ребятам. О событиях, связанных с Пегасом, я им не говорила.

А теперь представь себе, что я пережила, когда ребята стали мне рассказывать, как они отправились с тобой на свой страх и риск изучать галерею, как по веревочной лестнице спустились в таинственное подземелье, проникли в какую-то лабораторию и нашли там мертвого человека!

Во время рассказа Эвы я не мог оторвать глаз от нее.

— Да-да, теперь вспоминаю, теперь мне действительно все ясно! — воскликнул я внезапно. — Мертвый человек в подземелье нас страшно напугал. Когда я хотел выяснить, дышит он или нет, то обнаружил запечатанное письмо. На конверте было написано: «Внимание! Не открывать до 1975 года!» Я осторожно разорвал конверт и быстро прочитал письмо. Вначале человек сообщал, что после многих разочарований и многолетних тщетных опытов он решился на последний смелый эксперимент. Он искусственным образом устроил себе клиническую смерть, смерть в особой защитной среде. Специальный часовой механизм должен был в 1975 году вернуть его к жизни… Дальше я не читал. Срок прошел, механизм сработал, но, может быть, еще не поздно?..

— Я останусь здесь на случай, если этот человек очнется, — сказал я мальчикам. — Сбегайте в ближайший дом и вызовите «Скорую помощь».

Мальчишки убежали, а я стал осматривать странную лабораторию. И вдруг все мне показалось здесь знакомым, я ощутил легкую боль в голове и потерял сознание. Благодаря этому нервному шоку ко мне вернулась потерянная некогда память. Все счастливые годы, прожитые с тобой, подернулись непроницаемой пеленой. Зато я тотчас же понял, что именно тут Пегас при помощи электрического разряда погрузил меня в глубокий обморок. Мне даже показалась, что это случилось всего минуту назад. В спящем человеке я узнал Пегаса. И, сам того не сознавая, во второй раз отреагировал точно так же, как и в первый раз, когда нашел его, не узнавая, с ребятами. Я попытался привести его в чувство. Теперь мне понятно также, почему, когда я спустя час вернулся о подземелье, Пегас исчез. Пока я тщетно разыскивал врача, Пегаса увезла «Скорая помощь», вызванная Петриком.

— А ребята бросились домой — сообщить, что вы нашли в подземелье, — добавила Эва. — Я тотчас же поспешила па Ностицову улицу, но слишком поздно! Тайник Пегаса был пуст. Сначала я предположила, что ты уехал вместе со «Скорой помощью» в больницу. Оттуда мне ответили, что тебя не видели, но что я должна как можно скорее явиться в больницу, так как у них есть для меня важное известие.