Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Разумеется, текст заготовленного выступления Юрия Федоровича на пресс-конференции был не в единственном экземпляре. Мы продолжили путь к дому Турчина, и тут я с удивлением обнаружил, что огревший меня книгами мужик идет рядом с нами. Не успел я возмутиться наглостью гэбэшников, как выяснилось, что человек с круглым лицом – это Женя Николаев[27], с которым мы до сих пор не были знакомы и взаимно приняли друг друга за чекистов. Он долго извинялся и чувствовал себя неловко. Я был на него не в обиде и только жалел, что он ошибся в выборе цели.

Петр Григорьевич Григоренко и остальные члены будущей Рабочей комиссии уже были у Турчина. Я сделал последнюю и безуспешную попытку уговорить Петра Григорьевича и остальных членов комиссии изменить длинное и неудобоваримое название «Рабочая комиссия по расследованию использования психиатрии в политических целях» на короткое и выразительное «Психиатрический контроль». Некоторые со мной соглашались, но спорить с Григоренко никому не хотелось, да и времени на это уже не было.

Приехали Андрей Дмитриевич Сахаров с Еленой Георгиевной Боннэр, другие члены Хельсинкской группы. В оставшееся перед пресс-конференцией время они решили обсудить приготовленные документы, в частности, заявление от имени группы ее руководителя Юрия Орлова. Дальнейшее если и не повергло меня в шок, то вызвало крайнее изумление.

Дело же было в том, что Орлов в своем заявлении обращал внимание мирового сообщества не только на опасность нарушений прав человека в СССР, но и на исходящую от СССР военную угрозу. Эти две проблемы в заявлении Орлова увязывались воедино очень логично и совершенно естественно. Всем было понятно, что так оно и есть на самом деле (а три года спустя советская интервенция в Афганистане это подтвердила). Но против выступил Сахаров. Он предложил исключить из заявления слова о военной угрозе, потому что «это не наша тема». Андрей Дмитриевич считал, что не наше дело лезть в международную политику и военные вопросы. Меня покоробила не столько сама по себе странная точка зрения Сахарова, сколько предложение изменить текст Орлова без его согласия. Тем более что он в это время не прогуливался где-нибудь в свое удовольствие, а был на допросе в прокуратуре. Я даже что-то робко возразил, но меня никто не услышал.

Сахаров не был членом группы «Хельсинки», но с его мнением считались. К тому же Елена Георгиевна Боннэр членом группы была и точку зрения Сахарова вполне разделяла. Я с ужасом смотрел, как кромсают текст в отсутствие автора. Остальные, как ни странно, не возражали.

Западных корреспондентов пришло много. В квартире стало тесно и душно. Советские журналисты на домашние пресс-конференции диссидентов никогда не приходили, хотя ТАСС и АПН мы, как правило, извещали.

В конце пресс-конференции журналистам сообщили о создании сегодня в рамках Хельсинкской группы Рабочей комиссии по психиатрии. Это был красивый жест. В ответ на репрессии Хельсинкская группа создает специальную организацию по животрепещущей теме. Клин клином, ударом на удар!

В комиссию вошли четыре человека – Слава Бахмин[28], Ира Каплун, Феликс Серебров и я. Кроме того, было объявлено о трех консультантах: по правовым вопросам – Софья Васильевна Каллистратова; консультант от Хельсинкской группы – Петр Григорьевич Григоренко и консультант-психиатр – тут все застыли в напряженном внимании, и в комнате повисла пауза – его фамилия не объявляется. Это было очень необычно для диссидентского движения, но согласившийся консультировать Рабочую комиссию психиатр Александр Волошанович не был тогда готов к публичному противостоянию с властью.

Создание Рабочей комиссии по расследованию использования психиатрии в политических целях было замечено зарубежной прессой. Об этом сообщили все вещающие на русском языке зарубежные радиостанции. Мы стартовали под аккомпанемент сочувственных сообщений западной прессы – в ответ на обыски и допросы московские диссиденты усилили свою активность.

Поле такого вдохновляющего старта предстояло многое сделать. Многое – и за короткий срок. Каждый из нас уже тогда понимал, что времени на свободе нам отпущено, скорее всего, совсем немного.

Поездка в Сибирь

Я разрывался. Как можно бросить новорожденное дитя – только что созданную Рабочую комиссию – и ехать куда-то в Сибирь? Хотелось немедленно приступить к работе. Но ничего не поделаешь, обещал – надо ехать. На работе я поменялся кое с кем дежурствами, уговорил старшую медсестру изменить мне график и таким образом освободил себе две недели.

С Аликом Гинзбургом мы обговорили поездку, он снабдил меня деньгами на дорогу, отдельно дал деньги, продукты и теплую одежду для ссыльных. Получился внушительных размеров 25-килограммовый рюкзак и еще сумка через плечо. Кто-то дал мне на время унты и меховую куртку, так что я был экипирован по полной программе. Мне предстояло навестить Юрия Белова в психбольнице в Поймо-Тине Красноярского края, Александра Болонкина в ссылке в Бурятии и несколько ссыльных в Томской области: Вячеслава Петрова в Среднем Васюгане, Андрея Коробаня и Юрия Федорова в Каргаске, Владимира Гандзюка и семью Виктора Чемовских в Подгорном, Павла Кампова в одном из поселков тоже в Томской области. Всех надо было успеть повидать за десять дней, поэтому темп моей поездки обещал быть бешеным.

Вечером 6 января я вылетел из Москвы и через пять часов полета на Ту-154 был в Красноярске. Еще час полета на местном самолете до Канска. Оттуда до психиатрической больницы, где находился Юра Белов, еще сто километров, из них семьдесят – по Московскому тракту, и дальше автобусом, который ходит точно не по расписанию. Местные жители объясняли мне так: «Если не пьян шофер, если не сломана машина и если не замело дорогу, то очень может быть, что автобус и поедет». Зависеть от стольких случайностей не хотелось, и я взял такси. Дорогу местами действительно замело, но таксист попался опытный, и через пару часов я уже просил дежурную медсестру приемного покоя психбольницы вызвать на свидание моего брата Юру. Дежурная привела Белова, который, мгновенно сориентировавшись, даже как бы с некоторым раздражением начал громко меня упрекать, что я так редко его навещаю. Мы проговорили весь вечер.

Юра Белов был тертый волк, за его плечами было две судимости за антисоветскую деятельность, мордовские политзоны, Владимирская тюрьма, Сычевская спецпсихбольница. Здесь, в Поймо-Тине, его не гнобили, врачи не зверствовали. Тем не менее на следующий день я все-таки поговорил с его лечащим врачом, а затем и с главным врачом больницы. Разговор был натянутым, говорить о Белове они со мной не хотели и всячески порывались прервать беседу. Чуть позже выяснилось, что с утра к ним приезжал сотрудник местного КГБ, который предупредил, чтобы они со мной не откровенничали, потому что я «оппозиционер из Москвы и сторонник Сахарова».

Вечером ехать было некуда, и я остался в психбольнице. В таком положении я был не один. Администрация больницы выделила для родственников пациентов одну огромную палату с множеством больничных коек, каждую из которых сдавала на ночь за 30 копеек. В этой палате спали все – мужчины, женщины, дети. Бедлам стоял неимоверный, пока все не угомонились и не уснули.

Спустя много лет я совершенно случайно узнал, что у Юры Белова есть тезка и однофамилец с похожей в чем-то судьбой. Удивительное совпадение! В конце 50-х – начале 60-х годов Юрий Андреевич Белов был популярным советским киноактером. Он играл в основном комедийные роли в советских фильмах, таких как «Карнавальная ночь», «Королева бензоколонки» и многих других. Он был успешен. Его узнавали. Его ждало большое будущее. Однако его жизнь разрушила одна неосторожно сказанная им фраза.

В 1964 году, когда он снимался у Эльдара Рязанова в фильме «Дайте жалобную книгу», на каком-то банкете Белов сказал, что Хрущева скоро снимут. Кто-то донес. Белова поместили в психиатрическую больницу. Хрущева между тем осенью действительно сняли. Через полгода Белова выпустили. После психушки его уже не приглашали на главные роли, он лишь изредка снимался в эпизодах. Кинематографическая карьера его рухнула.

вернуться

27

Евгений Борисович Николаев – участник демократического движения, политзаключенный.

вернуться

28

Вячеслав Иванович Бахмин – программист, член Рабочей комиссии по расследованию использования психиатрии в политических целях, политзаключенный.

18
{"b":"223655","o":1}