Таким образом вся губерния была очищена от белобандитов, 18 слишком месяцев терроризировавших рабочих и крестьян. Победа осталась на стороне партизан, выковавших в процессе борьбы свою собственную партизанскую стратегию, против которой не мор устоять тысячелетний опыт ведения войн господствующих классов. В это время Красная армия безостановочно продвигается вглубь Сибири. 8 января она занимает Красноярск, затем Иркутск. Деморализованная армия Колчака не находит в себе сил оказать сколько-нибудь существенное сопротивление. В январе в Иркутске происходит восстание гарнизона, и там образуется эсеро-меньшевистская «розовая» власть. Она пытается приостановить процесс разложения белого движения. Представитель этого правительства, меньшевик Ахматов, по прямому проводу долго убеждает Колчака (который в это время спешил в Иркутск, боясь попасть в плен к красным) в необходимости изменить политику и немедленно издать указ о привлечении к государственному управлению демократической общественности, чтобы при ее помощи можно было вновь создать единый антибольшевистский фронт. Но напрасны были иллюзии и надежды проституированной демократической общественности.
Разгром контр-революции завершился 7 февраля расстрелом вождя «единой неделимой России», адмирала Колчака, и его первого министра Пепеляева. Как только были взяты города Приморской губернии, перед партией стали две задачи: 1) организация власти и 2) создание своей регулярной армии. Были значительные трудности на пути создания одной, сплоченной единством политической идеологии и организационных принципов армии из двух, долго и упорно боровшихся между собою сил, резко отличавшихся по традициям и характеру, — из партизанских отрядов и бывших колчаковских частей. Помимо того что партизану было очень трудно примириться с мыслью, что он теперь должен стоять в одних рядах с теми, кто сознательно или бессознательно участвовал в истреблении рабочих и крестьян, кто чудовищно истязал и расстреливал его друзей и соратников, родных и близких по классу товарищей, кто уничтожал их имущество, насиловал их жен, дочерей и невест, — помимо этого почти невероятным казалось, что этому самому партизану придется даже подчиняться командованию бывших колчаковских офицеров, которых нужно было использовать для создания армии. Кроме того, партизанские традиции, — как ни старались мы построить 1-й Дальневосточный советский полк на началах здоровой революционной дисциплины, — все же оставались в силе, хотя бы в той мере, в какой они были нужны в условиях партизанства. Ясно, что здесь требовалась величайшая осторожность в деле строительства армии, чтобы избежать возможных эксцессов. Коммунистическая партия благодаря тому, что она самым внимательным образом руководила партизанским движением почти с первых дней его рождения, пользовалась величайшим авторитетом в 1-м Дальневосточном советском полку. Достаточно было подкрепить авторитетом партии любое требование, обращенное к партизанам, как все споры и толки прекращались и самые недовольные сдавали позицию и отказывались от возражений («раз большевики говорят так, значит должно быть так, значит мы ошибаемся»). Если же какая-нибудь директива, кроме всего прочего, подписывалась еще Сергеем Лазо, этим любимцем партизан, тогда никто и глазом не моргнет; задание выполняется немедленно. Для партии 1-й Дальневосточный полк, состоявший к этому времени из двух слишком тысяч человек, снабженный тремя-четырьмя пулеметами на каждую роту, прекрасно дисциплинированный, спаянный самыми интимными товарищескими отношениями с командным составом, к тому же имевший за собою опыт многих побед, — являлся опорой во всех ее мероприятиях. Опираясь на этот внушительный кулак и вместе с тем моральный авторитет для других партотрядов, Военный совет и партия смогли сравнительно успешно разрешить проблему объединения партизан с бывшими колчаковцами и приступить к организации регулярной армии. Были, конечно, и самостийные партизанствующие отряды, но они не играли сколько-нибудь существенной роли и вынуждены были умерять свой пыл, когда 1-й Дальневосточный советский полк призывал их к порядку. Строительство армии было облегчено после того, когда по типу 1-го нашего полка был создан и 2-й Дальневосточный советский полк, в который вошли прибывшие из северной части губернии партизаны, под командой тт. Сержанта и Глазкова. Сепаратистским отрядом оставался небольшой по численности, но всегда стоявший в оппозиции к партии отряд Савицкого. Но он был слишком ничтожной силы, чтобы противостоять здоровому течению среди партизан. Шевченко к тому времени уже не имел за собою ни одного партизана, был всеми покинут. Вот и все, что могло противостоять политике партии в деле организации регулярной армии. Никаких сколько-нибудь заслуживающих внимания эксцессов на почве реорганизации партизанских отрядов у нас не происходило. Несомненно, благоприятный ход кампании по организации регулярной армии объясняется тем, что между партией и основным ядром партотрядов была самая прочная связь и что партия правильно руководила революционным движением.
Не так просто решался вопрос о власти. Наличие воинствующей японской интервенции, ежедневно пополнявшей себя новыми военными частями, и аггрессивность японской дипломатии резко ставили перед партией вопрос о том, что Япония не потерпит на территории Дальнего Востока власти советов. Советская страна, разоренная империалистической и гражданской войной, не могла итти, что называется, напролом и открывать военные действия против выросшего на дрождях мировой войны молодого японского империализма, накопившиеся силы которого искали выхода. Интересы революции требовали, чтобы партия исключительно по тактическим соображениям пошла в этом вопросе на компромисс и уступила часть своих политических завоеваний, т. е. она на время должна была отказаться от введения социалистических принципов в хозяйство Дальнего Востока и в соответствии с этой тактикой организовать и власть.
Из Москвы Дальневосточной организацией нашей партии была получена директива об организации буферного государственного образования в лице демократической Дальневосточной республики. Внешне самостоятельная демократическая республика должна была представлять сочетание элементов буржуазной демократии с пролетарским руководством, т. е. такой государственный тип, который воспроизводил бы идею ленинской демократической диктатуры пролетариата и крестьянства. Здесь мы, по понятным причинам, не можем подробно развить свою мысль и оставляем ее в более чем беглом изложении в надежде, что в другом месте и по другому поводу нам, быть может, удастся осветить ее более полно. Теперь же обратимся к тому, как встретили идею организации Дальневосточной республики партизанские массы.
Прежде всего нужно вновь и вновь подчеркнуть тот факт, что от начала и до конца партизанское движение, политически выражавшее чаянья широчайших трудящихся масс, шло под руководством пролетариата: как крестьянская беднота, так и пролетариат рассматривали эту борьбу как условие для осуществления своих классовых интересов и экспроприации экспроприаторов. Все, что противодействовало этим требованиям, становилось во враждебные отношения к партизанству или в лучшем случае придерживалось политики нейтралитета. Естественно, что компромиссная, розовая демократическая власть не могла удовлетворить пролетарскую часть партизан. Партизаны настойчиво требовали организации советской власти в чистом виде, в противовес течению, стоявшему на точке зрения демократической власти. Выражением этих настроений была внутрипартийная борьба, в то время разделившая партийные ряды на две группировки. Идейными вдохновителями лозунга советской власти в чистом виде, выразителями партизанских настроений являлись Сергей Лазо и группа примыкавших к нему молодых партийных работников и партизанских руководителей. Противоположную точку зрения возглавляли тт. Никифоров и другие. Впрочем и среди партизанской головки не было единого мнения по данному вопросу. На третий день после переворота в 1-й Дальневосточный советский полк прибыла делегация от партийного комитета с целью убедить нас в необходимости организации буфера. Было устроено собрание. Разгорелась страстная дискуссия, причем Титов и Слинкин выступали за буфер, а Ильюхов, Иванов и другие — против, настаивая на формуле советов в чистом виде. Партизанская масса почти вся не соглашалась на компромиссную власть. Около месяца шла самая горячая борьба, конец которой был положен постановлением Дальневосточной партийной конференции 18 марта о создании, согласно директиве Москвы, Дальневосточной республики. Только безграничное доверие к Москве, к ЦК партии, к Ленину, имя которого для партизан являлось синонимом глубочайшего предвидения, могло заставить упорных противников ДВР отойти от своего лозунга.
