Сергей Лазо был прежде всего человек стройного, планового действия, преданнейший делу пролетарской борьбы коммунист, скромнейший до аскетизма в своих потребностях и с материальной стороны никогда не выделявший себя выше рядового красногвардейца и партизана. Таким и только таким знает и помнит т. Лазо любой фронтовик, участвовавший в подавлении банд атамана Семенова в Забайкальи в 1918 году, когда он был командующим маньчжурским фронтом. Под его руководством было сломлено упорство офицерских полков, руководимых старыми генералами и полковниками всех родов оружия. Похожих на Лазо немного у нас. Лазо не работал от случая к случаю, не принимал решений под мимолетными впечатлениями; строгий учет и анализ всех скрещивающихся условий обстановки всегда ложились в основу его решений и мероприятий. Методы работы, которыми он пользовался, не даром заставляли завидовать ему. Прежде всего т. Сергей занялся изучением состояния всех отдельных отрядов, их составом, вооружением, дисциплиной и близко связался с каждым командиром отряда и роты путем общих совещаний и индивидуальных бесед. Он не кричал о себе, а с неослабевающим упорством изучал опыт и сделанные ошибки, вовлекая в свою работу окружающих. Он ночи просиживал над разработкой плана, тактики, диспозиции и инструкции командирам включительно до взводного, строго разграничивая автономные действия каждого от действий, вытекающих из соподчинения. Всеми нами чувствовалось, что это какая-то силовая пружина, приводящая к согласованному действию весь вооруженный аппарат.
Военная обстановка в Ольгинском уезде к приходу Лазо (это было в начале июня 1919 года) была приблизительно такова. После проведенных с полным успехом для партизан весенних операций на территории уезда не оставалось ни одного колчаковца. По узкоколейной Сучанской железнодорожной ветке и далее до Владивостока на всех станциях и полустанках были расположены американские, японские и другие интервенционные части. Вести с ними войну не входило в наши оперативные планы: учитывали, что этот враг нам не по плечу, да и они всячески избегали вооруженного столкновения с партизанами. С американцами, главный гарнизон которых был размещен на Сучанских каменноугольных копях (на главном руднике № 2), Ревштаб заключил даже письменный трактат, устанавливающий «нейтральную зону» для обеих сторон. Нейтральная зона представляла собой трехверстную полосу по обе стороны железной дороги от станции Сучан до станции Шкотово. Для нас выгоды этого трактата заключались в том, что, как мы рассчитывали (да так и было на самом деле), американские войска, не переходя этой демаркационной линии, не могли оказать непосредственной помощи русским белогвардейским отрядам, появившимся в партизанских районах, а с одними белогвардейцами мы при теперешних силах справлялись без особых затруднений. Ближайшие пункты расположения партизанских частей от железной дороги были не ближе 11 верст по Сучанской долине. По договору допускалось б е з в о о р у ж е н и я переходить за установленную линию как солдатам американской армии, так и партизанам. Выгоды этого пункта соглашения для нас выражались в свободном доступе на Сучанские рудники и в другие места, где наш хозяйственный отдел производил закупку обуви («ул»), медикаментов и прочих необходимых предметов для отрядов; кроме того, через рабочих копей и железной дороги мы узнавали всевозможные новости, получали газеты и даже завязали нелегальные связи с американскими солдатами. Фактически это условие о нейтральной полосе распространялось и на войска других государств.
Среди американских солдат были эмигранты из царской России. Нам удалось установить с американцами «смычку» в том смысле, что мы имели возможность понемногу получать патроны, и даже шел сговор о доставке нам винтовок, револьверов, бомб и наконец пулеметов. Вероятным успех сговора казался потому, что «янки» были большие любители самогона (суля), а пьяным им бывало «море по колено». У партизан кое-где появились американские винтовки и револьверы системы Кольта. Под пьяную руку американец братался с партизаном и ломаным русским языком заявлял: «Кольчак ни кароше — партиезан есть кароше»; «партизан брат есть», — указывал американец на большой палец своей руки.
Рудничный профком рабочих-шахтеров, с которым тесно был связан Ревштаб, однажды использовал эти дружественные отношения так, что, получив два вагона подарков, которыми американцы обычно демонстрировали перед русскими свою «благодетельность», передал их в распоряжение Ревштаба. Тут были белье, обувь, одежда, одеяла, изрядное количество кожи и других вещей. Для нас это было весьма кстати. Из-за этого впоследствии загорелся сыр-бор. Полковник Пендельтон, начальник сучанского американского гарнизона, под давлением белогвардейских штабов, был снят американским командованием «за незаконное сожительство» с Ольгинским ревштабом и заменен полковником Бресслером. В одной из патриотических газет, трубивших тогда о явном содействии «бандитам-большевикам», было напечатано даже объяснение «пострадавшего» Пендельтона, который заявлял, что, «находясь в окружении партизан, ему ничего более не оставалось делать, как признать авторитет Ольгинского ревштаба, который был здесь так же силен в сельском населении, как сильна власть Колчака в городах».
Полковник Бресслер не внес ничего нового в наши отношения с американцами, и они оставались пока прежними. Эту передышку партизаны использовали прежде всего для некоторого отдыха после длительных весенних боев, добыли за это время из Владивостока оружие, некоторое количество боевых припасов, медикаментов и т. п. А самая главная выгода была в возможности переброски партизанских частей из очищенного от белых Сучанского района в соседнюю Цемухинскую долину, где более слабые по численности и организованности отряды Шевченка вели борьбу с часто появлявшимися бандами белых. С приходом сучанского отряда белым и в Цемухе были закрыты пути, и партизаны стали искать для своих «свободных рук» дальнейшей «работы». С этой целью соединенными силами сучанского и цемухинского отрядов был предпринят поход к разъезду Кипарисово и деревне Раздольное, где в одну из таких прогулок в середине мая, как уже упоминалось, был арестован владелец различных заводов и известный по Дальнему Востоку винокур Пьянков, офицер колчаковской армии, а на винном заводе его был разбит и взорван в здании винного склада японский отряд.
Очистив теперь весь Ольгинский район от белых, партизанам оставалось развивать наступление дальше, итти в другие уезды или же браться за изгнание интервентов, о чем нами недвусмысленно говорилось в выпущенных ранее декларациях. Однажды мы установили, что американцы нарушили условия, пропустив колчаковский вооруженный отряд по железной дороге. Это, естественно, насторожило партизан, и во второй раз, когда к пассажирскому поезду, идущему во Владивосток, были прицеплены вагоны с колчаковцами, отряд партизан под командой т. Петрова-Тетерина напал на этот поезд и обстрелял его. В этом бою погиб полковник Москвин, который был ранен и упал с поезда. Американцы тоже открыли огонь по нашему отряду, и недалеко от железной дороги в с. Суражевке завязался бой, окончившийся с жертвами для обеих сторон. Полковник Бресслер прислал письмо, в котором выразил сожаление о происшедшем и квалифицировал его как простое недоразумение. Однако это было начало конца нашей дипломатической деятельности. Внешним поводом к разрыву «добрососедских отношений» с американцами послужил арест ими нашего казначея т. Самусенко И. П., поехавшего на Сучанский рудник за покупками для партизанских отрядов. Американцы после ареста передали его японцам, которые в течение недели, пока он находился в их руках, по нескольку раз днем и ночью выводили его из помещения, ставили к стенке, наводили винтовки, ворочали затворами. Назавтра же после ареста Самусенко, по заданиям Ревштаба, были схвачены недалеко от лагерей два американских офицера и три солдата и доставлены в качестве заложников в Ревштаб. Началась резкая переписка. Обе стороны требовали освобождения арестованных. Японцы пытались выслать Самусенко во Владивосток в распоряжение русских властей, но мы организовали засаду, и поезд вернулся на Сучан, после чего Ревштаб предъявил в последний раз ультиматум: «Если к указанному часу т. Самусенко не будет доставлен невредимым в деревню Ново-Веселую, то американские заложники будут расстреляны». Это подействовало: обмен был произведен в назначенный Ревштабом час. Американские «пленники» в присутствии своего начальства и солдат сердечно благодарили представителей Ревштаба, сопровождавших их для обмена, за хорошее обращение и заявили, что теперь они хорошо узнали, что партизаны — это вовсе не шайка бандитов, как им рисовали. Деньги 19 000 рублей и покупки на 6000 рублей, захваченные при аресте нашего казначея, не были нам возвращены.