— Боже, какие ужасы я пережила в ваше отсутствие! — воскликнула она, и голос ее говорил о том, что теперь ей легче. — Задержись вы дольше, я умерла бы от страха.
Слова эти были сказаны так искренне и ласково, что не только развеяли мои подозрения, но даже отвлекли меня от всего, что тут произошло, и мне захотелось отдаться радости, которую доставила мне эта впервые высказанная ответная нежность. Я, однако, сдержался и ограничился тем, что покрыл поцелуями ее ручки.
— Скажите же, — воскликнул я в упоении, которое помимо моей воли зазвучало в моем голосе, — скажите, что вы разумеете под ужасами, на которые жалуетесь? Объясните, как можете вы роптать, раз они разыгрались в вашей комнате? Что делал тут силяхтар? Что делал Синесий? Слугам ничего не известно. Расскажете ли вы мне все это чистосердечно?
— Вот этих-то опасений я больше всего и боялась, — ответила она. — Я предвидела, что непонятные события, происшедшие в доме, внушат вам некоторые подозрения на мой счет. Но, клянусь небом, я сама не понимаю, что тут случилось. Едва только вы уехали, — продолжала она, — я собралась лечь спать, но пришла Бема и стала мне долго что-то рассказывать, хотя я почти не слушала ее. Она высмеивала мою любовь к книгам и другие занятия, которым я посвящаю время. Она говорила о нежности, о наслаждении, которое находят люди моего возраста в любовных утехах. Множество любовных историй, которые она рассказывала мне, казались всего лишь упреками, что я не следую столь приятным примерам. Она задавала мне всевозможные вопросы, стараясь выведать мои мысли, и это рвение, раньше не замечавшееся мною, начинало уже раздражать меня, тем более что мне волей-неволей приходилось ее слушать, ибо она намекнула, что вы дали ей некую власть надо мной и она намерена воспользоваться ею, чтобы содействовать моему счастью. Наконец, уложив меня, она ушла, но не прошло и нескольких мгновений, как я услышала, что дверь в мою комнату тихо отворяется… У меня горела свеча, и я узнала Синесия. Вид его не столько испугал, сколько удивил меня; между тем мне вспомнилось все, что вы мне рассказывали, и я страшно перепугалась бы, не приди мне в голову предположение, что он явился оттого, что по приезде в Константинополь вы простили его и дали ему какое-то поручение ко мне. Я позволила ему подойти к моему ложу. Он заговорил и стал горько жаловаться на судьбу, но я прервала его, как только убедилась, что он пришел не по вашему поручению. Он стремительно бросился на колени у моего ложа, бурно выражая свою скорбь. В этот-то миг и появилась Бема в сопровождении силяхтара; не спрашивайте меня о последующем — я так растерялась, что ничего не соображала. Я услышала вопли Бемы, она укоряла Синесия в дерзости и подстрекала силяхтара, чтобы тот проучил его. Оба были при оружии. Синесий, почувствовав опасность, стал защищаться. Но, когда силяхтар ранил его, он бросился на него, и я увидела, как в воздухе блеснули два клинка; противники старались нанести друг другу удары и уклониться от них. На шум сбежалась челядь, а сама я была так перепугана, что голос у меня осекся. После этого я была в силах понять только одно, а именно: что по моей просьбе за вами послали гонца.
Рассказ Теофеи так убедительно говорил об ее невиновности, что я устыдился своих подозрений и стал, наоборот, всячески ее успокаивать, ибо во взгляде ее все еще виднелся испуг. Я бурно уверял ее в своей привязанности, что, казалось, весьма трогало ее, и эти порывы могли бы вновь вернуть меня к тому, чего я уже дал зарок не требовать от нее; но решение мое было непоколебимо, и оно сдерживало разбушевавшуюся во мне страсть. Я выработал себе твердую линию поведения, и, хотя в сердце моем вновь разгорелся прежний пыл, я наверно огорчился бы, прояви Теофея уступчивость, которая отчасти ослабила бы мое уважение к ней.
Все же, не упуская из виду ничего, что могло порадовать меня, я вынес из нашей беседы столь благоприятное впечатление, что причины этого происшествия, оставшиеся невыясненными, уже не так волновали меня, и я собирался рассмотреть их хладнокровнее.
— Не забудьте, — сказал я Теофее, чтобы отчасти признаться ей в своих чаяниях, — что сегодня вы бросили намек, который я надеюсь со временем понять до конца.
Она, казалось, не уразумела смысла этих слов.
— Я говорю достаточно ясно, — добавил я.
И в самом деле, уходя, я не сомневался, что она только притворяется, будто не понимает меня.
Я приказал немедленно вызвать ко мне Бему. Хитрая невольница сначала рассчитывала обмануть меня. Она стала меня убеждать, будто силяхтар появился в моем доме поздним вечером лишь случайно. В самый момент встречи с ним она убедилась, что Синесий находится в спальне Теофеи, и тут рвение ее к охране чести моего дома так разгорелось, что она попросила вельможу наказать юношу за оскорбление, которое тот нанес мне своей дерзостью. Узнав еще до того, как ее посадили под замок, что силяхтар скрылся, она рассчитывала, что либо он совсем уехал из моего дома, либо тайком пробрался в свое убежище и она в любом случае успеет сообщить ему о том, что придумала в свою защиту. Но я долго прожил в Турции и отлично знал, какие права имеет хозяин над своими невольниками; не видя никаких оснований для того, чтобы силяхтар тайно бежал из моего дома, если он появился в нем без дурных намерений, я решил принять самые крутые меры для выяснения истины. Мой камердинер счел нужным задержать Бему; значит, надо полагать, что основания для этого Казались ему не менее вескими, чем мне. Словом, я пригрозил Беме пыткою и сказал это таким тоном, что она приняла мои слова всерьез и покаялась мне в своих кознях.
Окончательно убедившись в том, что силяхтар виделся с Теофеей только при обстоятельствах, разыгравшихся этой ночью, я усмотрел в его приключении не столько повод обидеться на него за появление в моем доме, сколько повод подтрунить над ним в связи с его неудачей. Бема развеяла последние остатки моего гнева, рассказав о главных причинах, заставивших ее скрыть от меня правду. Но доводы, несколько примирившие меня с поступками моего друга, отнюдь не оправдывали невольницу; я стал обдумывать, какому же наказанию подвергнуть ее за вероломство, и тут-то она, призвав в свидетели Пророка, стала уверять, что у меня не было бы оснований жаловаться на нее, если бы я оказал ей полное доверие. Такая откровенность значительно умерила мой гнев. Оставалось узнать у нее, куда же делся силяхтар. Она не колеблясь ответила, что он, вероятно, вернулся в свою комнату и что я легко могу убедиться в этом, проверив, заперта ли дверь. После проверки у меня не осталось ни малейшего сомнения, что он там; я не замышлял иной мести, как только оставить его взаперти до тех пор, пока голод не выгонит его из убежища, причем у двери я поставил камердинера, чтобы тот встретил его, как только силяхтару волей-неволей придется покинуть свое убежище. Бему я оставил под замком, и поэтому она не могла помешать потехе, какую я предвкушал от предстоящей сцены.
Относительно Синесия она ничего не могла разъяснить мне, ибо сама была крайне изумлена, обнаружив его в спальне Теофеи. Но я мало беспокоился на его счет и, узнав, что его рана действительно очень опасна, только распорядился, чтобы ему оказали необходимую помощь, повидаться же с ним я отложил до того времени, когда ему станет лучше. Что он не уехал от меня или что вернулся обратно, после того как выехал — было следствием измены одного из моих слуг, но измены не столь уж тяжкой, чтобы торопиться с наказанием виновного. Поскольку я был уверен в благоразумии Теофеи, меня ничуть не тревожило, что юный грек влюблен в нее; наоборот, я даже думал, что это может благоприятно повлиять на отношение его отца к Теофее. Сначала мне это не приходило в голову; но чем более я обдумывал наш последний разговор с ним, тем более склонялся к мысли, что если его страсть будет все столь же пылкой, то мне удастся повлиять на отца, сделав вид, будто я собираюсь женить юношу на Теофее. Если господин Кондоиди не утратил окончательно набожности и чувства чести вместе с естественными родительскими чувствами, то, казалось мне, он наверняка воспротивится этому кровосмесительному браку; в Турции родительские права весьма ограниченны, но если мне удастся заставить отца привести этот довод, то его будет достаточно, чтобы воспрепятствовать браку молодых людей.
