После разгрома Франции Йозеф Геббельс публично объявил фюрера «величайшим полководцем всех времен», и далее этот тезис неизменно поддерживался вплоть до 1945 г. По мнению известного германского военного историка Якобсена, после французской кампании Гитлера «все больше стала обуревать безумная идея быть «полководцем», который благодаря своей безошибочной интуиции может совершать то же самое, что и высококвалифицированные генералы и генштабисты». Отныне фюрер видел в генералах только фон для собственных решений, хотя и по-прежнему зависел от своих военных советников, прежде всего Йодля. Фриснер потом вспоминал: «Он чувствовал себя «избранником провидения», и это чувство укрепилось в нем после внезапных успехов в начале войны». После успешного завершения основной фазы операции «Барбаросса» в октябре 1941 г. Гитлер стал сравнивать себя с прусским фельдмаршалом Мольтке. Он заявил своему окружению: «Полководцем я стал вопреки своей воле, я занимаюсь военными проблемами лишь потому, что в настоящий момент нет никого, кто смог бы это сделать лучше меня. Будь у нас сегодня военачальник уровня Мольтке, я бы предоставил ему полную свободу действий». Впрочем, тут не было большого преувеличения. По количеству достигнутых успехов фюрер сильно переплюнул прусского военачальника XIX века.
Однако видение стратегии у них различалось. Мольтке считал, что если война уже началась, то «политика не должна вмешиваться в проведение операций, ибо для хода войны решающее значение имеют, прежде всего, военные соображения, а политические – лишь постольку, поскольку они не требуют чего-либо недопустимого с военной точки зрения». Он также считал, что стратег полностью должен сосредоточиться на военных задачах, забыв политическую интуицию. Гитлер же часто делал все наоборот. На первое место ставились именно политические мотивы, вследствие чего военные никогда не имели свободы действий.
Одним из главных апологетов Гитлера на протяжении длительного времени являлся Кейтель. Он долгие годы не жалел похвальных слов в адрес своего шефа: «Я думаю, он был гением. Много раз он демонстрировал свой блестящий ум… У него была потрясающая память». Фельдмаршал даже пояснил, кто такой гений в его понимании: «Для меня гений – это человек с великолепной способностью предугадывать будущее, со способностью чувствовать вещи, с огромными знаниями исторических и военных событий». Комментируя блестящую кампанию на Западе в 1940 г., он говорил: «Гитлер оказывал свое личное влияние как полководец. Он сам осуществлял военное руководство и нес за него ответственность». После войны, находясь в тюрьме в Нюрнберге, Кейтель продолжал восхвалять шефа: «…Я, во всяком случае, верил в его гений. Мы шли за ним даже в тех случаях, когда объективное изучение и использование нашего собственного опыта войны требовало от нас сопротивления». Он также признавал, что среди прочего фюрер «был так осведомлен об организации, вооружении, руководстве и оснащении армий и флотов во всем мире, что невозможно было заметить у него хотя бы одну ошибку». Кейтель утверждал, что «даже в простых повседневных организационных вопросах вооружения Вермахта и соответствующих сферах я был учеником, а не учителем».
Впрочем, были, по мнению фельдмаршала, у фюрера и недостатки. Он считал Гитлера «демоническим человеком», одержимым неограниченной властью, который доводил до конца все, даже безумные, идеи. По мнению Кейтеля, «этот демон шел вперед к своим целям и преуспевал». Что касается военного искусства, то он полагал, что фюрер умел находить правильные решения оперативных задач и интуитивно ориентировался в запутанных ситуациях, как правило, находя из них выход. Однако ему нередко не хватало практических знаний при планировании операций. «Это приводило к тому, что он либо слишком поздно принимал решение, либо не мог реально оценить тот урон, который мы понесли от принятого им решения», – вспоминал Кейтель.
К положительным оценкам фюрера как главнокомандующего Вермахтом присоединились и другие представители генералитета, например, генерал Йодль и фельдмаршал фон Клюге. Последний даже в своем прощальном письме, которое он отправил Гитлеру перед самоубийством, писал о «гении фюрера». Йодль во время Нюрнбергского процесса воспевал шефа: «Гитлер был предводителем необычайных масштабов. Его знания и интеллект, риторика и воля торжествовали в последние годы в любом интеллектуальном плане».
Генерал Фриснер считал Гитлера весьма незаурядной личностью, хорошо знавшей историю и обладавшей удивительной способностью разбираться в вопросах вооружения. Он также высоко оценивал многие оперативные идеи фюрера. Однако при этом он отмечал, что ему «не хватало масштаба и широты взглядов специалиста, необходимых для реализации этих идей».
Начальник штаба 6-й армии генерал Шмидт вспоминал после войны, что решение Гитлера нанести контрудар по Барвенковскому выступу в мае 1942 г. убедило командующего 6-й армии Паулюса в гениальности фюрера, о чем он многократно и публично говорил.
Официальный историограф Гитлера генерал-майор Вальтер Шерф, которому было поручено ведение военного дневника, видел в фюрере «величайшего полководца и государственного вождя всех времен», а также «стратега и человека непобедимого доверия». Ему вторил и официальный историк Вермахта Шрамм, который утверждал, что, хотя после службы в Генштабе старшие офицеры переставали симпатизировать образу мыслей Гитлера, они подчинялись ему «не просто из повиновения верховному главнокомандующему и главе государства, но потому, что они уважали Гитлера как человека, который, несмотря на все свои ошибки и промахи, обладал большим талантом, чем они сами».
Адъютант от Люфтваффе оберст фон Белов тоже имел довольно много случаев оценить невероятно тонкое чутье и остроту логики фюрера в оценке военной обстановки, в частности во время польской кампании. Белов писал: «Он умел мысленно поставить себя на место своих противников и предвидеть их военные решения и действия. Его оценки военной обстановки отвечали реальности». Рейхсшеф прессы Отто Дитрих так характеризовал фюрера Третьего рейха: «Упорство и побудительная энергия были великими чертами Гитлера как военачальника. Он был носителем революционизирующего духа немецкого Вермахта, его движущей силой. Он воодушевлял его организационную машину». По мнению Дитриха, фюрер справедливо упрекал многих германских офицеров в отсутствии духа импровизации.
Манштейн тоже довольно высоко оценивал своего главнокомандующего: «Он был выдающейся личностью. Обладал невероятным умом и исключительной силой воли… Он всегда добивался своего». Однако фельдмаршал все же был более сдержан в оценках. По его мнению, Гитлер обладал способностями анализа оперативных возможностей, но в то же время нередко не был способен «судить о предпосылках и возможностях осуществления той или иной оперативной идеи». Кроме того, у фюрера отсутствовало понимание соотношения, в котором должны были находиться любые оперативные задачи и связанные с ней пространственные факторы. Он нередко не учитывал возможности материально-технического обеспечения и потребности в силах и времени. Гитлер, по мнению Манштейна, не понимал, что крупная наступательная операция, помимо сил, необходимых для первого удара, нуждалась в постоянном пополнении. Фюреру нередко казалось, что, нанеся один сокрушительный удар по противнику, дальше можно лишь гнать и гнать его до нужного рубежа. В качестве примера можно привести фантастический план наступления через Кавказ на Ближний Восток и Индию, который Гитлер хотел осуществить в 1943 г. силами всего лишь одного моторизованного корпуса. Фюреру не хватало чувства меры для определения того, что могло и что не могло быть достигнуто.
Адольф Гитлер и рейхсминистр иностранных дел Йоахим фон Риббентроп. Позади справа от фюрера – начальник управления прессы рейхсминистерства пропаганды Отто Дитрих