Однако подобные славословия и панегирики не могли скрыть позор поражения царизма. Возведение «в графское достоинство» было воспринято с большой долей сарказма и издевкой — в народе Витте окрестили графом-«полусахалинским». Нелестные оценки за унижение России и многочисленные бесполезные жертвы были даны и русскому монарху, как и всему его прогнившему режиму.

Вопреки утверждениям апологетов царского режима о якобы малой значимости для России потери Сахалина отторжение южной части острова привело к принципиальным изменениям всей юридической базы территориального размежевания двух стран. Уже сам факт вероломного нападения Японии на Россию в 1904 г. являлся грубейшим нарушением положений Симодского трактата 1855 г., в котором провозглашались «постоянный мир и искренняя дружба между Россией и Японией». Воспользовавшись поражением России в войне, Япония отторгла южную часть Сахалина не по 47° северной широты, как этого добивалось японское правительство до подписания Петербургского трактата 1875 г., а по 50°, то есть территорию, на которой в прошлом японцы никогда не бывали. При этом принципиальное значение имело то, что с момента заключения Портсмутского договора фактически прекращалось действие так называемого «обменного» договора 1875 г., ибо отторжение половины Сахалина привело к утрате смысла и содержания этого соглашения, предусматривавшего в обмен на отказ от претензий на Сахалин добровольную передачу Японии всех Курильских островов. По инициативе японской стороны в приложении к протоколам Портсмутского договора было включено условие о том, что все прежние договоры Японии с Россией аннулируются. Тем самым теряли силу Симодский трактат о торговле и границах 1855 г., «обменный» договор 1875 г. и заключенный в 1895 г. трактат о торговле и мореплавании. Это было особо оговорено в приложении к договору № 10.

Таким образом, настояв на отторжении в свою пользу южной половины Сахалина, японское правительство лишилось юридического права владеть Курильскими островами. В отсутствие, какого бы то ни было нового соглашения о принадлежности Курил в последующие годы Япония владела ими только де-факто.

Заключенный в 1905 г. в силу внутренних обстоятельств обеих стран российско-японский Портсмутский мирный договор не мог разрешить существовавшие между ними противоречия. Он лишь закрепил на некоторое время сложившееся положение вещей. В Токио понимали, что война была выиграна «по очкам» и в будущем неизбежны новые раунды российско-японской схватки за влияние в Северо-Восточной Азии. В России же и вовсе рассматривали результаты войны как «ничью». В официальных сводках и правительственных изданиях слово «поражение» являлось табу.

С тем чтобы ослабить обвинения правительства в неспособности отстоять интересы страны и согласии на унизительные условия мирного договора, царские чиновники не останавливались перед фальсификацией итогов переговоров в Портсмуте. Вопреки фактам сдачи Южного Сахалина и выплаты в завуалированной форме контрибуции министр иностранных дел России А.П. Извольский утверждал, что «условия Портсмутского договора, принимая во внимание обстоятельства, сопровождающие его заключение, были весьма льготны для России. Российская империя не платила военных издержек, сохраняла свой флот и не теряла ни пяди своей национальной территории»^{108}. В действительности же царское правительство не только уступило часть территории империи, но и согласилось под видом «расходов на содержание военнопленных» выплатить Японии 46 млн. иен, то есть сумму, которая почти покрывала дефицит японского бюджета.

О том, что националистические круги Японии не были удовлетворены уступками России и требовали от нее неизмеримо больших денежных выплат «за победу» свидетельствовали массовые антиправительственные выступления в сентябре 1905 г. в Токио под лозунгами аннулирования Портсмутского договора как не отвечающего интересам Японии. Предлагалось в качестве минимальных условий добиваться контрибуции в несколько миллиардов иен, перехода под японский контроль всего Сахалина и всей КВЖД, аренды Ляодунского полуострова, отказа России от всех ее прав в Корее и Маньчжурии. В целом как в Японии, так и в России определились два подхода к дальнейшей дальневосточной политике: одни выступали за продолжение соперничества вплоть до возобновления войны, другие же, исходя из соображений обеспечения спокойствия внутри своих стран, предлагали установить мир и добрососедство. Однако последним было трудно преодолевать сопротивление сторонников конфронтации. Имевшие немалое влияние помещичье-монархические и военно-бюрократические круги обеих стран были заинтересованы в поддержании напряженности для обоснования увеличения военных расходов. Достаточно сказать, что с 1906 по 1911 г. военные издержки Японии возросли с 23,8 до 40 процентов бюджета^{109}.

Хотя в январе 1906 г. Токио и Санкт-Петербург восстановили дипломатические отношения, период послевоенного урегулирования продолжался. Проходил он в обстановке попыток японской дипломатии, произвольно толкуя пункты мирного договора, добиваться все больших преимуществ. Особенно явственно это проявилось на переговорах о заключении торгового договора и русско-японской рыболовной конвенции.

Так как по настоянию японской стороны в связи с войной все ранее заключенные между двумя странами соглашения считались утратившими силу, необходимо было заново создавать систему договоров, регулирующих отношения в различных областях деятельности соседних государств. В частности, надлежало выработать и заключить новый договор о торговле и мореплавании. Считая себя победителем в войне, японское правительство выдвинуло целый пакет требований, существенно расширявших торговые и иные льготы Японии. Не скрывая целей широкого проникновения на русский Дальний Восток, Токио потребовал облегчить для своих граждан визовый режим при въезде на территорию России и отменить пошлины на ввозимые японскими торговцами в Приамурский край товары. В российском МИДе эти требования были расценены как неприемлемые, ибо «могли бы привести к мирному экономическому захвату этого непочатого края…». Тем не менее стремление как можно скорее нормализовать отношения со своим дальневосточным соседом побуждало российское правительство изыскивать пути к компромиссам. Так, например, стороны согласились, что визы японцам будут оформляться лишь на полгода при взимании за это незначительной суммы в 50 копеек. Вместе с тем прибывающим на российскую территорию японцам на основах взаимности предоставлялось право приобретать недвижимость в России, заниматься земледелием, ремеслами и промыслом.

Если в вопросах установления правил на своей территории русские власти еще могли вести с японцами дипломатический торг, то в отношении Маньчжурии такие возможности были ограничены декларацией принципа «открытых дверей». Здесь приходилось мириться с реально существовавшим соотношением сил. МИД России разъяснял правительству: «В неравной борьбе за преобладание в Маньчжурии нам как слабейшей стороне придется уступать, притом не только в пределах бесспорного японского влияния, но даже в Северной Маньчжурии в сфере наших реальных интересов…»^{110}.

С большим трудом продвигались и переговоры о заключении русско-японской рыболовной конвенции. Согласно статье 11 Портсмутского договора, Россия принимала на себя обязательство «войти в соглашение в видах предоставления японским подданным прав по рыбной ловле вдоль берегов русских владений в морях Японском, Охотском и Беринговом». Японцы с самого начала переговоров стремились расширить толкование этого положения, выторговать для себя дополнительные преимущества и привилегии. В японском проекте соглашения речь шла уже не только о «рыбной ловле», но о праве добывать в русских территориальных водах любые морепродукты, включая животных и морские растения. Предлагалось предоставить японским подданным «право рыбной ловли и добывания всякого рода рыбы и продуктов моря во всех частях русских территориальных вод морей Японского, Охотского и Берингова, где русским подданным разрешается заниматься рыболовством…». При этом предъявлялись претензии на добычу млекопитающих — китов, котиков, нерп, бобров. В результате был достигнут компромисс — японцам предоставлялось право на добычу в русских водах не всех животных, а только китов. По подписанной 28 июля 1907 г. одновременно с договором о торговле и мореплавании рыболовной конвенции японским подданным предоставлялось право участвовать в торгах на рыболовные участки, использование арендованных участков для обработки и хранения рыбы, починки судов, снастей и других надобностей. При этом японцы добились равенства с русскими подданными в правах на аренду участков, размерах налогов и пошлин. Более того, русское правительство обязалось не взимать пошлин с рыбы и продуктов моря, предназначенных для вывоза в Японию. Так как японские рыбаки значительно превосходили русских в области промышленного лова рыбы, они, по сути дела, взяли рыбные богатства Приморья в свои руки. Достаточно сказать, что из 90 рыболовных участков, сданных в аренду в 1907 г., из-за нехватки ресурсов и кадров только 5 достались русским рыбакам. Использовалась и практика проникновения японских рыбопромышленников через подставных лиц русской национальности в зоны, где японское рыболовство не допускалось. Отмечались многочисленные случаи и других нарушений японцами рыболовной конвенции. Япония применяла практику направления в русские воды вместе с рыболовецкими судами военных кораблей. В результате хищнического вылова японцами рыбные запасы у российских берегов и в Амуре неуклонно сокращались^{111}.