Месье Соломон берёт со стола фотографию. На ней по русски написано: Четырёхлетний Соломон Рубинштейн перед своим пианино. На фотографии над мальчиком со счастливой материнской улыбкой склонилась пышногрудая дама.
МЕСЬЕ СОЛОМОН.(ПРОД.)
Когда мне было четыре года, мои родители мечтали сделать из меня виртуоза. Они рассчитывали, что я стану вундеркиндом. С пианино в гетто были связаны большие надежды. В старое время только попытка сделать из ребёнка виртуоза могла дать родителям надежду вырваться из гетто. Великий Артур Рубинштейн сумел из него вырваться… Отец, как все мужчины в нашей семье в течение многих поколений, был портным, сперва в Бердичеве, в России, потом в Свечанах, в Польше, и проявлял ко мне такую любовь, что мне хотелось утопиться. Я был единственным ребёнком, другого виртуоза в семье быть не могло. Я чувствовал себя страшно виноватым. Одиннадцать часов в сутки я проводил за роялем. Мне уже исполнилось шестнадцать лет, а потом и восемнадцать, я все рос и рос, а мой учитель музыки становился все более грустным. В конце концов они поняли, что меня нельзя считать особо одарённым ребёнком. И вот настал день, когда отец вошёл в гостиную, где я в коротких штанишках играл на пианино. Он держал в руках брюки. Я сразу понял: покончено с великими надеждами. Мой отец признал очевидность. Я встал, снял штанишки и надел брюки. Я никогда не стану вундеркиндом. Мать плакала. Отец делал вид, что у него хорошее настроение, он даже поцеловал меня и сказал по-русски: "Ну ничего". Мои родители продали пианино. Я стал учеником продавца тканей в Белостоке. Когда мои родители умерли, я приехал в Париж, чтобы приблизиться к просвещению Запада. Я стал хорошим закройщиком и торговал готовым платьем. И все же я ещё немного сожалел, что не стал виртуозом. На витрине моего первого магазина, на улице Тюн, я написал: Соломон Рубинштейн, виртуоз брюк, потом: Другой Рубинштейн, но в любом случае родители мои были мертвы и возвращаться к этой теме смысла не имело. Так постепенно, шаг за шагом, я стал брючным королём. Мне принадлежала целая сеть магазинов, их все знали, а со временем я открыл магазины в Англии и в Бельгии. А вот Германию обошёл – в память о прошлом. Думаю, я не случайно занялся пред-а- порте, оно и было моим предназначением, потому что мечта моих родителей сделать из меня виртуоза нашла в этом, по сути, своё воплощение. Готовая мечта, которую в гетто передают из поколения в поколение. Во всяком случае, я стал очень богатым.
ЖАН.
И теперь тратите своё состояние на благотворительность.
МЕСЬЕ СОЛОМОН.
Верно…
ЖАН.
Месье Соломон, я вас поздравляю.
МЕСЬЕ СОЛОМОН.
И я хочу вас поздравить, приветливость и добрая воля теперь редко встречаются, я в вас не ошибся. У вас настоящее призвание добровольно приходить на помощь людям, по мере своих сил вы помогаете им жить. У меня оказался верный нюх, потому что по первому впечатлению, можно подумать, что вы опасный парень. Ваша истинная сущность открывается только при знакомстве... (пауза)Наши друзья, что отвечают на звонки, уже несколько раз говорили с одной дамой, которая хотела бы со мной встретиться, я будто бы знал её когда-то. И в самом деле, её имя мне кажется знакомым. Кора... Кора Ламенэр, кажется, так. Она в своё время сделала завидную карьеру певицы, у неё был такой странный, хрипловатый, чуть дребезжащий голос... Задолго до войны... в какие же это годы?.. Ну да, в тридцатые. Её совсем забыли, и, похоже, у неё нет друзей, с годами это вырастает в серьёзную проблему… Нет ничего печальнее забытой славы и ушедшего обожания толпы. Принесите ей цветы, это доставит ей удовольствие... Возьмите.
Месье Соломон вынул из бумажника несколько сто франковых купюр и, держа двумя пальцами, протянул их Жано.
МЕСЬЕ СОЛОМОН.(ПРОД.)
Ей, наверно, нелегко приходится... Годы бегут, и когда нет никого... Да, принесите ей цветы, чтобы помочь ей вспомнить то время. Она могла бы продолжить свою карьеру, но у неё было глупое сердце.
ЖАН.
А каким ещё может быть сердце. Если оно не глупое, значит, его просто нет.
МЕСЬЕ СОЛОМОН.
(удивлённо)Это весьма точно, весьма верно, Жано. Но одно дело иметь глупое сердце, а другое – иметь абсолютно идиотское. Идиотское сердце может принести большие несчастья, и не только тебе, но и другим. Оно может сломать жизнь и даже две жизни... Впрочем, я её очень мало знал… Надо её навещать, надо её навещать… Знаешь, что выясняется, когда ты стареешь, Жано?
ЖАН.
Вам ещё рано думать о старости.
МЕСЬЕ СОЛОМОН.
Нет, о ней надо думать, чтобы привыкнуть к этой перспективе. Если не случится ничего неожиданного, то скоро мне исполнится восемьдесят пять лет и пора уже примириться с мыслью, что где-то там меня поджидает старость. Ей сопутствуют, как я слышал, провалы в памяти и сонливость, теряется интерес к женщинам, но зато возникает безмятежность, обретаешь душевный покой.
ЖАН.
Выходит, и в этом есть своя хорошая сторона.
Оба смеются.
МЕСЬЕ СОЛОМОН.
Знаешь, что тебе открывается, когда ты стареешь, Жано? Ты вдруг обнаруживаешь свою молодость… Вот почему я тебя прошу время от времени навещать эту бедную Кору Ламенэр. Нет ничего печальнее "бывших", Жано. "Бывшие" во времена Французской революции, это те люди, которые перестали быть теми, кем были прежде. Они потеряли молодость, красоту, любовь, мечты, а часто и зубы. Вот, например, молодая женщина, её любили, обожали, её окружали поклонники, ею восхищались, и вдруг она оказывается "бывшей", всё теряет, становится как бы другой, хотя она всё та же. Раньше стоило ей появиться, как все поворачивались к ней, а теперь, когда она проходит, никто не смотрит ей вслед. Ей приходится показывать старые фотографии, чтобы доказать, что она кем-то была. У неё за спиной произносят ужасные слова: "Говорят, она была красива, говорят, она была знаменита, говорят, она была кем-то". Так приносите ей цветы, чтобы она вспомнила.
Месье Соломон даёт Жанну адрес.
ИНТ. КВАРТИРА МАДЕМУАЗЕЛЬ КОРЫ УТРО.
Звонок в дверь. МАДЕМУАЗЕЛЬ КОРА смотрит в дверной глазок
МАДЕМУАЗЕЛЬ КОРА.
Кто там?
ЖАН.
Мне нужна мадемуазель Кора Ламенер.
Мадемуазель Кора открыла дверь. Она ещё не одета и приличия ради запахнула свой пеньюар.
МАДЕМУАЗЕЛЬ КОРА.
(с удивлением)Морис!
ЖАН.
Меня зовут Жано.
МАДЕМУАЗЕЛЬ КОРА.
Простите. Вам кого?
ЖАН.
Мадемуазель Кору Ламенэр.
МАДЕМУАЗЕЛЬ КОРА.
Это я. Входите.
ЖАН.
Нет, спасибо, я не могу задерживаться. Я не надел чёрный чехол.
МАДЕМУАЗЕЛЬ КОРА.
Бог ты мой, какой чёрный чехол?
ЖАН.
Я таксист. Меня попросили вам это передать.
Жан протянул ей букет.
МАДЕМУАЗЕЛЬ КОРА.
От кого?
