Темза текла изгибаясь рядом с нами, шпили зданий и небоскребы царапали ясный голубой день, а люди превратились в точки, двигались далеко внизу нас. Отсюда они выглядели ужасно маленькими, и их было так много. Кто-то сновал прямо под Глазом, другие толкались по оживленным улицам. Я представляла, как все они погружены в свои мысли, думают о своих мечтах, влюбляются, получают известия, которые изменяют всю их жизнь.

В жизни так легко иметь узкий кругозор, смотреть на мир, как на декорации к фильму, а ваша история — то, что вы видите своими глазами, думаете своим умом, чувствуете своим сердцем — единственное, что имеет значение. Но мир был намного больше, чем это. Жизнь была намного больше. Иногда я просто не могу понять, как все мы здесь умещаемся, вся надежда и боль человечества.

Было просто удивительно думать прямо сейчас о том, что в эту самую секунду во мне зарождалась новая жизнь. Я не понимала, как я тоже могу в себе что-то держать, как во мне может быть другой человечек, который будет полностью от меня зависеть. Камера моей жизни до этого была в фокусе. Конечно, у меня был Гаррик, но мы оба были сконцентрированы на нашей карьере, нашем становлении. Но ребенок изменит все для нас обоих. На моих линзах придется изменить фокусировку, отрегулировать ее. Больше не будет только все для нас.

Я чувствовала тепло рук Гаррика через тонкую рубашку на своем животе и подумала… ответственность будет лежать не только на мне. Да, Гаррик был парнем, многие из них боятся обязательств, детей и всего такого. Но он был другим. Это был человек, который без всяких жалоб держал пакет с тампонами, человек, который не злился, когда я его останавливала перед самым сексом, человек, который любил меня и лелеял меня, не смотря на все мои причуды и заморочки.

Он прервал мои мысли, чтобы показать в окно:

— Вон там, то самое место, где мы были утром. Это церковь, мимо которой мы проходили. А вон место, где живут родители. Еще видно начальную школу, в которую я ходил. Грэм и я постоянно попадали в неприятности. Наши матери пугали нас, что отправят в интернат.

Это был самый плохой скачок истории с одной темы на другую, но я посмотрела на него через плечо и выпалила:

— Я купила тест на беременность.

— Что? — он не был шокирован или напуган, скорее отреагировал, как человек, который не расслышал, что вы сказали.

Поэтому я продолжила:

— В аптеке. Я вела себя странно и отправляла тебя за напитками, потому что покупала тест на беременность, и боялась говорить тебе.

В этот раз последовала реакция.

Его руки упали с того места на моем животе, и он подвинулся, чтобы прислониться к поручню рядом со мной. Его глаза отыскали мое лицо, и я подумала, что тишина меня просто убьет, завяжет мое горло в маленький узел и задушит мой мозг.

— Скажи что-нибудь.

Он открыл свой рот, но продолжал молчать еще несколько секунд, пока:

— Ты беременна?

Так. Поправочка. Скажи что-нибудь такое, чтобы я могла понять какова твоя реакция.

— Я не знаю. У меня задержка. Это может быть и просто так.

— Или не просто так.

Черт, ну почему я не могу распознать его интонацию?

— Может. Потому что… ну… я забыла взять повторный рецепт. На таблетки. Как то все закрутилось и это вылетело у меня из головы. Это все еще так ново для меня, и я…

— Почему ты не сказала мне?

Я сойду с ума, если в ближайшее время он не скажет что-то более определенное. Я вздохнула и посмотрела на город. Мы как раз доехали до самой высокой точки колеса, и с кабинки открывался панорамный вид на город. Я схватилась за поручень, который отделял людей от стекла и сказала: — Я боялась. Сама мысль о ребенке пугает меня. Иногда, я сама чувствую себя как ребенок. Мы оба много работаем, у нас крошечная квартира, мы живем в огромном, иногда опасном городе, который мы едва можем себе позволить даже сейчас, и мы никогда толком не разговаривали о детях. Когда упоминали о них, все равно это было как-то размыто, что-то такое, в далеком будущем, и я не знала, что ты почувствуешь.

— Но?

Мое дыхание было слишком громким, почти оглушающим.

— Но я не хотела бояться одна.

Он взял мое лицо в свои руки и коснулся своим лбом моего. Я перестала дышать. А он сказал:

— Ты вообще ничего не должна бояться.

Я всхлипнула и крепко вцепилась в него. Он положил свою руку мне на талию, а большим пальцем погладил по животу.

— Думаешь… Ты чувствуешь, что ждешь ребенка?

Я пожала плечами.

— Не могу точно сказать. Я измождена, но это может быть из-за разницы во времени. Я взволнована, но это, наверно, потому что я какая-то социальная уродина, которая разбивает дорогущие вазы в гостях. И вчера меня стошнило, но всего раз, так что, может, это было от переутомления и шока.

Он кивнул, в этот раз, запуская свои руки мне под рубашку, чтобы прикоснуться к моему животу.

— Если я…

— Тогда все будет в порядке. Ты все правильно сказала, но мы будем в порядке. Ты станешь замечательной мамой, и мы сделаем все самое необходимое, чтобы позаботиться о нашем ребенке. — Он улыбнулся и покачал головой. — Наш ребенок. Вау. Тебя это беспокоило вчера?

Я кивнула, и он выдохнул с облегчением. Это было хорошим знаком, верно?

— Значит, ты нормально к этому относишься? — мое сердце зашлось.

— Значит, что я люблю тебя и хожу жениться на тебе и сделать тебя матерью своего ребенка. И меня совсем не интересует, в каком порядке это произойдет.

Я склонила голову к его груди, и вдруг мое тело как будто стало намного тяжелее.

— Мы с тобой вечно делаем все не по порядку.

— Нам с тобой выпало много сюрпризов, но с каждым разом они все лучше и лучше. Не сомневаюсь, что в этот раз будет также.

Он приподнял мою голову и поймал мои губы поцелуем.

Остаток поездки мы не обращали внимания на горизонт из кабины, и к тому времени как мы оказались вне кабины на твердой земле, самая маленькая часть меня уже надеялась на тот плюсик в тесте.

— СПАСИБО ВАМ, что нашли для меня время, Мистер Вудс. Я, правда, ценю Ваше время.

Он встал из-за своего массивного черного стола, обошел его, чтобы подойти ко мне.

— Не говори глупостей. Все, что угодно для Тейлоров. Я просто рад, что ты передумал. Ты позвонишь мне после разговора со своей невестой?

— Да сэр, я поговорю с ней сегодня вечером.

— Невероятно! Я думаю это действительно хорошая партия, Гаррик.

— Спасибо, сэр. Я позвоню Вам завтра.

Желудок скрутился в тугой узел, когда я входил в лифт, и спускался с 37 этажа назад в вестибюль. Все началось еще вчера, когда я позвонил, чтобы договориться о собеседовании, и сейчас было ощущение, что меня просто разрезали пополам. Может на самом деле все началось еще на карусели. Или когда Блисс сделала первый тест, который был отрицательным. Я уже хотел отменить собеседование, но в инструкции к тесту говорилось, что надо сделать несколько тестов, так что я сходил и купил еще.

Тот оказался положительным.

Блисс сделала еще два сегодня утром, оба показали отрицательный результат, и мы решили, что наверно еще слишком рано делать тесты. Она была не уверена, сколько дней у нее задержка, предположила только, что немного, а интернет советовал делать тест через неделю.

Так что мы решили подождать.

Казалось, что теперь это главное в наших отношениях.

Но беременна она или нет, это ничего не меняет.

Скоро она станет моей женой. А у нас нет денег на ребенка, в равной степени как их нет на большую свадьбу или медовый месяц. Нет у нас и медицинской страховки.

Мне нравилось играть, но чем я стану лучше своего отца, если я поставлю это превыше своей семьи?

Когда Блисс встретилась со мной за пустой сценой после представления Гордость и Предубеждение, и я встал перед ней на одно колено, все изменилось. Она должна всегда быть на первом месте. Моя работа — это заботиться о ней, и если в Лондоне мне заплатят больше, значит, я возьмусь за эту работу. Конечно, это работа в мире моего отца, мире частью которого я никогда не хотел стать, но я знаю, что эта работа все равно будет отличать меня от отца, не смотря на то, что на людях мы будем выглядеть одинаковыми.