Конвейер заработал, помещение склада наполнилось гулом. В самом конце конвейера, куда не доставал свет лампочки, послышался какой-то лязгающий, механический звук. Ко мне что-то двигалось по ленте конвейера.

– Нет, – произнесла я, потому что это было единственное, что пришло мне в голову.

Я вытянула перед собой руки и попыталась нащупать дверь туалетной кабинки. Это галлюцинация, мама предупреждала меня, что они могут случиться. Мне нельзя поддаваться ей, нужно найти путь обратно, в реальный мир. Тем временем ужасный металлический скрежет становился все громче.

Я как можно дальше отступила от конвейера и вжалась спиной в бетонную стену.

Бежать мне было некуда, и оставалось только смотреть, как из тени на свет, грохоча и лязгая, выехала металлическая клетка. Ее прутья светились призрачным голубоватым светом, но не это привлекло мое внимание. Внутри кто-то был. Девушка, скрючившаяся, чтобы поместиться в клетке, вцепилась руками в прутья клетки, иссиня-черные спутанные волосы падали ей на лицо, почти закрывая его. Были видны только глаза – они казались бесцветными. На шее у нее вилась длинная веревка, светившаяся тем же призрачным голубым светом, что и прутья клетки.

«Помоги мне, Нора».

Мне хотелось убежать. Но в сторону гаражных дверей я бежать боялась, опасаясь, что таким образом еще глубже увязну в этой галлюцинации. Нет, мне нужна была моя, собственная дверь. Дверь, которую я создам сама прямо сейчас и через нее вернусь назад в школьный туалет.

«Не отдавай ему ожерелье!» Девушка яростно трясла прутья клетки. «Он думает, оно у тебя. Если он завладеет ожерельем, его уже не остановить. У меня не будет выбора. Мне придется рассказать ему все».

Я чувствовала, как по спине у меня ползут ручейки пота. Ожерелье? Какое еще ожерелье?

«Нет никакого ожерелья, – сказала я самой себе. – И эта девушка, и ожерелье – плод твоего воспаленного воображения. Заставь их исчезнуть. Ты можешь. Заставь. Их. Исчезнуть».

Громко и резко зазвенел звонок.

Меня рывком выкинуло из моей галлюцинации. Запертая дверь туалетной кабинки была прямо перед моим носом.

Я вытянула руку и дрожащими пальцами провела по нацарапанным на двери глупостям. Дверь была абсолютно реальной. Я с облегчением выдохнула.

В туалете послышались голоса. Я было вздрогнула, но это были нормальные, обычные, возбужденные и радостные голоса. Через щелку в двери я видела, что перед зеркалом стоят три девушки. Они поправляли прически и подкрашивали губы.

– Давайте вечером закажем пиццу и посмотрим какой-нибудь фильм, – предложила одна из них.

– Нет, девочки, я не могу. Сегодня проведу вечер с Сюзанной.

Я узнала голос Марси Миллар. Она стояла посередине и скалывала свои золотистые волосы в хвост на боку розовой пластмассовой заколкой в виде цветка.

– Значит, ты променяла нас на мамочку? Хм, да ладно?

– Хм, именно. Смиритесь.

Обе девушки демонстративно надули губки. Эдисон Хейлз и Кэсси Суинни. Эдисон была чирлидершей, как и Марси, но однажды я слышала, как Марси призналась, что с Кэсси она общается только потому, что они живут по соседству. Их связывало только то, что они принадлежат к одному кругу и могут позволить себе похожий образ жизни. Как горошины в стручке. Очень богатом стручке.

– Даже не пытайтесь. – Улыбка в голосе Марси давала понять, что ей льстит их разочарование. – Я нужна маме. Так что сегодня девичник.

– Она, наверное… ну, ты понимаешь… в депрессии? – спросила одна из подруг, кажется, Эдисон.

– Ты серьезно?! – расхохоталась Марси. – Ей остался дом. Она по-прежнему состоит в яхт-клубе. Плюс она заставила моего отца купить ей «Лексус SC10». Это та-а-а-ак классно! И клянусь, половина одиноких парней в этом городе уже позвонили ей или даже заскочили проведать на минутку!

Марси отмечала в воздухе каждый пункт этого списка, и галочки она ставила таким отточенным движением, что я задумалась, уж не репетировала ли она эту речь.

– Она такая красивая, – вздохнула Кэсси.

– Да уж, это точно. Кого бы там ни подцепил мой дорогой папочка, эта «новенькая» и в подметки ей не годится.

– Он с кем-то встречается?

– Пока нет. У моей мамы друзья повсюду. Кто-нибудь бы обязательно что-нибудь увидел. Что ж… – перешла она к более интересной теме, – вы слышали новости? О Норе Грей?

Услышав свое имя, я схватилась рукой за стену, чтобы не упасть, – колени у меня подогнулись.

– Ее нашли на кладбище. И говорят, что она ничего не помнит, – продолжала Марси. – Похоже, она была так напугана, что пыталась даже сбежать от полиции. Наверно, думала, что они хотят причинить ей вред.

– Моя мама говорит, что этот похититель, наверно, промыл ей мозги, – сказала Кэсси. – Вроде как внушил ей, что они женаты или что-то такое.

– Фу! – проговорили она все вместе, в один голос.

– Ну, что бы там ни было, а она теперь бракованный товар, – заключила Марси. – Даже если она утверждает, что ничего не помнит, подсознательно она все равно знает, что произошло. И ей придется теперь нести эту ношу всю оставшуюся жизнь. Ей бы стоило обернуть вокруг себя такую, знаете, желтую ленту с надписью «Не приближаться!».

Они захихикали.

Потом Марси сказала:

– Пошли в класс, девочки. У меня больше нет чистых бланков для справок. Секретарши прячут их в сейф. Шлюхи.

Я подождала подольше, чтобы убедиться, что они ушли и туалет и коридор пусты. Потом тихонько выскользнула за дверь. Быстро пройдя по коридору, я вышла на улицу, а по дороге к парковке для учащихся сорвалась на бег.

Забираясь в «фольксваген», я пыталась сообразить: с чего вообще я решила, что смогу вот так запросто вернуться к своей обычной жизни и начать все заново с той самой точки, где все закончилось.

Правда заключалась в том, что ничего не закончилось.

Жизнь просто продолжалась. Без меня.

Готовясь к ужину с Хэнком и мамой, я ограничилась тем, что надела балетки и пышное пестрое платье с неровным подолом ниже колена.

Вряд ли Хэнк заслуживал и этого, но у меня был определенный замысел. Я преследовала сразу две цели: во-первых, заставить их, маму и Хэнка, пожалеть о том, что они меня пригласили, а во-вторых, предельно ясно и четко обозначить свою позицию относительно их связи. Мысленно я отрепетировала свою речь, которую собиралась произнести громко и стоя, а закончить, выплеснув в лицо Хэнку вино из своего бокала. Да, сегодня я собиралась посягнуть на лавры самой Ее Величества Королевы Марси, а про манеры забыть к чертям собачьим.

Но все должно идти своим чередом. Сначала надо было, чтобы Хэнк и мама поверили, будто я в полном порядке и меня можно выводить в общество. А если бы я вышла из своей комнаты в черной майке с надписью «Любовь – дерьмо!» и пеной изо рта, мой план был бы обречен на неудачу.

Я провела в душе полчаса, наслаждаясь теплыми капельками, впитывая их каждой клеточкой своего тела, воспользовалась скрабом и бритвой, а потом побаловала кожу детским маслом. Маленькие царапины и синяки, которые покрывали мои руки и ноги, заживали быстро, но по ним можно было хотя бы очень приблизительно судить о том, что со мной происходило, когда меня похитили. Я была страшно грязная, вся в царапинах и синяках, когда меня доставили в больницу, и это наводило на мысль, что меня держали в лесу. Где-нибудь в далеком, укромном уголке, где на меня никто не мог наткнуться случайно во время прогулки. В каком-то настолько забытом Богом и людьми месте, что выжить и спастись у меня не было ни малейшего шанса.

Но я, по всей видимости, все-таки смогла сбежать. Как еще можно объяснить мое возвращение? Рассматривая эту гипотезу, я рисовала в своем воображении дремучие леса на севере Мэна или в Канаде. Никаких доказательств того, что меня держали именно там, не было, казалось, что это наиболее правдоподобное предположение. Я спаслась и, вопреки всему, осталась в живых. Это была моя единственная рабочая версия.