Динни вздрогнула и закрыла дверь.

Утром, за завтраком, она спросила Клер:

– Будем ковать железо, пока оно горячо. Поедешь со мной к мистеру Дорнфорду?

– Зачем?

– Узнать, не нужен ли ему секретарь, – он ведь теперь член парламента.

– Ну? Разве он избран?

– А как же!

Динни прочла вслух сообщение о результатах выборов. Прежде столь мощная либеральная оппозиция свелась теперь к жалким пяти тысячам голосов, поданных за лейбористов.

– Победу на выборах нам принесло слово "национальный", – пояснила Клер. – Когда я агитировала в городе, там все стояли за либералов. Но стоило мне заговорить о "национальном правительстве", как картина менялась.

Динни и Клер выехали около одиннадцати, – им стало известно, что новый член парламента пробудет всю первую половину дня в своей штаб-квартире. Но в дверях её сновало взад и вперёд столько народа, что сёстрам расхотелось входить.

– Не люблю выступать в роли просительницы, – объявила Клер.

Динни, которой эта роль была так же не по душе, как и сестре, ответила:

– Подожди здесь. Я войду и поздравлю его. Может быть, речь зайдёт и о тебе. Он же, наверно, тебя видел?

– Ну ещё бы!

Королевский адвокат Юстейс Дорнфорд, только что избранный членом парламента, сидел в комнате, состоящей, казалось, из одних лишь распахнутых дверей, и пробегал глазами списки, которые его избирательный агент клал перед ним на стол. С порога одной из этих дверей Динни заметила под столом ноги в сапогах для верховой езды, а на столе – котелок, перчатки и хлыст. Теперь, когда девушка вошла, она сочла себя не вправе вторгаться к нему в такую минуту и уже решила ускользнуть, как вдруг он поднял глаза:

– Извините, Мине, одну секунду. Мисс Черрел!

Динни задержалась и обернулась. Он улыбался, видимо довольный её приходом.

– Чем могу служить?

Она протянула ему руку:

– Ужасно рада, что вы прошли. Мы с сестрой хотели вас поздравить.

Дорнфорд ответил крепким пожатием.

"О господи, вот уж неподходящий момент для просьб!" – подумала Динни, но вслух сказала:

– Блестящий успех! В наших краях ещё никто не получал такого большинства.

– И не получит. Мне просто повезло. Где ваша сестра?

– В машине.

– Хочу поблагодарить её за агитацию.

– О, она с удовольствием занималась ею! – воскликнула Динни и, неожиданно почувствовав, что если не решится сейчас, то потом будет поздно, прибавила: – Она, знаете, сейчас не устроена и мечтает о какой-нибудь работе. Не подумайте, мистер Дорнфорд… это, конечно, некрасиво… Короче говоря, не подойдёт ли она вам в качестве секретаря? ("Наконец-то решилась! ") Сестра хорошо знает графство, умеет печатать, владеет французским и немножко немецким, если, конечно, нужны языки…

Динни выпалила свою тираду и в полной растерянности умолкла. Однако лицо Дорнфорда не утратило выражения любезной готовности.

– Выйдем и поговорим с ней, – предложил он.

"Боже правый, уж не влюбился ли он в неё?" – удивилась Динни и украдкой взглянула на депутата. Он по-прежнему улыбался, но взгляд его стал строже. Клер стояла у машины. "Вот бы мне такое хладнокровие!" – позавидовала Динни. Она молча наблюдала за происходящим. Люди входили и выходили с торжествующим и деловитым видом, сестра и Дорнфорд оживлённо и доброжелательно беседовали друг с другом, а вокруг сверкало ясное утро. Наконец Дорнфорд вернулся:

– Страшно признателен вам, мисс Черрел. Это же великолепно: мне как раз нужен человек, а требования вашей сестры более чем скромны.

– Я-то думала, вы никогда не простите мне, что я докучаю вам просьбой в такую минуту.

– Всегда счастлив служить вам чем могу и когда угодно. Сейчас мне пора, но, надеюсь, мы скоро увидимся.

Он направился к дому. Динни поглядела ему вслед, подумала: "Какой превосходный покрой бриджей!" – и пошла к машине.

– Динни, – рассмеялась Клер, – да он в тебя влюблён!

– Что?

– Я запросила двести, а он сразу назначил двести пятьдесят. Как тебе удалось покорить его за один вечер?

– Не выдумывай. Если уж он влюблён, то не в меня, а в тебя.

– Нет, дорогая. У меня есть глаза, и я знаю – в тебя. Ты ведь тоже сразу догадалась, что Тони Крум влюблён в меня.

– Это было видно.

– И сейчас видно.

– Вздор! – невозмутимо отрезала Динни. – Когда приступаешь?

– Сегодня Дорнфорд возвращается в Лондон. Живёт он в Темпле, в Харкурт Билдингс. Я уезжаю в город вечером, а послезавтра выхожу на службу.

– А жить где будешь?

– Сниму комнату без мебели или маленькую студию, а потом сама отделаю и обставлю. Это даже интересно.

– Тётя Эм тоже возвращается сегодня. Пока не найдёшь комнату, поживи у неё.

– Что ж, придётся, – задумчиво согласилась Клер.

Когда сестры подъезжали к дому, Динни спросила:

– Как же с Цейлоном, Клер? Ты всё обдумала?

– А какой смысл думать? Джерри, наверно, что-нибудь предпримет, но что именно – не знаю и знать не хочу.

– Он тебе писал?

– Нет.

– Дорогая, будь осторожна…

Клер пожала плечами:

– Постараюсь.

– Дадут ему отпуск, если потребуется?

– Несомненно.

– Ты будешь держать меня в курсе, да?

Клер наклонилась, не выпуская из рук руля, и чмокнула Динни в щёку.

Через три дня после разговора в «Кофейне» Крум получил письмо от сэра Лоренса Монта, который сообщил, что его кузен Джек Масхем ожидает прибытия арабских маток не раньше весны, но будет иметь мистера Крума в виду и не прочь увидеться с ним в ближайшее время. Знает ли мистер Крум какое-нибудь из арабских наречий?

"Не знаю, – подумал молодой человек, – зато знаю Стейплтона".

Стейплтон из Королевского уланского полка был в Веллингтоне курсом старше Крума и недавно прибыл в отпуск из Индии. Он известный игрок в поло и наверняка знаком с жаргоном восточных барышников. К тому ж он сломал себе бедро, готовя лошадь к скачкам с препятствиями, и, видимо, задержится в Англии. Однако необходимость немедленно найти работу не становилась от этого менее настоятельной, и Крум продолжал поиски, всюду получая один и тот же ответ: "Подождите до выборов!"

Поэтому на другое же утро после голосования он покинул Райдер-стрит, лаская себя самыми радужными надеждами, но к вечеру явился в клуб, изрядно их порастеряв. С таким же успехом он мог бы провести день в Ньюмаркете на скачках.

Однако, когда швейцар подал ему конверт, сердце Крума учащённо забилось. Он уселся в уголке и прочёл:

"Милая! – подумал Тони. – Какое счастье!" Он перечитал письмо, спрятал его в левый карман жилета, где хранил портсигар, и отправился в курительную. Там, на листке бумаги со старинным девизом клуба, он излил своё бесхитростное сердце.