Сейчас, прочитав и отложив послание, епископ держался так, словно наблюдать за дочерьми Арундела для него важнее, чем обдумывать содержание королевского письма.
– Как славно, милорд, что вы вместе с юными леди приехали к Пасхе в Винчестер. Девушкам следует чаще бывать на людях. Сколько им лет?
– Они обе в возрасте невест, – улыбнулся Уильям д’Обиньи. – Оливии исполнилось пятнадцать, Агате скоро будет четырнадцать. Взять их сюда подсказала моя супруга – да хранит ее Господь. Сама же леди Аделиза не смогла приехать – она вновь на сносях, – добавил он в некотором смущении.
Епископ отнесся к сказанному благодушно: когда даме за сорок, а она продолжает рожать – это признак благоволения небес. А так же, – добавил он лукаво, – проявление великой любви ее мужа.
Супруга графа Арундела, в первом браке будучи женой короля Генриха I, ранее считалась бесплодной. Король Генрих, потерявший в проливе Ла-Манша своего единственного законного сына, женился на молоденькой Аделизе Лувенской исключительно из желания дать роду новых сыновей, но за одиннадцать лет брака этот союз не был благословлен ни единым ребенком. Причем в этом винили именно Аделизу, поскольку старый король имел детей как от своей первой жены, так и от многочисленных любовниц. Но стоило ему умереть, а ей вступить во вторичный брак со своим давним поклонником Уильямом д’Обиньи, как Аделиза принялась рожать одного ребенка за другим. Сейчас у них росло семеро детей, и бывшая королева вновь готовилась увеличить это число.
Епископ говорил об этом с одобрением. И когда Арундел расцвел от похвал, Генри, как бы между делом, неожиданно заметил:
– Кстати, король пишет, что Генрих Анжу недавно прибыл в Шотландию к своему дяде королю Давиду.
Арундел замер и внимательно посмотрел на епископа. Потом перевел взгляд туда, где на столе среди бумаг лежал свиток с алой восковой печатью Стефана.
– Так вот в чем дело, – его брови сошлись к переносице. – Похоже, Англия опять будет вовлечена в пучину войн.
Епископ Генри смолчал. Поведение графа не выглядело подозрительным, и все же, если учесть, что его супруга по-прежнему ведет переписку со своей падчерицей императрицей, он мог знать о предстоящем визите Генриха в Шотландию.
– Кто знает, отчего юный принц отправился к своему родичу Давиду Шотландскому, – заговорил епископ, поглаживая золотую вышивку на манжетах сутаны. – Для всех его приезд преподносится как желание быть посвященным в рыцари от руки короля шотландского.
– Но есть ли с ним войска? – заволновался Арундел. – Ведь это сын непримиримой Матильды, и некогда вы сами поговаривали, что после Стефана он может получить трон Англии.
– Да, некогда я это сказал, – согласился епископ. – Что было делать, если сам Папа противится помазанию Юстаса, а второй сын Стефана совершенно равнодушен к власти. Однако Юстас никогда не откажется от своих прав. К тому же в последнее время он ведет себя вполне достойно, чем может расположить к себе английскую знать и даже саму Церковь. Известно ли вам, милорд, что именно Юстаса отправили в Норфолкшир, дабы провести переговоры с архиепископом Теобальдом? И, представьте, переговоры прошли успешно. Теперь архиепископ Теобальд сам ратует за снятие интердикта.
Граф Арундел внимательно посмотрел на епископа.
– Никогда бы не подумал, что вы будете так поддерживать своего племянника Юстаса.
– Отчего же? Или некогда высказанные мною соображения насчет Генриха Анжу так уж неоспоримы, чтобы я не мог однажды передумать и высказаться за коронацию родного племянника?
– Думаю, что когда к противникам Юстаса примкнет и французский король Людовик, – а он примкнет, когда узнает, как принц повел себя с его сестрой Констанцией, – надежды на помазание принца не будут стоить и ломаного пенса.
– О Иисусе! – быстро повернулся епископ. – Что вам известно о Констанции Французской?
Арундел пожал плечами.
– Всем ведомо, что в наказание за излишне вольное поведение с Мандевилем Юстас держит ее в заточении. Как поговаривают, принцесса там почти сошла с ума от одиночества.
Епископ больше не слушал. Он пошел вглубь покоя; толстый восточный ковер скрывал звук шагов, но Арунделу показалось, будто он уловил нечто похожее на вздох облегчения.
Генри Винчестерский и впрямь перевел дух. Обращение Юстаса с Констанцией действительно могло рассорить их с Людовиком Французским.
– Все это лишь досужие рассуждения, друг мой, – повернулся он к графу. – Но вскоре тут появится Юстас, и мне надлежит оповестить его о появлении сына Матильды.
– Так принца ожидают в Винчестере?
И Арундел с волнением глянул на светлые силуэты своих дочерей в саду.
«Ну вот, скоро Юстасом будут пугать детей и юных дев», – подумал Генри Винчестерский.
Но тут внимание обоих привлек шум со двора, громогласные звуки труб, сообщавшие о прибытии значительной особы.
– Как говорится, помяни дьявола, – нахмурился Арундел, распахнув окно и выглядывая во двор.
Епископу было неприятно, что этот образец рыцарственности так отзывается о его племяннике. Впрочем, среди нормандской знати Юстас и впрямь пользовался далеко не лучшей репутацией, особенно с тех пор, как стал набирать в свои войска саксов. Одного из таких новоявленных командиров они и увидели, когда наблюдали, как во двор въезжают всадники в полном воинском облачении. На коттах[48] их красовалась эмблема принца – распахнувший крылья ястреб, – а возглавлял их высокомерный лысый воин в меховой накидке, с притороченной у седла внушительной саксонской секирой.
– Спрашивается, что делает в отряде его высочества этот бунтовщик Хорса? – подивился Арундел.
Епископ не ответил: вполне очевидно, что если саксы стали служить Юстасу, то и возглавлять их должен кто-то из влиятельных представителей этого народа. А Хорса был очень известен и уважаем в их среде. С ним в отряды Юстаса пришло немало воинов. Но сейчас епископ смотрел не столько на Хорсу, сколько на появившегося в воротах Юстаса – и, более того, на его спутницу. Вот уж чего не мог ожидать Генри от своего мрачного уродливого родственника, так это появления в обществе такой красавицы, да еще столь оживленной и ведущей с принцем любезную беседу.
– Интересно, кто эта хорошенькая девица?
Арундел резко повернулся.
– Это леди Милдрэд Гронвудская. Она дочь моего друга барона Эдгара, и если принц задумал дурное…
– Успокойтесь, друг мой, – благодушно усмехнулся Генри Винчестерский, наблюдая, как принц спешился и помогает сойти с коня упомянутой леди. – Когда даме грозят неприятности, она не будет так непринужденно красоваться на всеобщем обозрении.
Но на лице Арундела читалось беспокойство:
– Леди Милдрэд еще слишком молода, чтобы отдавать отчет в своих действиях. И, клянусь ранами Христовыми, ей не следует находиться в обществе принца без надлежащей свиты. Одно скажу: барон Эдгар – мой давнишний друг, он крестный моего второго сына, и, памятуя о нашей дружбе, я сейчас же пойду и выясню…
Последние слова граф произносил, уже покидая покой. Епископ тоже вышел. Но когда он, важно шествуя, спустился по широкой лестнице в холл своего дворца Уолвеси, то застал Арундела скорее сконфуженным, а девушку подле него – вовсе не несчастной. Еще епископ с удовольствием отметил, как восхищенно она оглядывает холл его резиденции – стройные пучки поддерживавших своды колонн, полукруглые арки наверху, глянцевый лоск мраморных лестниц, скульптуры крылатых ангелов в стенных нишах.
К его преподобию приблизился Юстас и приник к руке.
– Храни вас Бог, дядюшка, – произнес он скорее весело, чем почтительно. И куда подевалась обычно присущая Юстасу бесстрастность? Он почти с насмешкой повернулся и посмотрел туда, где граф Арундел беседовал с Милдрэд Гронвудской и подошедшими дочерями графа. – Похоже, наш Уильям Сильная Рука примчался едва ли не вызвать меня на поединок за похищение прекрасной дамы, и вот теперь смущен и растерян, обнаружив, что леди прибыла по доброй воле и находится под моей опекой.
