Николай I. Проезжал с графом, вижу, у тебя огонек. Занимаешься? Не помешал ли я?
Дубельт. Пономарев, шинель!
Николай I и Бенкендорф сбрасывают свои шинели. Пономарев, приняв их, выходит. Бенкендорф пододвигает кресло Николаю I.
Николай I (садясь, Бенкендорфу). Садись, граф.
Бенкендорф садится.
(Дубельту.) Садись, Леонтий Васильевич.
Дубельт. Слушаю, ваше величество. [(Остается стоять.)]
Николай I. Работаешь?
Дубельт. Стихи читаю, ваше величество. Собирался докладывать его сиятельству.
Николай I. Докладывай. Я не буду мешать. (Берет с камина какую-то книжку, открывает.)
Дубельт. Вот, ваше сиятельство, бездельники в списках распространяют пушкинское стихотворение по поводу брюлловского распятия. Помните, вы изволили приказать поставить часовых? (Читает.)
Но у подножия теперь креста честного,
Как будто у крыльца правителя градского,
Мы зрим поставленных на место жен святых
В ружье и кивере два грозных часовых.
К чему, скажите мне, хранительная стража?
Или распятие казенная поклажа,
И вы боитеся воров или мышей?..
<...>
Иль опасаетесь, чтоб чернь не оскорбила
Того, чья казнь весь род Адамов искупила,
И, чтоб не потеснить гуляющих господ,
Пускать не велено сюда простой народ?
И озаглавлено «Мирская власть»...
Пауза.
Николай I. Этот человек способен на все. Исключая добра. Ни благоговения к божеству, ни любви к отечеству. Ах, Жуковский!.. Вчера пристал ко мне, сравнивал его с Карамзиным. И как поворачивается язык у балаболки! Карамзин был святой жизни человек, доблестный певец, составивший славу героев и честь народа. Семью жалко, жену жалко. Хорошая женщина. Продолжай, Леонтий Васильевич.
Дубельт. Кроме сего, ваше сиятельство, [доставлено] краткое стихотворение [давнишнего сочинения, которое ныне, по донесениям, ходит по Санкт-Петербургу и приписывается господину Пушкину].
Бенкендорф. Прочитайте, пожалуйста.
Дубельт. Осмелюсь доложить, ваше сиятельство, неудобное...
Николай I (глядя в книгу). Прочитай.
Дубельт (читает).
В России нет закона,
Есть столб, и на столбе корона.
Пауза.
Николай I. Это он?
Пауза.
Дубельт. [Покамест ручаться не могу.]
Бенкендорф. Отменно любопытно то, что кто бы ни писал подобные гнусности, а ведь припишут господину Пушкину. Уж такова фигура.
Николай I. Ты прав.
Пауза.
(Дубельту.) Сожги. [Ежели он, пусть совесть будет ему наказанием. Найти того, кто распространял.]
Дубельт бросает листок в камин.
Дубельт. Имею честь далее доложить вашему сиятельству, что не позднее послезавтрашнего я ожидаю в столице дуэль.
Бенкендорф. Между кем и кем?
Дубельт. Между двора его величества камер-юнкером Пушкиным и поручиком кавалергардского полка бароном Геккереном-Дантес. Имею копию черновика с пропусками письма Пушкина к барону Геккерену-отцу.
Николай I. Прочитай его.
Дубельт. Осмелюсь сообщить, письмо неприличное.
Николай I. Прочитай письмо.
Дубельт (читает). «...подобно старой развратнице, вы подстерегали мою жену, чтобы говорить ей о любви вашего незаконнорожденного сына. И когда, больной позорною болезнью, он оставался дома, вы говорили...» Пропуск. «...не желаю, чтобы жена моя продолжала слушать ваши родительские увещания...» Пропуск. «...ваш сын осмеливался разговаривать с ней, так как он подлец и шалопай. Имею честь быть...»
Пауза.
Николай I. Он дурно кончит. Я говорю тебе, Александр Христофорович, он дурно кончит. Теперь я это вижу.
Бенкендорф. Он бретер, ваше величество.
Николай I. Верно ли, что Геккерен нашептывал ей?
Бенкендорф. Верно, ваше величество. Вчера на балу у Воронцовой.
Пауза.
Николай I. Посланник.
Пауза.
Прости, Александр Христофорович, что такую обузу тебе навязал. Истинное мучение.
Бенкендорф. Таков мой долг, ваше величество.
Николай I. Позорной жизни человек. Ничем и никогда не смоет перед детьми с себя сих пятен. Но время отмстит ему за эти стихи, за поруганную национальную честь. И умрет он не по-христиански. (Встает.) Спокойной ночи. Не провожай меня, Леонтий Васильевич. (Выходит.)
Бенкендорф устремляется за ним. Дубельт некоторое время один. Бенкендорф возвращается.
Бенкендорф. Хорошее сердце у императора.
Дубельт. Золотое сердце.
Пауза.
Бенкендорф. Так как же быть с дуэлью?
Дубельт. Это как прикажете, ваше сиятельство.
Пауза.
Бенкендорф. Извольте послать на место дуэли с тем, чтобы взяли с пистолетами и под суд. Примите во внимание, место могут изменить.
Дубельт. Понимаю, ваше сиятельство.
Пауза.
Бенкендорф. Дантес каков стрелок?
Дубельт. Туз — пятнадцать шагов.
Пауза.
Бенкендорф. Императора жаль.
Дубельт. Еще бы.
Пауза.
Бенкендорф (вставая). Примите меры, Леонтий Васильевич, чтобы жандармы не ошиблись. А то поедут не туда...
Пауза.
Дубельт. Слушаю, ваше сиятельство.
Бенкендорф. Покойной ночи, Леонтий Васильевич. (Выходит.)
Дубельт (один). Буря мглою небо... Не туда... Тебе хорошо говорить. (Думает.) Буря мглою... (Звонит.)
Дверь приоткрывается.
Ротмистра Ракеева ко мне!
Темно.
Занавес
Действие третье
Квартира Геккерена в посольстве. Богато и обильно убранная комната. Картины мастеров, ковры, коллекция оружия. Геккерен сидит и слушает музыкальную шкатулку. Дантес входит. Он в сюртуке.
Дантес. Добрый день, отец.
Геккерен. А, мой дорогой мальчик, здравствуй. Ну иди сюда, садись. Я давно тебя не видел и соскучился.
Дантес садится. Геккерен гладит его волосы.
