Дараган. Ну ладно... Я полечу... Я полечу.
Ефросимов. Вы никуда не полетите, истребитель! Да и незачем вам лететь!.. Все кончено.
Дараган. Чем кончено?! Я хочу знать, чем это кончено! И знаю, чем это кончится. Молчите!
Ефросимов. Не только лететь, но вам нельзя даже сидеть. Вы будете лежать, истребитель, долго, если не хотите погибнуть.
Дараган. Возле меня никогда не было женщины, а я хотел бы лежать в чистой постели и чтобы чай с лимоном стоял на стуле. Я болен! А отлежавшись, я поднимусь на шесть тысяч, под самый потолок, и на закате... (Адаму.) Москва?
Адам. Москва молчит!
Ева. И мы слышим только обрывки музыки и несвязные слова на разных языках! Воюют во всех странах. Между собой.
Адам. На рассвете мы сделали пятьдесят километров на машине и видели только трупы и осколки стеклянной бомбы, а Ефросимов говорит, что в ней бациллы чумы...
Дараган. Здорово! Но больше слушать не хочу. Ничего не говорите мне больше. (Пауза. Указывая на Адама.) Пусть он распоряжается, и я подчиняюсь ему.
Адам. Ева, помоги мне поднять его.
Поднимают Дарагана. Ева подхватывает узел.
Дараган. Куда?
Адам. В леса. За бензином.
Дараган. И за самолетом!
Адам. Ну ладно, едем. Может быть, проберемся на аэродром. Потом вернемся сюда, чтобы взять мелочь. И вон! А то мы вовсе не вывернемся!..
Уходят.
Долгая пауза. Слышно, как застучала машина и ушла. Через некоторое время в магазин вбегает Пончик-Непобеда. Пиджак на нем разорван. Он в грязи.
Пончик (в безумии). Самое главное — сохранить ум, и не думать, и не ломать голову над тем, почему я остался жив один. Господи! Господи! (Крестится.) Прости меня за то, что я сотрудничал в «Безбожнике». Прости, дорогой Господи! Перед людьми я мог бы отпереться, так как подписывался псевдонимом, но тебе не совру — это был именно я! Я сотрудничал в «Безбожнике» по легкомыслию. Скажу тебе одному, Господи, что я верующий человек до мозга костей и ненавижу коммунизм. И даю тебе обещание перед лицом мертвых, если ты научишь меня, как уйти из города и сохранить жизнь, — я... (Вынимает рукопись.) Матерь Божия, но на колхозы ты не в претензии?.. Ну что особенного? Ну мужики были порознь, ну а теперь будут вместе. Какая разница, Господи? Не пропадут они, окаянные! Воззри, о Господи, на погибающего раба твоего Пончика-Непобеду, спаси его! Я православный, Господи, и дед мой служил в консистории. (Поднимается с колен.) Что ж это со мной? Я, кажется, свихнулся со страху, признаюсь в этом. (Вскрикивает.) Не сводите меня с ума! Чего я ищу? Хоть бы один человек, который научил бы...
Слышен слабый дальний крик Маркизова: «Помогите!»
Не может быть! Это мерещится мне! Нет живых в Ленинграде!
Маркизов вползает в магазин. За спиной у него котомка, одна нога обнажена, и видно, что ступня покрыта язвами.
Маркизов. Вот дотащился. Здесь и помру. Мне больно! Я обливаюсь слезами, а помочь мне некому, гниет нога! Всех убили сразу, а меня с мучениями. А за что? Ну и буду кричать, как несчастный узник, пока не изойду криком. (Кричит слабо.) Помогите!
Пончик. Человек! Живой! Дошла моя молитва! (Бросается к Маркизову, обнимает его.) Да вы Маркизов?!
Маркизов. Я, я — Маркизов. Вот видите, гражданин, погибаю. (Обнимает Пончика и плачет.)
Пончик. Нет, стало быть, я не сумасшедший. Я узнал вас! А вы меня?
Маркизов. Вы кто же будете?
Пончик. Да как же вы не узнаете меня, Боже ты мой! Узнайте, умоляю! Мне станет легче...
Маркизов. Я почему-то вижу плохо, гражданин.
Пончик. Я — Пончик-Непобеда, известнейший литератор. Припомните, о Боже, ведь я же с вами жил в одном доме! Я вас хорошо помню, вас из профсоюза выкинули за хулиган... Ну словом, вы — Маркизов!
Маркизов. За что меня выгнали из профсоюза? За что? За то, что я побил бюрократа? Но а как же гадину не бить? Кто его накажет, кроме меня? За то, что пью? Но как же пекарю не пить? Все пили: и дед, и прадед. За то, что книжки читал, может быть? А кто пекаря научит, если он сам не будет читать? Ну ничего. Потерпите. Сам изгонюсь. Вот уж застилает вас, гражданин, туманом, и скоро я отойду...
Пончик. Теперь уже о другом прошу: сохранить жизнь гражданину Маркизову. Не за себя молюсь, за другого.
Маркизов. Гляньте в окно, гражданин, и вы увидите, что ни малейшего бога нет. Тут дело верное.
Пончик. Ну кто же, как не грозный бог, покарал грешную землю!
Маркизов (слабо). Нет, это газ пустили и задавили СССР за коммунизм... Не вижу больше ничего... О, как это жестоко — появиться и исчезнуть опять!
Пончик. Встаньте, встаньте, дорогой!
Ефросимов появляется с узлом и сумкой. При виде Пончика и Маркизова остолбеневает. Пончик, увидя Ефросимова, от радости плачет.
Ефросимов. Откуда вы, люди? Как вы оказались в Ленинграде?
Пончик. Профессор... Ефросимов?..
Ефросимов (Пончику). Позвольте, вы были вечером у Адама... Это вы писали про колхозниц?
Пончик. Ну да. Я! Я! Я — Пончик-Непобеда.
Ефросимов (наклонясь к Маркизову). А этот? Что с ним? Это он, напавший на меня!.. Значит, вы были в момент катастрофы в Ленинграде, как же вы уцелели?!
Маркизов (глухо). Я побежал по улице, а потом в подвале сидел, питался судаком, а теперь помираю.
Ефросимов. А... стукнула дверь! Вспоминаю... (Пончику.) Отвечайте — когда я снимал Еву и Адама, вы показались в комнате?
Пончик. Да, вы меня ослепили!
Ефросимов. Так, ясно. (Маркизову.) Но вы, вы — непонятно... Как на вас мог упасть луч? Вас же не было в комнате?
Маркизов (слабо). Луч? Я на окно влез.
Ефросимов. А-а-а... Вот, вот какая судьба... (Зажигает луч в аппарате, освещает Маркизова. Тот шевелится, открывает глаза, садится.) Вы видите меня?
Маркизов. Теперь вижу.
Ефросимов. А нога?
Маркизов. Легче. О, дышать могу.
Ефросимов. Ага. Вы видите теперь... Вы назвали меня буржуем. Но я отнюдь не буржуа, о нет! И это не фотографический аппарат. Я не фотограф, и я не алкоголик!!
В громкоговорителе слышна музыка...
Маркизов. Вы, гражданин, ученый. Какой же вы алкоголик! Позвольте, я вам руку поцелую... И вам скажу стихи... Как будто градом ударил газ... Над Ленинградом, но ученый меня спас... Руку давайте!
Ефросимов. Подите вы к черту!! Я ничего не пью. Я только курю.
Маркизов. Ай, злой вы какой... Папиросу? Курите на здоровье, пожалуйста...
Ефросимов (истерически). Какое право вы имеете называть меня алкоголиком? Как вы осмелились тыкать мне кулаками в лицо?! Я всю жизнь просидел в лаборатории и даже не был женат, а вы, наверное, уже три раза... Вы сами алкоголик! Утверждаю это при всех и вызываю вас на суд. Я на вас в суд подам!!
Пончик. Профессор, что вы?!
Маркизов. Гражданин, милейший человек, успокойся! Какое там три раза! Меня по судам затаскали, ну, заездили буквально. Ах, великий человек! Дышу я... Хлебните.
Ефросимов. Я не пью.
Маркизов. Как можно не пить. Вы помрете от нервов.
Музыка в громкоговорителе прекращается.
