Шервинский. Кто?

Шратт. Как его? Князь Новожильцев.

Шервинский. Новожильцев? Да когда же он успел?

Шратт. Когда катастрофа, каждый стает проворный очень. Он был у нас штабе сейчас вечером.

Шервинский. И он там, в Берлине, будет при гетмане служить?

Шратт. О, нейт. Гетман будет один: никакя свита. Мы только довезем до границы. Кто желает спасать свою шею от ваших мужиков, а там каждый как желает.

Шервинский. О, покорнейше благодарю! Я и здесь сумею спасти свою шею...

Шратт. Правильно, молодой человек: никогда не следует покидать родину.

Выходят гетман и Дуст. Гетман переодет германским генералом. Растерян, курит.

Гетман. Поручик, все бумаги здесь сжечь!

Дуст. Гер доктор, зайн зи либенсвюрдиг...[86] Ваша светлость, пожалейста, садитесь.

Гетмана усаживают. Врач забинтовывает его голову наглухо.

Врач. Фертиг[87].

Шратт (Дусту). Машину.

Дуст. Зоглейх[88].

Шратт (гетману). Ваша светлость, ложитесь!

Гетмана укладывают на диван; Шратт прячется. Среднюю дверь открывают, появляется лакей. Дуст, врач и лакей выносят гетмана в левую дверь. Шервинский помогает до двери, возвращается. Выходит Шратт.

Все в порядке. (Смотрит на часы-браслет.) Один час ночи. (Надевает кепи и плащ.) До свидания, поручик. Вам советую не задерживаться здесь, вы свободно можете уходить. Снимайте погоны. (Прислушиваясь.) Слышайте?

Шервинский. Беглый огонь.

Шратт. Именно. Каламбур: беглый. Пропуск имеете?

Шервинский. Точно так.

Шратт. Так до свидания. Спешите! (Уходит.)

Шервинский. Честь имею кланяться, ваше превосходительство... (Подавлен.) Чистая немецкая работа. (Внезапно оживает.) Нуте-с, времени нету. Нету, нету, нету. (У стола.) О, портсигар? Золотой! Гетман забыл. Оставить его здесь? Невозможно — лакеи сопрут. Ого! Фунт, должно быть, весит. Историческая ценность. (Закуривает, прячет в карман.) Нуте-с, бумаг мы никаких палить не будем, за исключением адъютантского списка. (Рвет бумаги, прячет в карман.) Так-с. (За столом.) Свинья я или не свинья? Нет, я не свинья. (В телефон.) 14-05. Да. Это дивизион? Командира к телефону попросите, срочно! Разбудить! (Пауза.) Полковник Малышев? Говорит Шервинский. Слушай, Сергей, внимательно: гетман драпу дал... Серьезно говорю... Гетман драпу дал... Дал драпу, говорю... Да все равно, пускай слышат. Тебе сообщаю потому, что жаль наших офицеров... Драпу дал, говорю тебе... Вот и спасай людей. Поступай, как хочешь... Нет, до рассвета есть время... Но... прощай. Спасай дивизион. (Дает отбой.) И совесть моя чиста и спокойна. (Звонит.)

Входит лакей.

Вестовой привез пакет?

Лакей. Так точно.

Шервинский. Сейчас же дайте его сюда.

Лакей выходит, потом возвращается с узлом.

Благодарю вас.

Лакей (растерян). Позвольте узнать, что с их светлостью?

Шервинский. Что это за вопрос?

Лакей. Виноват.

Шервинский. Вы хороший человек, Федор. В вашем лице есть что-то... эдакое... привлекательное... пролетарское. Гетман изволит почивать. И вообще — молчите.

Лакей. Так-с.

Шервинский. Федор, живо из адъютантской принесите мне мое полотенце, бритву, мыло!

Лакей. Газету прикажете?

Шервинский. Совершенно верно. И газету.

Лакей выходит в левую дверь. Шервинский в это время надевает штатское пальто и шляпу, свою шашку и шашку Новожильцева увязывает в узел. Появляется лакей.

Идет мне эта шляпа?

Лакей. Как же-с. Бритвочку в карман возьмете?

Шервинский. Бритву в карман... Ну-с, дорогой Федор, позвольте вам на память оставить пятьдесят карбованцев.

Лакей. Покорнейше вас благодарю.

Шервинский. А также пожать вашу честную трудовую руку. Не удивляйтесь, я демократ по натуре. Федор, я адъютантом никогда не служил.

Лакей. Понятно.

Шервинский. Во дворце никогда не был, вас не знаю. Вообще, я оперный певец...

Лакей. Неужто ходу дал?

Шервинский. Смылся...

Лакей. Ах, сволочь!..

Шервинский. Неописуемый бандит!

Лакей. А нас всех, стало быть, на произвол судьбы?

Шервинский. Вы же видите!? Вам-то еще полгоря, но каково мне? Ну, дорогой Федор, задерживаться я больше не могу, как ни приятно беседовать с вами... Слышите?

Далекий пушечный гул.

До свидания. (От двери.) Федор, вы человек хороший, и пока я у власти, — дарю вам этот кабинет. Что вы смотрите? Чудак! Вы сообразите, какое одеяло выйдет из этой портьеры... (Исчезает.)

Лакей. Ну-ну... (Вдруг яростно срывает портьеру с двери.)

Занавес

Вестибюль гимназии. В печке догорает огонь. У ящика с выключателями юнкер на часах, второй у телефона. Ружья на козлах. На нижней площадке Мышлаевский, 1-й, 2-й и 3-й офицеры. Студзинский на верхней площадке с листом и карандашом в руках. Рассвет.

Студзинский (кричит). Тарутин?

Голос из подвала: «Есть!!!»

Терский?

«Есть!»

Тунин?

«Есть!»

Ушаков?

«Есть!»

Федоров?

Гул голосов, выкрики: «Нет!»

Фирсов?

«Есть!»

Хотунцев?

«Есть!»

Яшин?

Гул... «Нету!»

Вольно!

За сценой: топот, движение, звон шпор, говор. Студзинский проверяет лист.

Мышлаевский (кричит). Батарея, можете курить! (Вынимает портсигар.)

1-й офицер. Позвольте огоньку, господин капитан.

Мышлаевский. Ради бога.

Курят.

1-й офицер. Двадцати человек не хватает, однако.

2-й офицер. М-да... То-то на капитане лица нет.

Мышлаевский. Чепуха. Подойдут. Вот холод дьявольский. Это паршиво. В двух классах все парты поломал, да разве за одну ночь натопишь!

2-й офицер. Немыслимо. (Топчется, напевает сквозь зубы «Пупсика»[89].) Пупсик, ты красота сама...

Мышлаевский (юнкерам). Что? Озябли?

Голос: «Так точно, господин капитан. Прохладно».