Роман рос и освобождался от опеки и воспитания старшего брата. В отличие от Андрея, он не любил работать. Ему лень было взять самодельную лопату и отгрести от калитки выпавший за ночь снег. Не любил Рома ходить на речку по воду, пилить, колоть и укладывать в аккуратные поленницы дрова.

И читать Рома тоже не любил. Всё время проводил в каких-то непонятных для Андрея занятиях: то сидел за столом в углу горницы, под иконами и подолгу рисовал, то уходил куда-то далеко из дома. Потом все искали его. А он оказывался в гостях у дальних родственников – и не в соседней деревне, а совсем в другом сельсовете.

Андрей, напротив, любил работать. Он работал с каким-то внутренним ритмом, с упоением, и казалось, что не уставал, а делал всё играючи.

Вдоволь наработавшись, брал в руки гармошку-тальянку. Играл с каким-то самозабвением: то с грустью, то с озорством, то с бесшабашной и отчаянной удалью. И все молча слушали его игру и не понимали, откуда он берёт все эти мотивы и ритмы – ведь по-настоящему его никто не учил играть на тальянке. Он, как и большинство подобных ему музыкантов, родившихся в деревнях, затерянных в лесах России, – самородок.

Андрей беззаветно любил младшего брата, с грустью понимая, что брат совсем не такой, как он сам. Очень многое ему в Романе не нравилось. Иногда казалось – Роман почти чужой. Бывали ссоры, ругань. Бывали и драки. Роман был выше и здоровее Андрея, но частенько убегал, зная характер и волю старшего брата. Он по-своему любил брата и не хотел ссориться.

А вскоре они расстались. Роман уехал к двоюродному брату в Мончегорск, на Север – на заработки. Работал на комбинате "Североникель".

Андрей же работал в колхозе, да ещё подрабатывал на рубке срубов домов или бань. Со временем женился на молодой красавице из соседней деревни, Люльково, что в Зеленцовском сельсовете. Воспитывали сына Ивана, а вскоре появился ещё и Степан, а за ним дочка, Катя.

А Роман жил холостяком. Каждый год приезжал в отпуск в родную деревню. Хорошо высыпался и много курил. Выпивал и швырялся деньгами.

Взаимопонимания между Андреем и Романом по-прежнему не было. Они любили друг друга, писали письма. А, встретившись, через два часа уже или молчали, или ругались друг с другом.

Вот и в июне этого года Роман сообщил брату, что скоро отпуск, и он приедет домой.

Спросил: чего надо привезти в забытую богом деревню?

Андрей получил письмо, прочитал его и решил попросить брата привезти несколько скобелей. Это такой нехитрый инструмент – острая, хорошо заточенная металлическая полукруглая скоба с двумя деревянными ручками – для снятия коры, сучков и неровностей с поверхности бревна.

Андрей подумал, что и другим мужикам тоже нужен этот инструмент, пусть брат привезёт с запасом. Насчитал, что надо бы штук семь.

Так как времени до приезда брата оставалось мало, пошёл на почту и подал телеграмму в город Мончегорск: "Жду в гости. Привези семь скобелей. Строим в деревне пятистенок".

Роман телеграмму получил и прочитал: "Жду в гости. Привези семь кобелей. Строим в деревне пятистенок". (Невнимательная телеграфистка в слове "скобелей" пропустила букву "с", и смысл телеграммы совершенно изменился).

Роман усмехнулся, подумав: "Опять брату-ха там, в деревне с ума сходит. Семи кобелей ему не хватает для полного счастья… Перебирался бы лучше из деревни к нам в город, работали бы вместе на комбинате".

Неделю спустя Андрей сидел с топором на углу на двенадцатом венце пятистенка, подравнивал паз для следующего бревна.

Работавшие с ним мужики сказали: "Вон с города, с Никольска в Зеленцово автобус пришёл. Посмотрите, кто к нам этим рейсом в гости на лето приехал". Андрей подумал – может быть, брат Роман уже приехал? Год не виделись, соскучились друг по другу…

ПАЗик высадил приехавших на большой дороге, на горке и умчался дальше, поднимая клубы пыли с грунтовки.

Зрение у Андрея было отменное.

Он смотрел – и глазам своим не верил: с горки от деревни Зеленцово к деревне Люльково шла небольшая группа людей с сумками и чемоданами. А сзади них шёл высокий стройный пижон в белом костюме, с трудом сдерживая тащивших его за поводки собак. Те, почуяв свободу и устав от автобусной тряски, тащили пижона под гору.

В этом пижоне Андрей узнал родного брата, Романа…

Расхохотался… Выругался…

Потом громко сказал: "Ну, слава богу, опять родной чудак в гости приехал и всё перепутал. Вместо семи скобелей везёт нам семь собак, наверное, кобелей".

Мужики громко захохотали. Андрей ловко воткнул топор в почти готовое бревно и, глубоко задумавшись, закурил…

16 августа 2012 г.

В 1961 году Вовка пошёл в школу. Жил он тогда в деревне Подол Никольского района Вологодской области, вместе с бабушкой – Надеждой Гавриловной, мамой – Ниной Ивановной, братом Толиком и сестрой Валей.

За маленький рост все его называли Фунтиком. А он не обижался, ему всё равно. Фунтик так Фунтик.

А школа начальная находилась в соседней деревне Вырыпаево, всего один километр через речку Кипшеньгу – и в гору. Гора эта очень крутая. Если зимой, бывало, пойдёшь прямиком, поскользнёшься нечаянно, то можешь обратно домой уехать.

В начальной школе учителями были два родных брата: Александр Михайлович Куваев – фронтовик, с металлическим протезом вместо левой ноги, и Афанасий Михайлович Куваев. Деревенские его Афоней звали, а он тоже не обижался – Афоня так Афоня. (Что обижаться, если ума маловато и образования нет, ни в армию, ни на войну не взяли… Да и жил он не в деревне Вырыпаево, а в соседней, что в трёх километрах, в деревне Гагарин Починок).

В классе начальной школы были собраны все ученики из четырёх ближайших деревень. Сидели в двух смежных комнатах – за восемью партами. В одной комнате 1-й и 3-й классы, в другой – 2-й и 4-й. Кто прошёл все четыре класса, тот шёл в 5-й класс – в Теребаевскую восьмилетнюю школу.

Афанасий Михайлович, то есть Афоня, взял себе самые лёгкие учебные предметы: труд, рисование и пение. Ну, а физкультуры и вовсе не было (пока идёшь до школы, так уже физзарядка с физкультурой вроде как и ни к чему, да потом ещё домой возвращаться).

На уроках труда лопатами и вениками убирали снег у школы, а когда снега не было – ученики пилили дрова металлической пилой с деревянными ручками, а братья-учителя кололи их. Первоклашки и второклашки уносили поленья в дровяник и складывали в поленницы.

Больше всех Афанасию Михайловичу – то есть Афоне – нравились уроки пения. Голос у него был громкий и глуховатый. Пел он на уроках, без музыкального сопровождения, русские народные песни. Ученики, как могли, подпевали ему. Во время пения он дирижировал правой рукой, в которой была длинная самодельная указка. Тех, кто пел старательно, Афанасий Михайлович гладил указкой по голове. А тех, кто дурачился во время урока или не попадал в такт, он несильно щёлкал указкой по голове.

Вовке нравилось в школе всё, в том числе и рисование. Дома он любил рисовать снежинки, на улице зимой ловил их, подставляя варежку, и рассматривал, любуясь их строгим узором и красотой. Выдумывал замысловатые орнаменты и раскрашивал их цветными карандашами. А в школе Вовке, как и всем остальным ученикам, приходилось перерисовывать в тетрадь с доски каракули Афанасия Михайловича, означающие то лист дерева, то лейку, то графин, то гранёный стакан, то птичку.

Остальные, более сложные предметы, вёл Александр Михайлович, заодно он контролировал Афоню, так как был директором школы. Был он строгим и справедливым.

На переменах учителя часто и помногу курили папиросы "Беломорканал". Ученикам, конечно, они курить не разрешали. Говорили, что это вредно для здоровья.

А ученики, тогда ещё малообразованные, глядели на учителей и соглашались, так как у Александра Михайловича не было ноги, а у Афони было много странностей.