- Салерно? - подмигнул ландскнехт «лже-крестьянину».

- Прага [19], – коротко ответил тот, вмиг растеряв словоохотливость. Похоже, «лже-крестьянин» уже пожалел о неосторожном выступлении.

- Пива желаете? – спохватился кабатчик, поняв, что разговор двинулся куда-то не туда и грозит неизвестно куда привести. Вон, оглобля какая у ландскнехта при себе. И махать горазд, на рожу стоит только глянуть.

- Лучше вина. Если такое тут имеется. – Густав опустился на лавку, сдернул, наконец, промокшую насквозь шляпу и положил подле себя. Пропитанный водой войлок расплылся бесформенным кулем. Затем ландскнехт стянул перевязь меча, аккуратно поставив оружие в угол, с наслаждением вытянул ноги. И выжидающе уставился на замешкавшегося кабатчика.

- Для такого гостя – найдем, - понятливо кивнул толстяк и исчез в полумраке подсобки.

Вскоре кабатчик объявился на свет, нагруженный радующей глаз ношей. Тяжело опустился на стол пыльный кувшин, судя по приятному бульку – отнюдь не пустой. Рядом пристроилась солидная тарелка с холодным мясом. Да, сразу видно, в этих краях пока не появлялись в изобилии ни война, ни солдаты.

Завершив благую миссию, кабатчик застыл у стола монументальной аллегорией стяжательства. Фыркнув в усы, Вольфрам выложил пару монет и ехидно уточнил:

- Хватит?

- Вполне! – кивнул довольный хозяин и снова скрылся в подсобке. Монеты словно по волшебству испарились со стола. Древнее колдовство потомственных владельцев кабаков, несомненно.

На удивление, вино оказалось вполне неплохим. Не фалернское и даже не рейнское, но всяко лучше того пойла, что следовало ожидать в краях, давно не осеняемых Божьей Благодатью.

- Эй, пражанин! - приглашающее кивнул ландскнехт, опрокинув первый кубок. – Присоединишься?

- Благодарю. Не хочется, – не поворачивая головы, ответил студент.

- Брезгуешь, что ли? – оскорбился Густав.

- Отнюдь, - быстро уточнил собеседник. - Хочу оставить нынешней ночью голову трезвой. Хотя, будучи пьяным, это пережить легче. - «Это» он отчетливо выделил голосом.

- Что «это»? – полюбопытствовал ландскнехт, готовясь воздать должное мясу.

Студент вдруг резко встал с насиженного места и пересел к Вольфраму.

Склонившись так, что край плаща чуть не улегся в тарелке, он быстро зашептал на ухо несколько ошалевшему от такого развития событий ландскнехту:

- Так и не представившийся герр наемник, позвольте полюбопытствовать, по какому профилю изволили обучение проходить?

- Юриспруденция, – удивился Густав. - А что?

- А то, милейший мой романтик пьянок и изнасилований…

Студент сделал короткую паузу, и солдат уже собрался было отвесить ему затрещину за слишком уж резкий переход к панибратству, которое собеседник пока что ничем не заслужил.

- … Вы знаете что-нибудь про Черную Смерть? – закончил мысль студент.

Вольфрам отшатнулся, чуть не перевернув на себя стол. Мысли о затрещинах улетучились. Ландскнехта передернуло.

- Не стоит так волноваться. По глазам вижу, что знаете в достаточной мере, – произнес «пражанин» с грустной и понимающей улыбкой. – Тогда, может, и про Моровую деву краем уха слышали? Кстати, за кинжал хвататься не советую. Или вы хотите вдобавок ко всему еще и обвинение в убийстве монаха на себя повесить?

Густав собрался с мыслями. Странный крестьянин-студент-монах опасным противником не казался, но проявлял непонятную уверенность. Знакомую уверенность. Очень знакомую. Да еще эти внезапные переходы, от чрезмерной вежливости к почти что высокомерию… Вольфрам на всякий случай перевел неожиданного собеседника в разряд опасных людей и, вопреки совету, лишь крепче взялся за рукоять корда. И сразу же что-то кольнуло в районе гульфика. Ландскнехт скосил глаза и скрипнул зубами от злости – тонкий стилет итальянской работы упирался прямо в пах. Студиоз оказался непрост, очень непрост… И умен, хорошо знает, что с доппельзольднера станется и поножовщину в кабаке устроить. Вкупе с перестрелкой и поджогом.

Крестьянин торопливо отсел подальше, кабатчик скрылся за прилавком, словно бобер, прячущийся от назойливого охотника.

- Ну, знаю, довольно много. Общенаучная подготовка присутствовала. Сам Катанни читал лекции, пока по пьяному делу не схлопотал из тромблона картечью в пузо. И про деву вашу моровую доводилось слышать, - ровным голосом проговорил Вольфрам и, чуть помедлив, добавил, тихо, только для студента. – Ты мне порежешь бедренную жилу, я истеку кровью. Но и корд тебе в глаз засадить успею.

Они скрестили взгляды, словно острейшие клинки, и после пары мгновений молчаливой дуэли студент-монах неожиданно убрал оружие. Густав так и не понял, как у того получилось, но стилет исчез из ладони оппонента, словно струйка дыма.

- А вот это как раз совсем не страшно! – куда дружелюбнее сообщил студент. - Пойдем, ландскнехт, как раз время скоро, такое увидеть суждено далеко не каждому! Не стоит терять свой шанс! С вашего разрешения, я прихвачу мясо и вино, они нам еще пригодятся.

Как оболваненный, Вольфрам послушно поднялся из-за стола, подхватил меч, шляпу и потащился за переодетым монахом на чердак. Шаткая лестница немилосердно скрипела под ногами постояльцев. Густав чувствовал себя первостатейным дураком, но любопытство решительно взяло верх над осторожностью, очень уж занимательно развивались события. Натура авантюриста предвкушала возможное приключение, а жажда наживы прикидывала, не удастся ли пополнить кошель, который у солдата никогда не бывает полным.

Толстяк-кабатчик проводил поднимавшуюся пару мрачным взглядом и сделал вид, что все идет как должно. Никого не убили, и то ладно.

Крыша была худая, как решето, хлюпающие капли то и дело срывались с низкого потолка. Вольфрам понял, что теперь порох в пистолете точно отсыреет и начал злиться, немного придя в себя от неожиданного напора монаха.

- И что я тут должен увидеть? – злобно спросил ландскнехт, стерев с лица очередную нахальную каплю. Нет, не каплю! Капелищу, здоровую, будто кюре у схизматиков!

- Терпение, мой друг, терпение, - посоветовал пражанин, складывая кувшин и тарелку на колченогий стол, знававший лучшие времена. – А теперь извольте пройти сюда…

И первым подошел к оконцу, единственному на весь чердак. Солдат отметил, что монах не спешит затеплить огарок свечи на столе, ступает мягко, осторожно и держится чуть в стороне от окна, как если бы на улице ждали с арбалетом или ружьем.

Пражанин, не сказав ни слова, сунул ему в ладонь подзорную трубу и указал направление. Наемник с опаской покрутил приспособление в широких ладонях. Оптика была очень редкой и дорогой вещью, пользовались ею обычно командиры из тех, кто побогаче. Ну и у капитана такая была. И у сержантов. Гавел, Гавел, твои кости, поди уже, изгрызены напрочь... Признаваться в том, что он никогда не смотрел в «дальногляд», казалось как-то неловко. Студент все понял без слов и помог, не позволив себе даже тени усмешки.

С минуту Густав приноравливался к трубе. Смотреть в нее оказалось непросто, стекло мутновато, по краю бежала тонкая трещинка. Поле зрения резко сузилось, да и дождь сильно мешал, будто сквозь вуаль смотришь. Но через пару минут наемник более-менее привык.

- И что я должен увидеть? – повторил вопрос Густав.

- Скоро… - пробормотал монах, чего-то выжидая. – Пока просто смотри, приноравливайся.

Дождь усиливался, вода уже не капала с потолка, а стекала тонкими струйками, Вольфрам поежился, когда очередная затекла за воротник, скользнув по телу холодной змейкой. Но любопытства лишь прибавилось, больно уж необычно все складывалось. Или обычно, только совсем не так? К черту!

- Вот, - тихо, но четко произнес монах, ткнув пальцем. - Там, возле второго дома по левой стороне, с конца.

Увеличительное стекло послушно приблизило указанный дом. Обычный дом, каких двенадцать на дюжину, сквозь зрительную трубу можно было рассмотреть кривую ограду, узкие окна – из таких только отстреливаться. Сущие бойницы. Десяток мушкетеров туда, с надлежащим огненным запасом, и хоть на неделю в осаду...