Ветер срывал с пылающих факелов длинные клочья огня, крутил желтых змей, рассыпающих искры, в густой черноте, сносил их под стену, гасил далеко внизу, у спящих домов. Странно. Разве огонь существует сам по себе? Это были, наверно, пряди горящей пакли.

– Дозволь спросить. – Байгубек помедлил. – Грех конечно, ломиться в чужую душу. То не харчевня, где продают по дешевке мясную лапшу. Но я – твой друг. Скажи, что ты думаешь о Бейбарсе?

Он оглянулся – не слышит ли кто разговор.

Предводители ополчения приступили к ночному обходу. Старый кипчак Байгубек с Бахтиаром шли впереди. Джахур, усталый и бессловесный, шагал чуть поодаль, другие немного отстали.

Ответ Байгубек получил неохотный, уклончивый, с легкой примесью раздражения:

– Ничего не думаю.

– Хитришь.

– Чего ради я должен думать о нем?

– Знаешь, чего ради. Не сердись, рану бережу, но… помочь хочу, вот и пристаю.

– В чем помочь?

– Ну… пристукнуть.

– За что?

– За то самое.

– Эх, отец! – Кипчак услышал невеселый смех. – Кто я такой, по-твоему? Я, конечно, не могу утверждать, что едва услышу о Бейбарсе, как уже готов от радости петь. Досадить он мне досадил. Это так. И оставил на дне души недобрый осадок. Но сводить с ним счет? Боже упаси. Он примется бить – руки сцеплю за спиной, скулы подставлю. Что к лицу Бейбарсу, то не к лицу Бахтиару. Стоит его задеть, как они сразу решат будто я изнываю от зависти. Она обязательно вообразит, что я до сих пор тоскую о ней. Но я не тоскую. Нет. Может, Гуль для Бейбарса находка, но для меня – сон дурной. Эта женщина недостойна, чтоб ради нее Бахтиар человека ударил. Даже никчемного, как Бейбарс. Не скрываю, сперва я бесился от ревности. Видно, привык считать своей. Но теперь, перехворав, отодвинувшись в сторону, осмотревшись трезвыми глазами, с ужасом думаю, как мог, не брезгуя, жить с ней, спать с ней, женой называть это животное. Наваждение. Одурь. Будто дрянью какой-то меня опоили. Вынули мозг и вставили чужой. Словно опиума накурился, забрался в затхлую лужу, которая озером чистым представилась. Но теперь – я умный. И благодарю судьбу, что хоть ценой позора да избавился от пут колдовских. Мстить Бейбарсу? Значит, опять в болото залезть. Встать с бесчестным на кочку одну. Плюхаться в той же грязи. И я не святой – жил неладно, кучу ошибок наделал, много людей обидел по глупости. И все-таки я лучше этой смердящей пары. Снова связаться с ними – все равно, что улечься со свиньями. Я забыл о них и не хочу вспоминать. Думать о Бейбарсе… Что за птица Бейбарс, чтоб я думал о нем? Тварь ничтожная. Такое же место пустое, как эмир Нур-Саид. – Бахтиар помолчал, сказал небрежно. – Конечно, встретится в схватке не как любовник моей жены, как враг наш общий – не пожалею. Но он не встретится. Молодцы, ему подобные, избегают вооруженных. Беззащитных привыкли бить.

Передохнув, Бахтиар произнес с угрюмой медлительностью, четко, жестко и определенно:

– Вот Дин-Мухамеда я бы с охотой прикончил. Наедине или при всех. Днем, ночью, дома, на улице. Хоть сейчас.

– Дин-Мухаме-е-еда? – протянул Байгубек. Он даже остановился, вскинул факел, чтоб увидеть глаза Бахтиара. – Смеешься ты, что ли, надо мной? Он же дурак. Всего-навсего пень, в себя влюбленный, хвастливый, завистливый.

– Тем и страшен. Посчитай, сколько таких, подумай, какое место они на земле занимают. В ужас придешь.

– Да, – согласился кипчак, но не сразу – долго морщил под шапкой лоб, качал головой, вздыхал и плевался. – Откуда берутся Бейбарсы? Из Дин-Мухамедов произрастают. Ты правду сказал, приятель. Уж если терпеть дураков, то безвредных, веселых, как Три-Чудака.

– Верно! – От стены отделилось косматое, отталкивающе нелепое существо. Оно судорожно перекосилось, угловато изломалось, изогнулось частью вперед, частью вбок, частью назад, пытаясь уйти в себя, уплотниться, сократиться в размерах, чтоб оставить холоду меньше места для острых укусов. Даже его отрепья, взъерошенные ветром, казалось, тряслись от озноба. – Верно, как смерть от стужи! – уточнил бродяга, лязгая зубами. – Ох, и умница ты, мой золотой! Прямо в точку попал. То же самое думаю о своей человеческой значимости я, небезызвестный Три-Чудака, о котором только сейчас ты отозвался со столь трогательной нежностью, что я оросил бы твой путь слезами, если б очи не примерзали к ресницам. Но отложим любезности до лучших, более теплых времен. Кто из вас Бахтиар?

– Зачем он понадобился? – спросил Бахтиар настороженно. С некоторых пор он видеть не мог дураков – ни умных, ни умалишенных.

– Нужен! – воскликнул нищий. – Очень нужен! Почти так же, как тебе, мой рубиновый, простая сообразительность. Не будь у меня дела к нему, стал бы я таскаться ночью по укреплениям? Вместо того, чтоб спать где-нибудь в дымном, но прогретом углу?

– Я Бахтиар.

– Восхитительно! Не бойся, перед тобой не тайный убийца, подосланный недоброжелателями. Хотя учти и эта порода двуногих может скрываться там, впереди, в черных нишах. Ты слыхал, мой алмазный, о лекаре Абу Али?

– При чем тут Абу Али? Не морочь голову, божий человек. Нам сейчас не до басен твоих.

– Выслушай до конца, тогда и решай, морочу я голову или не морочу! Абу Али говорил: «Маленькая, но скрытая хворь внутри страшнее большой и открытом язвы снаружи». Ясно? До свидания. Ухожу.

– Постой! Мы тебя не поняли.

– Растолкуй получше, что ты хотел сказать, – попросил Бахтиар сердито.

– Не поняли?! – Три-Чудака был явно поражен столь вопиющей тупостью. – Ну и ну. Разжевал, в рот положил, а они проглотить не могут… Ладно. Пеняйте на собственное скудоумие. Прощайте, бегу. Иначе околею. Стоит ли мерзнуть ради таких ослов? Кроме того, вы безбожники, мятежники, а я – честный мусульманин, верноподданный хорезмшаха. С бунтовщиками не вожусь.

Он убежал, коротко охая, скрежеща зубами, встряхиваясь, как пес.

– Эй, Три-Чудака! На, халат мой надень.

Но нищий скрылся.

– Выдумщик, – усмехнулся Аллаберген.

– К черту! – разъярился туркмен Ата-Мурад. – Чего мы тут застряли? Недосуг носиться с рехнувшимися. Идемте скорей.

– Пойдем, что ли? – Байгубек переступил с ноги на ногу, косо взглянул на Бахтиара. Будто ждал от него каких-то других решении.

– Пошли, – кивнул Бахтиар.

Они скопом двинулись дальше. Прочь от дворцовых башен. В сторону, противоположную той, где час спустя должно было совершиться преступление.

– Итак, слушайте. Стража Черной башни, преданная эмиру, закроет наглухо доступ с городской части стены к отрезку, опоясывающему дворец. В середине первой куртины, меж Черной башней и Угловой, сбросим веревочную лестницу. Поскольку есаул – доверенное лицо Бурхан-Султана и держит при себе письмо к Чормагуну, а оно – страшная улика против нас, Бейбарс спустится первым, чтоб стать поскорей недосягаемым для людей Бахтиара. Если мы, сохрани аллах, не успеем сойти и попадемся, придраться они ни к чему не смогут. Отговоримся. Гуляли, обход совершали. Несли караул. Найдем, что сказать. Зато Бейбарс останется на свободе и один справится с поручением. Не огорчайтесь, дорогой. По-моему, дело не дойдет до подобной крайности. За Бейбарсом с запасной деревянной лесенкой последует ваш покорный слуга. – Заметив, как сразу осунулся, сгорбил спину Дин-Мухамед, булгарин учтиво улыбнулся: – Вдруг внизу окажется засада и Бейбарс, не дай бог, угодит прямо в чужие лапы? Мне доводилось бывать в дальних степях; поверьте, уважаемый Дин-Мухамед, я сумею быстрее вас столковаться с татарами.

Дин-Мухамед судорожно перевел дух, зато скис Бейбарс.

– Вам, достославный Дин-Мухамед, – мягко продолжал Гайнан, – придется, как самому храброму из нас задержаться с пятью подручными наверху. Чтоб отбить внезапное нападение Бахтиара, случись паче чаяния таковое.

На сей раз приободрился Бейбарс. Дин-Мухамед опять потемнел, обвис в плечах, сглотнул слюну.

– Но с внезапностью у них ничего не выйдет, – успокоил его волжанин. – По правую руку от вас будет сильный заслон – Черная башня. Заварится там что-нибудь – услышите вмиг. Успеете слезть, соединиться с нами. Дальше. Подручные ждут на месте. Запомните, – обратился Гайнан к подручным, – дерну за лестницу дважды – значит внизу неблагополучно. Тотчас поднимайте шум. Факелы зажигайте. Камни кидайте, только не под лестницу – убьете своих. Кричите, мечите стрелы, чтоб напугать, осадить татар, дать нам время обратно вскарабкаться. Дерну трижды – знайте, под стеной спокойно. Но кто способен предугадать, что получится из всей этой затеи? Не придется ли нашей тройке броситься вспять? Стерегите лестницу до утра. Обойдется вылазка без помех – сверните и спрячьте, чтоб не заметили ни изнутри, ни снаружи. Далеко не уносите, держите под рукой. Ждите каждую ночь. Прокричу совой – встречайте. Полагаю, все хорошо уяснили себе, что нужно делать? Ну, с богом! Во имя Мухамеда и его пречистой семьи. Прошу наверх.