— О, вы все искусно рассчитали и прекрасно придумали, — ответила Жанна. — Однако ж, если бы госпожа Деварен оказалась не такой женщиной, как вы о ней составили мнение, если бы она вступилась за меня и, рассудив, что бессовестный любовник станет, конечно, неверным мужем, она составила бы мнение о будущем своей дочери по моему прошлому, что тогда произошло бы?

— Очень просто, — ответил Серж. — Устав от жизни пустой и опасной, какую я вел, я отправился бы в Австрию и поступил бы на службу. Мундир — единственная одежда, которая может скрыть благородно нищету.

Жанна с грустью посмотрела на князя, затем, сделав усилие, сказала:

— Во всяком случае, я оставлена.

Упав в кресло, она закрыла лицо руками. Панин с минуту молчал. Горе молодой девушки, которого он не мог не признать искренним, смущало его более, чем ему хотелось бы. Он любил мадемуазель Серней и теперь еще любит, но чувствовал, что минутная слабость с его стороны всецело отдала бы его в руки Жанны, и даже одно только признание, сорвавшееся с его уст в эту важную минуту, равнялось бы полному разрыву брака с Мишелиной. Он боролся с нахлынувшими чувствами и сказал с вкрадчивой лаской:

— Зачем вы говорите, что оставлены, когда честный человек, любящий вас и обладающий прекрасным состоянием, хочет жениться на вас?

Мадемуазель Серней быстро подняла голову:

— Так вы предлагаете мне выйти замуж за Кейроля? А не возмущаетесь вы при мысли, что я могу заставить себя последовать вашему совету? Значит, вы обманывали меня с той первой минуты, когда нашептывали мне слова любви? Значит, вы не любили меня ни одного дня, ни одного часа?

Серж засмеялся и заговорил опять своим ласкающим легкомысленным тоном:

— Дорогая Жанна, если бы у меня было сто тысяч франков ежегодного дохода, даю вам честное слово, я не женился бы на другой женщине, кроме вас, потому что вы были бы очаровательной княгиней.

Мадемуазель Серней сделала жест полного равнодушия.

— Что мне за дело до этого титула! — воскликнула она. — Я хочу только вас! Ничего, кроме вас!

— Вы не знаете, о чем просите. Я слишком люблю вас, чтобы связать вашу судьбу со своей. Если бы только вы знали эту позолоченную нужду во всем, эту нищету в белых перчатках, какая выпала на мою долю, вы испугались бы и поняли бы, что в моем решении отказаться от вас много любви и великодушия. Верите ли, как трудно покончить прежние отношения с такой прелестной женщиной, как вы? Между тем я безропотно покорился. Что я стал бы делать с моей прекрасной Жанной в маленькой квартире в три комнаты, какую я занимаю теперь? Разве хватило бы мне на хозяйственные расходы десять или двенадцать тысяч франков, которые я получаю от щедрых русских Паниных? Мне одному с трудом хватает. Я больше живу в клубе, где стол обходится дешево. Я езжу на лошадях моих друзей, никогда не берусь за карты, хотя я страстный игрок. Я часто бываю в обществе, где меня видят блестящим, гордым, а возвращаюсь домой пешком, чтобы не истратить лишней копейки на извозчика. Моя привратница убирает мою комнату и занимается приведением в порядок моего белья. Моя интимная жизнь печальна, мрачна и жалка. Она похожа на черную куколку блестящей бабочки, которую вы хорошо знаете. Вот каков князь Панин, моя дорогая Жанна! Дворянин, на вид гордый, величественный, блестящий, а живущий с бережливостью старой девы. Когда его встречают на гулянье изящным и веселым, все завидуют его роскоши, а эта роскошь так же обманчива, как подделанные под золото цепочки часов. Не правда ли, вы понимаете теперь, что я не могу серьезно предложить вам разделить подобное существование?

Рисуя картину своей жизни вполне верно, Панин думал этим оттолкнуть от себя молодую девушку, но ошибся. Он не принял в расчет экзальтации Жанны, которая могла так увлечь ее, что она согласилась бы на все жертвы ради любимого человека.

— Если бы вы были богаты, Серж, — сказала она, — я не старалась бы возвратить вас себе. Но вы бедны, а потому я имею право сказать вам, что вас люблю; жизнь моя вместе с вами была бы полна преданности и самоотвержения. Всякий перенесенный труд был бы доказательством любви, потому именно я и хочу страдать. Ваша жизнь со мной не была бы печальной и жалкой. Моя любовь сделала бы ее отрадной и лучезарно-радостной. Мы были бы так счастливы, что вы сказали бы: «Как я мог мечтать когда-нибудь о чем-нибудь другом?».

— Увы, Жанна, — ответил князь, — вы рисуете мне поэтическую и восхитительную идиллию. Не правда ли, мы убежали бы далеко от света? Мы удалились бы в неизвестный уголок завоевывать вновь потерянный рай? А долго ли продолжалось бы такое счастье? Увы, только весну нашей юности. Затем пришла бы осень, суровая и мрачная. Мечты улетели бы, как ласточки в романсах, и мы с ужасом заметили бы, что все, что мы принимали за вечное блаженство, была только мечта! Простите меня за мои слова, полные разочарования, — прибавил Серж, видя, что Жанна быстро поднялась, — но наша будущность решается в эту минуту. Только голосу рассудка мы должны подчиняться.

— А я умоляю вас, послушайтесь своего сердца! — вскричала мадемуазель Серней, схватив руки князя, которые сжала своими трепещущими ручками. — Вспомните, как вы любили меня! Скажите, что вы не переставали любить!

Жанна совсем близко подошла к Сержу. Ее горячее лицо почти касалось лица молодого человека. Ее лихорадочно блестящие глаза страстно умоляли о более нежном взгляде. Она была так увлекательно хороша, что Панин, всегда владеющий собой, потерял на минуту голову. Его руки обвились вокруг очаровательной просительницы, и его губы быстро утонули в темных прядях ее волос.

— Серж! — вскричала мадемуазель Серней, обнимая горячо любимого ею человека.

Но князь быстро опомнился от любовного опьянения, которому поддался. Он тихонько оттолкнул Жанну.

— Видите, — сказал он с улыбкой, — как мало благоразумия у нас с вами, и как легко мы сделали бы непоправимую глупость! Между тем наши средства не позволяют нам этого!

— Ради Бога, не отталкивайте меня от себя! — умоляла в отчаянии Жанна. — Вы любите меня, я это чувствую, все говорит об этом! Вы хотите покинуть меня только потому, что вы бедны и я не богата! Да разве беден человек, если у него две руки? Станем работать!

Эти слова Жанна проговорила с удивительной энергией. Чувствовалось, что в ней была сила страсти, способная преодолеть все препятствия. Серж трепетал. Он вторично чувствовал себя растроганным до глубины души этой необыкновенной девушкой, хотя отлично понимал, что не следует давать ей ни малейшей надежды, а постараться изгладить ее безумную страсть.

— Дорогая Жанна, — сказал с сердечной нежностью Серж, — вы говорите совершенный вздор. Для князя Панина, запомните это хорошенько, существуют только три возможные условия в жизни: быть богатым, солдатом или монахом. У меня теперь есть выбор. Решайте же!

Такое прямое объяснение разбило последние надежды Жанны. Она чувствовала, что все будет напрасно. Бросившись на диван, подавленная горестью, она прошептала:

— Ах, теперь все кончено, все потеряно!

Тогда Панин, вкрадчивый и изворотливый, подойдя к ней, как змий к первой женщине, прошептал ей на ухо, будто бы опасаясь, что слова его, распространяясь в воздухе, потеряют тонкий яд:

— Нет, не все потеряно. Напротив, вы спасены, если только захотите послушать и понять меня. Что мы такое с вами? Вы дитя, принятое на воспитание великодушной женщиной, а я разорившийся дворянин. Вы живете в роскоши, благодаря щедрости госпожи Деварен, а я держусь с трудом в свете, получая помощь от моей родни. Наше настоящее не прочно, будущее рискованно. И вдруг счастье стучится к нам в двери. Достаточно протянуть руку, и мы приобретаем независимость, могущество, которое дается богатством! Богатство! Это цель, к которой стремится все человечество! Понимаете ли вы? Мы, слабые и презренные, станем сильными и гордыми. Что же нужно для этого? Проблеск рассудка, минута благоразумия. Надо позабыть мечту и считаться с действительностью.