По всей улице расположились корпуса мединститута. Старые, обшарпанные, они наводили на меня ужас. Кафедра такая-то или такая-то, длиннющие коридоры, окна открыты, в палатах лежат больные. Их не просто лечат, на них учат студентов.

«Веселая жизнь, не дай господи!» – думал я о больных, вместо того чтобы думать о встрече с начальством.

Где-то здесь глазной институт, в который по скорой помощи попал один мой молодой сотрудник: умудрился промыть линзы техническим лосьоном и засунуть их в глаза. Как же ему было плохо, как больно, как он это все выдержал! Зрачки у него были красные, а белки – желто-зеленые. Я не мог на него смотреть, он напоминал мне инопланетянина.

Так, катафалк, люди в черном… Видимо, вот здесь и располагается морг, о котором меня спрашивал разведчик Тужлов. Все до кучи. И какой дурак разместил пиар-подразделение именно в этом месте?! Очень удобное местечко для приема журналистов – чтобы не забывались, не расхолаживались, помнили о бренности. И всем наплевать, никто не восстал, не прорвался к руководителю, не доказал… А может, он и не знает, может, и доказывать-то ничего не надо было… Оппа, остановка! Кажется, подходит троллейбус. Хоть одну остановку да проеду, сэкономлю время.

Илья Михайлович сидел на представительском этаже, если так можно выразиться, только с другой стороны от входа в приемную председателя Комитета. Там тоже была дверь, видимо, ею могли воспользоваться начальники подразделений, чьи кабинеты не имели прямого выхода на приемную руководителя.

Просторная комната, два стола, красивая девушка за одним из них – брюнетка, похожая на диктора первого канала ТВ. В стене – дверь, закрыта, за ней – кабинет нашего начальника.

– Вас как зовут? – спросил я первым сотрудницу приемной.

– А вы – новый…

– Новый, новый. Приглашен на совещание.

– Посидите, вас пригласят. А звать меня Лена. У нас нет приемной, это такой же кабинет сотрудников управления, как и везде. А за дверью работает наш начальник, Илья Михайлович.

Дверь открылась, наполовину показалось тело моего старого знакомого по ресторану с горилкой. Он высунул голову, кивнул мне и скрылся в глубине кабинета. Я встал и пошел за ним.

– Знакомьтесь! Наш новый начальник пиар-отдела Андрей Юрьевич. А это, – Келин показал рукой на единственного гостя, развалившегося на полдивана, – хозяин самого известного агентства в стране – Михаил Константинович Школьник.

Он не то чтобы постарел, он как будто выцвел и поизносился за эти десять лет, что мы с ним не встречались. Одет по моде – в джинсах, мятых, с бахромой, пиджак от Валентино, но такой жеваный, что на него смотреть было неприятно. Но одежда – не главное. Главное, он сильно располнел, стал шире в полтора раза. Глаза ему будто искусственно раскрыли и зафиксировали в этом неудобном для него положении. Темные мешки под глазами, – видимо, есть проблемы с почками. Таким предстал передо мной Миша Школьник, тихой сапой уведший в последний год перестройки информационную ленту с Гостелерадио. Он с парой журналистов стал «наяривать» информацию по всем телефонным факсам контор, кооперативов, офисов нуворишей… Поначалу эта мазня шла бесплатно, но, надо отдать должное, совершенствовалась, потом помощники-секретари приемных стали ее подкладывать в папки к начальству. А через год некоторые начальники сами стали просить информацию. А им говорят:

– Подписка. За информацию теперь надо платить.

И платили, подписывались. В столице тогда, навскидку, несколько тысяч заметных контор держали офисы, более половины – представительства провинциальных компаний. Ничего не скажешь, на хорошую жилу напал Миша!

Был он и у меня в Совмине в самом начале своей лихой карьеры. Просил помочь с помещением, с деньжатами. В общем, не знаю почему, но помощь я ему организовал: получил он и ведро нефти, и ведро угля. И вот сейчас он – один из богатейших людей медиасообщества, как его представляют в кулуарах, владеет коммуникационными каналами, говорят, что участвует на самом верху в выработке информационной политики. Ну, и деньги зарабатывает. Вот, наверное, поэтому и здесь, в Комитете, очутился.

– Мы знакомы? – спросил он меня. – Где-то я видел ваше лицо… Хотя, столько тусовок, встреч, столько знакомств мимолетных… Вот только что с Вадиком обедали. Невозможно поесть спокойно!

– Вы с Вадимом Ивановичем ездили на обед? Он обычно здесь принимает, в его зале… – замялся Келин.

– Я ему сделал предложение, от которого он не смог отказаться. Ха-ха-хё-х! – засмеялся Школьник, колышась всем телом. – Мы были у моего друга в галерее, у художника Церетели. Полтора часа хохм, воспоминаний, смеха… А вино! Настоящее грузинское. Мы обо всем договорились, он не стал отпускать меня, сказал, чтобы я сразу заехал к тебе, Илья, и порешал все вопросы. Так что большого собрания не стоило сейчас собирать. Все мы обговорили, обо всем договорились, дорогой… как вас?

– Андрей Юрьевич, – торопливо подсказал Келин. – Но мне был звонок от Вадима Ивановича, он предупредил о разговоре с вами, Михаил Константинович, и дал команду на встречу позвать Ермолова, то бишь Андрея Юрьевича.

– О чем речь, команды шефа надо исполнять, – сказал я и сразу сел в приставное кресло. – Миша торопит события, ему некогда старые годы шевелить. Но сейчас не конец перестройки, не Кравченко на Гостелерадио, да и мы, как и десять лет назад, не частная лавочка.

– Да-да, что-то припоминаю… Но и я, слава богу, и в администрации поработал, и в двух государственных выборных компаниях поучаствовал. Меня в медиамире знают. Меня Блумберг запросто принимает! А с Вадимом Ивановичем мы просто старые друзья… Вы же знаете, Андрей Юрьевич, как это у нас бывает?

– Знаю, Михаил Константинович. Только давайте послушаем для начала Илью, потом я выскажу свои соображения. А потом вас послушаем, ваши предложения. Вадим Иванович вот с этого молодого человека спросит, – показал я головой на Келина, – если что. А он запросто спросит с меня. Это так, на всякий случай, наша страховка. О ней мы не должны забывать. Кстати, если вопрос с нашим руководителем принципиально решен, а вам уже некогда, присылайте своего заместителя, встретимся и все обсудим.

– Вот теперь я действительно вспомнил вас! Вы бы позвонили, что ли, зашли бы, обговорили ситуацию… Ну не начальником же отдела, дорогой Андрей Юрьевич! Ваше положение, да и возраст… Господи, что иногда жизнь делает с людьми?! А идея с замом синхронно пришла нам в голову. Я в офис сейчас, отдохну после обеда немного. А тебе, Илья, позвонит мой зам, Воскресенский, ты его должен знать. Вот обо всем и договоритесь.

– Хорошо, – постарался опередить меня Келин. – Только вы напрасно так, Михаил Константинович! Вадим Иванович просил Андрея Юрьевича принять участие…

– Он, в отличие от некоторых, помнит, что… – начал я, теряя контроль.

– Все-все, друзья мои! Чао-чао! Пока-пока! – заторопился Школьник, перебивая меня. – Всё с заместителями. Руководители, в принципе, договорились. Теперь очередь помощников.

Он уже выходил из кабинета, когда я сказал:

– Блумберг начинал не в стоптанных ботинках. Не забывай об этом!

Келин пошел его провожать, слов моих не понял, успел сказать:

– Подождите меня минутку.

Заглянула «дикторша с первого канала ТВ»:

– Вам кофе сделать? Крепкий?

– Да, с коньяком, – пошутил я. Получилось пошло. – Спасибо, Лена.

– Круто вы его поставили на место! Какой он жутко неприятный человек!

Не дождавшись от меня ответа, Лена удалилась. Я встал, подошел к окну, стал смотреть на внутренний двор: десятки окон, яркая подсветка кабинетов и кабинетиков, люди копошатся, разговаривают друг с другом, как в немом кино.

«Ладно, плюнь, не заводись, не бери в голову! Ты сам помогал, тебе команду никто не давал. Сейчас – что, завидуешь? Да ты бы мог десяток таких агентств, газет, журналов создать! Что не создавал? Государев человек хренов…»

Нет, я бы не выдержал. Ни холуйского поведения на первых порах, когда Школьник и ему подобные ходили по приемным высоких чиновников и вымаливали крохи, ни нынешнего их положения с миллионами долларов, когда они опять холуи перед высокопоставленными и хамы с подчиненными. Вот кто истинное быдло, а не народ, обманутый ими! Это все от психологии нуворишей, отсутствия культуры, образованности: быдло даже с миллионами остаётся им…