— Вы, похоже, смеетесь надо мной?
— Господь бы не попустил, чтобы я так забылась, сир! Герцогиня Элеонора внесла изменения также и в немецкую кухню, по правде говоря, весьма скудную: капуста на завтрак, капуста на обед и на ужин снова капуста… Довольно однообразно.
— Так значит, вы поддерживали добрые отношения с княжеским двором Целля?
— Отношения наши были просто великолепными, сир.
— В таком случае вам придется снова уехать, моя дорогая! Только вы сможете успешно выполнить кое-какие деликатные поручения, касающиеся немецких князей… И возможно, даже самого императора…
— Но, сир… Герцог Кристиан больше не позволит мне покинуть Шверин, если я вернусь туда!
— Он получит от меня соответствующие указания. Надеюсь, он не собирается разорвать наш союз?
— Скажу без утайки, что он скорее умрет, чем разорвет его. Герцог Кристиан не богат идеями, но эта укоренилась в нем очень крепко, — не без улыбки ответила Изабель.
Получив поручение и став таким образом тайной посланницей, Изабель с этих пор ездила то туда, то обратно, живя то во дворце в Шверине, то в Ратисбоне, смотря по необходимости. И ссорилась со своим супругом, когда им вдруг случалось встречаться. Недовольство супруга росло, и однажды он приказал своим гвардейцам арестовать Изабель и поместить ее в тюрьму.
Впервые в жизни Изабель ощутила полнейшую безнадежность. И вновь в путь пустился Бастий. Он мчался во Францию во весь опор, но успеют ли спасти Изабель? Вокруг себя она видела лишь равнодушные лица тюремщиков, опасалась, если не смертной казни, то яда…
Но Людовик дорожил своей герцогиней. Ей на выручку он снова отправил хорошо вооруженное посольство, во главе которого на этот раз стоял принц де Конде, с ним был и Франсуа!
Увидев перед собой двух мужчин, которых она не переставала любить всю жизнь, Изабель призвала на помощь всю свою волю, чтобы не броситься им на шею, плача от счастья. Но она как-никак была государыней полуварварского народа и должна была сохранять достоинство. Она поблагодарила послов улыбкой, прибавив «я вас ждала», словно их появление было делом само собой разумеющимся, и с высоко поднятой головой проследовала к карете вместе с Агатой, которую ей вернули. Затем пропели трубы, выстрелили пушки. И со всеми почестями, какие положены государыне, герцогиня Мекленбургская покинула Шверин, чтобы никогда больше туда не возвращаться. По непроницаемому лицу Изабель скатывалась слезинка за слезинкой, но это были слезы радости. Скоро, очень скоро она будет дома!
Возвращение Изабель во Францию походило на триумф. Ей показалось, что она видит чудесный сон, когда в сопровождении своего эскорта приехала не в Сен-Жермен, к которому привыкла, а в Версаль, сказочный дворец, куда переехал отныне и навсегда король со своим двором. Изабель, до этого момента ничего не зная и не слыша о Версальском дворце, была ослеплена. Никогда прежде она не видела подобного чуда! Растрогали ее и почести, с какими ее приняли при дворе. Но жить там она все-таки не захотела — слишком много суеты, слишком много людей. К тому же людей, ей совершенно не знакомых. Так, Месье, к которому она не стала относиться с годами лучше, снова был женат. Он недолго печалился о Генриетте и спустя год женился на полной ее противоположности — молодой немке, сложенной, как гренадер, с аппетитом, который мог сравниться лишь с неутолимым аппетитом короля. Большая любительница пива, она скакала на лошади, как гусар, была способна выдержать долгую охоту, а потом танцевать до упаду. Звали ее Елизавета-Шарлотта Баварская, курфюрстина Пфальцская. А еще она очень любила писать письма, писала их во множестве, тем самым обеспечив себе место и память в истории. Она была хорошей женой, любящей матерью — Месье и сам не понял, каким образом стал отцом троих детей, — отличалась большой непосредственностью, которая весьма забавляла короля, а порой употребляла такое словцо, от которого покраснел бы и гвардеец.
Изменилось и окружение короля. Лавальер давным-давно пребывала в монастыре кармелиток, при дворе царила ослепительная маркиза де Монтеспан, но и ее звезда была близка к закату. Все ближе королю становилась гувернантка детей, которых маркиза подарила королю, а эта женщина всеми силами старалась приблизить короля к церкви. Все остальные жили, не сводя глаз с государя, ловя его настроения, малейшую морщинку между бровей, любое оброненное слово. Придворные превратились в добровольных рабов. Да, это было правильное определение. Изабель не захотелось вступать в этот рабский круг. Ей привольнее дышалось в Париже. Но где ей поселиться?
Выйдя замуж, она продала свой особняк на улице Сент-Оноре, но ни за что на свете не поселилась бы в особняке герцога Мекленбургского, где обычно жил Кристиан, когда покидал Шверин. Брак их теперь существовал только формально, и супруги старались видеться как можно реже. Не могла она поселиться и в особняке де Конде. После того как принц стал главой дома, он не мог поселить у себя ту, которая на протяжении многих лет оставалась его любовницей, пусть их встречи и становились с годами все более редкими. Вскоре после отъезда Изабель в Мекленбург в доме принца разразилась драма. Клер-Клеманс, вконец раздосадованная вечным пренебрежением супруга, забылась в объятиях домашнего слуги по имени Дюваль, что очень не понравилось одному из пажей по имени Бюсси. Молодые люди дрались прямо в покоях принцессы, причем принцесса была ранена. Дюваля взяли под стражу и отправили на галеры, но он туда не доехал. Его отравили по дороге. Бюсси также был арестован. Принцессу супруг заточил в донжоне замка Шатору, где с ней обращались согласно ее рангу, но вынесли ее оттуда только мертвой[48].
Кто же мог оказать Изабель гостеприимство?
Гостеприимство ей оказала Анна-Женевьева де Лонгвиль! Душой и телом принадлежа теперь христианской вере, она приняла кузину в свои объятия.
— У вас есть что простить мне, дорогая, но мне хотелось бы, чтобы теперь вы видели во мне любящую сестру и чувствовали себя у меня как дома.
— Благодарю вас, кузина. Трудно выразить, как я вам признательна за ваш теплый родственный прием.
— Я же не забыла, что кое-что вам должна!
— Мне? Что же?
— Бант! Герцогиня, принцесса, самодержавная государыня — вы выиграли пари!
— Нет, — совершенно искренне ответила Изабель. — Обратившись к Господу, вы достигли тех высот, каких мне никогда не достигнуть. И я возвращаю вам ваш черный бант, который бережно сохранила.
Для Изабель настала мирная тихая жизнь, исполненная неизъяснимой сладости, потому что делила она ее между де Конде и своей семьей. Вот только Франсуа она видела редко. Став маршалом Франции, он все свое время отдавал армии и редко бывал дома.
И не без причины. Похоже, что Европа Бурбонов, Габсбургов — от Мадрида до Вены! — Стюартов и принцев Оранских, которые сделались голландцами, никак не может жить в согласии, зато сияние «короля-солнца» стало еще ярче после постройки ослепительного Версаля.
Изабель все еще не утратила прежней красоты, которую смягчили серебристые нити в пышных волосах. И еще она стала хрупкой. «Осенняя роза иных совершенней…» Изабель перевернула страницу, заполненную страстями и безумствами. Она делила свое время между двором, Шантийи, которое принц де Конде превратил в чудо из чудес, любимым своим Мелло, где устраивала приемы, и замком Валансэ. Она часто бывала у сестры, баловала племянников и племянниц и наделила их наследством. У их отца были постоянные трудности с деньгами, потому что главным образом деньги уходили на «украшение» замка, а надо сказать, украшен он был отменно.
Ездила Изабель и к своей матушке в Преси. Но в Линьи к брату никогда. Она не полюбила его жену, и та отвечала ей такой же нелюбовью.
Отношения с мужем у Изабель оставались неприязненными, редкие встречи их не смягчали. Кристиан наконец-то понял, что его подданные — вандалы они или не вандалы — нуждаются в его присутствии.
