— Нет ни минутки для беседы с вами, милый граф! Заболела мама, а она никогда не болела, и я очень волнуюсь! Спешу в Преси!

— У вас нет желания узнать, с кем вы так сурово обошлись?

— Ни малейшего! Я знаю, что человек этот грубиян и невежа, этого мне достаточно. С тех пор, как де Гиш уехал, среди друзей Месье нет ни одного, кто бы меня интересовал! Не обессудьте, но им всем я предпочту мою матушку.

Бастий одним прыжком оказался на козлах рядом с кучером, и тот тронул лошадей. Агата протянула Изабель, прибежавшей в легком платье, теплый, подбитый белкой плащ с капюшоном в меховой опушке. Изабель закуталась в него и удобно уселась рядом со своей камеристкой на бархатных подушках. Откинулась и несколько раз глубоко вздохнула, успокаивая расходившиеся нервы. Но ей не удалось сладить с грызущим ее беспокойством, которое она только увеличивала, упрекая себя.

Сколько же времени она не виделась с матерью? Изабель пыталась и не могла вспомнить, когда они были вместе в последний раз. Нет, вспомнила! На свадьбе Франсуа в замке Линьи. Но она уехала тогда так поспешно, что даже не попрощалась. Да, это было в Линьи, а уехала она после жестокой выходки Франсуа, который не скрыл от нее, что думает по поводу ее образа жизни. Несколько недобрых слов до сих пор жгли ее обидой. Кукла при королевском дворе! Она вспомнила обжигающую боль, словно от вонзившейся стрелы, и свое поспешное бегство. Будто бы, оказавшись за шпалерами кустов, на дороге, она могла избавиться от обиды…

Нет, боль ее не оставила. А семья погрузилась в молчание. Изредка приходили письма от сестры Мари-Луизы, иногда от самой госпожи де Бутвиль. Умиротворенные письма, дышащие спокойствием, какое царило в Валансэ, где любовались подрастающими детишками — у Мари-Луизы их было уже пятеро — а еще улучшениями замка, какими беспрестанно занимался муж сестры. На его взгляд, замок все еще был недостаточно велик и недостаточно пышен.

Конечно, время от времени ее звали туда приехать. Но явно не рассчитывали на то, что она отзовется на приглашение. Даже если приглашали совершенно искренне, когда писали письмо. И все же про себя не хотели суеты и шума, которые почему-то всегда сопровождали Изабель… А может быть, были недовольны ее связью с принцем де Конде, которая все длилась и длилась, но теперь в ней стало больше грусти и нежности, чем вспышек непреодолимого желания, какие сопровождали ее поначалу. Изношенный тяготами походов, полученными ранами и болезнями, какие не оставляли его с юности, принц состарился прежде времени.

— Мне не кажется, что госпоже герцогине стоит так волноваться, — заговорила Агата с присущим ей спокойным здравомыслием. — Если бы госпожа де Бутвиль была всерьез больна, она бы не уехала из Валансэ, и госпожа маркиза пригласила бы вас к себе.

— Вы так думаете?

— А разве может быть по-другому? Кто позволит тяжело больной женщине пуститься в утомительный путь по скверным и ненадежным дорогам, тем более в одиночестве? А вот почему, заболев в Мелло, ваша матушка отправилась в Преси, хоть оно и по соседству, я ума не приложу!

— Она обожает наше старое милое Преси. Оно меньше, скромнее Мелло, но только там она была счастлива, и там покоится наш отец.

Рассуждения Агаты, впрочем, не успокоили Изабель. Вполне возможно, госпожа де Бутвиль заболела по дороге, заболела тяжело и, предчувствуя уход, выбрала Преси, чтобы там завершить свои дни.

Всю дорогу Изабель не находила себе места, и Агата, чувствуя, что ей не удалось успокоить госпожу, умолкла. Когда ее госпожа переживала всерьез, лучше было не вмешиваться. Лошади, что бежали рысью, ехали недостаточно быстро. Кучер нещадно их погонял, рискуя сломать шею и им, и себе. Изабель с каждой минутой волновалась все больше, и когда, наконец, карета прибыла в Преси, она выскочила из нее, не дожидаясь полной остановки, и, по счастью, попала в объятия экономки Марселины. Марселина следила за порядком в замке Преси во время отсутствия хозяев.

— Как мама?

— Ей стало лучше с тех пор, как она узнала о скором приезде госпожи герцогини. Но последняя ночь была тяжелой из-за ссоры с господином герцогом.

— Господином герцогом?

— Господином герцогом Люксембургским, братом госпожи герцогини.

— Если бы вы сказали Франсуа, я бы поняла вас сразу. У нас в семье теперь столько герцогов и герцогинь, что запутаешься! Неужели все настолько серьезно, что он тоже приехал?!

На лице Марселины отразилось такое смущение, что Изабель, пожалев ее, не стала настаивать на ответе.

— Не сомневаюсь, что мама сама мне все расскажет!

Как ни тревожилась Изабель, ей все-таки сразу стало тепло и уютно — так, как не бывало в других, более роскошных, замках: она вернулась домой! Преси уже давным-давно перестал быть могучим феодальным замком, о чем очень сожалел Франсуа, но он остался семейным гнездом, единственным кровом, который предоставила суровая справедливость Людовика XIII и Ришелье вдове и сиротам казненного. Теперь это было скорее поместье, чем замок, где парк, фруктовый сад и огороды сменили стены, рвы и укрепления. Приветливым и скромным было и внутреннее убранство: стулья и диваны без позолоты, но с подушками, на полу ковры, холодные стены увешаны гобеленами. Удивительно, но пышная роскошь особняка де Конде, а потом Шантийи помогли Изабель оценить любимый и уютный старый дом…

Услышав наверху кашель, она поспешила подняться по каменной лестнице и вошла в главную спальню. Но спальня была пуста…

— Госпожа графиня лежит в вашей спальне, — сообщила еле догнавшая ее Марселина. Старушка ходила куда медленнее и тяжело дышала.

— А почему?

— Надеюсь, госпожа графиня сама вам все объяснит, госпожа герцогиня.

— Называй меня, как раньше, мадемуазель Изабель, так будет гораздо короче! — попросила Изабель и побежала к себе в спальню.

Госпожа де Бутвиль была там. Укутанная теплым одеялом, в кружевном чепце, она пила, откинувшись на подушки, горячий отвар из трав. Изабель взяла из ее рук пустую чашку, поставила на столик у изголовья, потом нежно обняла и расцеловала больную.

Та, улыбаясь, попыталась умерить ее пыл.

— Неужели вы хотите заболеть?!

— Рядом с вами мне не грозит никакая опасность! — возразила дочь. — Скажите мне скорее, как вы себя чувствуете? Вас осматривал Бурдело?

— Задавайте, пожалуйста, вопросы по очереди. Да, Бурдело осмотрел меня. Я чувствую себя лучше. Вся беда в бронхах, я простудилась по дороге сюда.

— Но зачем нужно было ехать в Преси? Почему вы не пожелали порадовать меня и не остались погостить в Мелло?

— В Мелло я получила подтверждение слухам, которые добрались даже до Валансэ.

— И что же это за слухи? — спросила Изабель, заметив с недоумением, что портрет ее отца тоже перекочевал к ней в спальню.

— Слухи о том, что ваш брат привез в наше родовое гнездо актрису и она разыгрывает из себя хозяйку замка на посмешище и позор всей округи! Подтверждение слухам вы видите собственными глазами: я лежу на вашей кровати, а не на своей собственной, потому что на моей, когда я приехала сюда, уже чуть ли не неделю спала эта парочка! Я… Я никогда не ждала такого поношения дому вашего отца, Изабель, — закончила госпожа де Бутвиль со слезами на глазах и в голосе.

Дочь ласково обняла ее, целуя, утешая, вытирая слезы.

— Почему дом моего отца не мой дом? Тем более что я его наследник?

На пороге комнаты, держась за створку двери, стоял Франсуа и смотрел на сестру и мать без малейшего проблеска нежности. Изабель помогла матери лечь и встала.

— Я могла бы возразить вам, что вы здесь не единственный наследник, если бы подобный разговор не был недопустимым в присутствии нашей матери. Мне кажется, вы забыли, Франсуа, что у себя дома здесь в первую очередь мама, а потом уже мы. Если бы вы оказались на улице, мы могли бы затеять разговор о крове для вас, но у вас, господин герцог де Пине-Люксембург, в достатке и земель, и замков. Вам уже мало вашего великолепного замка Линьи?

— В Линьи живет госпожа герцогиня, моя жена, и двое моих детей.