Дело было улажено, и принц де Конде покинул Брюссель, где находился уже семь лет, поступив на службу к испанскому королю. Он двинулся во Францию через земли Шампани. Двор, находившийся до этого времени в Савойе, переезжал теперь в Сен-Жан-де-Люз, и встреча с принцем де Конде должна была состояться в Экс-ан-Провансе. Если бы Изабель так и оставалась в Париже, принц непременно заехал бы туда. Но Изабель получила от него письмо, где он просил ее провести остаток года в Шатильоне.
После многочисленных судебных процессов Изабель перестала чувствовать себя в суровом замке хозяйкой и не слишком любила там бывать, предпочитая дорогой и любимый Мелло, который принадлежал ей и только ей. Но при мысли, что она вот-вот увидит того, кого не переставала любить, она чувствовала жар в сердце, хотя и спрашивала себя, приедет Конде один или со своей сестрой, которая подписывалась теперь «любящей кузиной».
Изабель бесконечно задавала себе вопросы, а принц де Конде не спешил. Он вновь наслаждался восторженными криками толпы, которая на них не скупилась, видя в нем по-прежнему «победителя при Рокруа», каким Конде остался для большей части населения Франции. Есть в истории образы, которым суждена долгая жизнь…
Принц уехал в декабре, и только восьмого января добрался до Куломье, где приложил немало усилий, чтобы наладить отношения супругов де Лонгвиль. Старый герцог не был рад приезду красавицы-супруги, но был вынужден почтительно ей поклониться, так как она явилась не кающейся грешницей, а почтенной ревнительницей веры и церкви, преданной всей душой небесным благам. Как можно было ей отказать, когда она предложила мужу, принять им вместе, держась за руки, святое причастие?
Успокоившись относительно судьбы сестры, Конде направил кортеж к Шатильону, предварительно отдав своим людям весьма строгие распоряжения. Герцогиня собиралась принимать их лично, и принцу не хотелось, чтобы она вспомнила, как недружественно он и его люди обходились с местными жителями после сражения при Блено.
Двенадцатого января они прибыли на место, люди де Конде рассеялись по городу, а он сам в сопровождении всего одного офицера направился в замок. На пороге Изабель приветствовала их глубоким реверансом, за которым последовало радостное восклицание.
— Франсуа!
Сестра узнала брата.
И вот она уже в его объятиях, смеясь и плача от радости, что видит его живым. А она-то не спала ночей, представляя, как он сидит в темнице и ждет суда, который непременно вынесет ему смертный приговор!
— О, монсеньор! Какую радость вы мне подарили! Как же вам это удалось?
— Если бы я знал, что ты украдешь у меня встречу, на какую я вправе был рассчитывать, я оставил бы тебя при дворе, — ворчливо произнес принц. — А теперь пусти меня на его место! — обратился он к Изабель.
— Простите меня, монсеньор, но я так боялась, что больше его не увижу! Вы сотворили настоящее чудо!
— Никакого чуда! Или вы могли подумать, что, оговаривая условия моего возвращения, я могу позабыть о судьбе моего лучшего офицера? Честно говоря, мне не пришлось особенно трудиться. Он стал пленником де Тюренна, который был когда-то его командиром и знает ему цену. Он вернул мне его даже без моей просьбы.
— Маршал по-настоящему храбрый и достойный человек, — со вздохом сказала Изабель. — Я непременно поблагодарю его.
— Он может подождать, я нет! Бутвиль, исчезни! Отправляйся и займись размещением людей. В замке сестры ты почти как у себя дома. Мы увидимся за ужином. А что касается вас, моя милая…
Не говоря больше ни слова, Конде подхватил ее на руки и бросился к лестнице. Остановился он только на втором этаже, в спальне Изабель, опустил ее на постель и стал торопливо раздеваться. Изабель раздевалась столь же торопливо. Он схватил ее в свои объятия и сказал:
— Господи, как же ты хороша! Ты еще красивее, чем в моих воспоминаниях! Но что я сказал такого смешного?
Изабель не могла удержаться от смеха.
— Любовь моя, вот уже много-много лет при каждой нашей встрече вы говорите мне одно и то же.
— Вы должны быть довольны этим, а не смеяться глупым смехом. Это значит, что время не имеет над вами власти!
Но принцу было не до дискуссий, и в комнате больше не слышалось ни единого слова. Тихо потрескивал огонь в камине, недовольно скрипела кровать под тяжестью тел страстных любовников. А Изабель? Она издавала что-то вроде удовлетворительного мурлыканья…
Гости пробыли в Шатильоне всего два дня, и герцогиня принимала их со свойственной ей веселой грациозностью, которая не покидала ее никогда. Или вернее, очень редко. Темные ночные часы принадлежали принцу де Конде, а днем Изабель всячески старалась, чтобы ее гости, возвращающиеся на родину, и их двойной эскорт — из прежних мятежников и гвардейцев кардинала, которых тот отрядил, чтобы обеспечить их безопасность, — увезли с собой самые лестные воспоминания о своем пребывании у Цирцеи. И в самом деле, все были очарованы. И первый — Франсуа, который охотно остался бы у сестры, избежав тягостного и неизбежного обряда раскаяния.
— Мне бы так хотелось поселиться здесь с вами, — сказал он. — Жить, как мы жили когда-то у нас в Преси. В погожие дни я выезжал бы на охоту, и за мной по пятам бежала бы длинноухая собака. Вечером мы сидели бы с вами у камина, поставив ноги на скамеечку, и болтали бы обо всем и ни о чем или читали книги. А в дождливые дни играли бы в шахматы…
— Не воспримите мои слова как упрек, братец, но вы сами выбрали стезю войны, а войны или выигрывают, или проигрывают. Разве вы не чувствуете себя счастливым от того, что обязаны произнести всего лишь несколько покаянных слов, а не…
— Ехать прямиком в заточение с перспективой подняться на эшафот, обтянутый черным крепом?
— Почему же вы не остались служить у маршала де Тюренна, который так высоко ценил ваши воинские доблести?
— А почему вы не стали возлюбленной де Тюренна, а хранили верность нашему принцу? — осведомился Франсуа по-солдатски грубовато. — Вопросов два, а ответ один: потому что и вы, и я любим принца, правда, каждый на свой лад. И я ни о чем не жалею. Если бы мне предложили начать все сначала, я поступил бы так же.
— По примеру нашего отца, который дрался на дуэлях вопреки всем запретам?
— Можно сказать и так.
Они замолчали и сидели, глядя на пылающий в камине огонь. Если судить по живому лицу Франсуа, мысли, в которые он погрузился, были совсем невеселыми. Изабель тихо спросила:
— Чего вы страшитесь, Франсуа?
— Бездействия! Ведь любой солдат, как только кончается война, остается не у дел. После Вестфальского мира нечего больше ждать от немецких принцев. А испанцы, которым все эти семь лет мне страшно хотелось надавать как следует, вот-вот станут нашими братьями. Женится король на инфанте и…
— Не танцуйте прежде, чем заиграет музыка! Он на ней еще не женился.
— Скоро женится.
— Неизвестно.
Франсуа удивленно взглянул на сестру.
— Почему вы так говорите?
— Говорю не я, братец, а такие при дворе ходят слухи. И хотя я живу в отдалении, они доходят и до меня. Говорят, что наш юный король не желает венчаться с той, которую ему предназначают в жены, потому что любит одну из племянниц кардинала.
— Племянница Мазарини на троне Франции?! А я помню, какой разразился скандал, когда было объявлено о браке принца из дома Конде и племянницы другого кардинала, который, что ни говорите, был не чета этому! Поверьте мне, Изабель, придворные сплетни останутся сплетнями, сквознячком и не больше, а король в самом скором времени женится на инфанте. Не один месяц Мазарини трудится над этим союзом, а он человек упорный, черт его побери! У нас есть этому подтверждение. И что же мы видим в итоге: пустоту! Полное отсутствие противников. Так что мне в самом скором времени придется повесить свою шпагу над камином в Преси!
— Мне кажется, вам не стоит рисовать свое будущее таким печальным. Я уверена, наш дорогой принц найдет для вас применение. Не думаю, что ошибусь, если предположу, что он не даст вам стать в тридцать лет захолустным провинциалом!
