Герцогиня де Шатильон в указе не упоминалась, пребывая по-прежнему в изгнании. Точно так же не упоминалась и Мадемуазель, которую отправили томиться скукой в Сен-Форжа. Месье со свойственной ему осторожностью не стал просить за дочь, предоставив ей возможность сидеть в одиночестве в провинции и кусать локти. Как-никак она провинилась и перед ним, посмев вынудить его выдать ей проклятые ключи, причину всех бед!.. Добрый папочка во всеуслышание осудил поступок дочери, в чем его всячески поддержала его жена Маргарита Лотарингская, родная сестра любителя бегов, герцога Карла, которая искренне ненавидела свою падчерицу. Дядя короля чувствовал себя при дворе лучше, чем когда бы то ни было, и время от времени дружески беседовал с Мазарини.

Что же до Изабель, то ее мать и госпожа де Бриенн беспрестанно твердили ей, что она отделалась легким испугом, отправившись в изгнание в свой самый красивый замок, где может принимать всех, кого пожелает.

И тех, кого не желает, тоже.

На следующий день после королевского указа — Изабель в это время осталась в Мелло одна: мать уехала на несколько дней в Преси, а госпожа де Бриенн в Париж — Агата доложила ей, что приехал аббат Фуке и желает, чтобы его приняли.

— Он один или кто-то его сопровождает?

— Нет, он один. Ссылаясь на холодную погоду, попросил отвести его лошадь в конюшню.

— Пусть, однако, конюх позаботится, чтобы эта лошадь была готова в любую минуту отправиться в обратный путь. Надеюсь, наш нежеланный гость не рассчитывает на приглашение переночевать у нас?

Изабель пришла в крайнее раздражение. Этот приезд во второй половине дня, когда уже явно холодает, а солнце близится к закату, не вызвал у нее добрых чувств. Тем не менее она распорядилась проводить гостя в библиотеку и сама отправилась туда, чтобы его встретить. Именно в этой комнате Изабель охотнее всего проводила время, и сейчас книги, которыми были заставлены все стены, казались ей самыми лучшими помощниками. К тому же в холодное время года здесь всегда горел камин, уберегая кожаные переплеты от сырости. Середину комнаты занимал письменный стол, за него Изабель и села, желая дать понять, что дает короткую аудиенцию, а вовсе не принимает у себя гостя. И чтобы это стало еще очевиднее, положила перед собой лист бумаги и взяла в руки перо.

Она даже успела написать «Милая моя подруга…», как открылась дверь, и вошел аббат, элегантный по обыкновению, хотя и немного запыленный с дороги. На лице его сияла радостная улыбка. Однако улыбка погасла под ледяным взглядом Изабель. Она едва подняла на него глаза.

— Вы, аббат? Каким ветром вас занесло к нам в столь поздний час?

Аббат низко поклонился, приветствуя ее и тем самым дав себе несколько дополнительных секунд на размышление. Она ответила сухим кивком головы. Затем он сделал шаг вперед и, показав на один из стульев, спросил:

— Могу ли я сесть?

— В зависимости…

— Как это понимать?

— Очень просто. В зависимости от того, что вас ко мне привело. До сих пор вы не были человеком с хорошими новостями, потому что привозили ложные новости. И не говорите мне больше о вашей дружбе. Я знаю, чего она стоит.

— Да я и не говорил никогда о дружбе. Я приехал, чтобы вас предостеречь… Но если вы соизволите разрешить мне сесть, я буду вам бесконечно благодарен. Мне бы очень не хотелось лишиться перед вашим взором чувств, но вот уже несколько дней спина у меня…

Движением подбородка она указала ему на стул, и аббат не сел на него, а рухнул. Изабель расхохоталась.

— Вас отколотили лакеи очередной вашей жертвы? Если это так, то, приехав ко мне, вы рискуете получить то же самое. Мне не терпится поступить точно так же, господин глава тайного сыска Мазарини! Вы видите, что теперь я знаю, кто вы такой? И вы оказали мне хорошую услугу, сделав виновницей парижских мятежей и уверив, что в моем присутствии Париж не будет знать покоя! И после этого вы осмеливаетесь являться ко мне и смотреть мне в глаза? Друзья вроде вас…

— Я никогда не хотел быть вам другом. Я хотел быть вашим любовником! Хотел, чтобы вы принадлежали мне! Хочу этого и сейчас!

— Выйдите вон!

— Нет. Сначала я хочу оправдаться. Я позволил вам оскорблять себя, сколько вам хотелось. Теперь извольте меня выслушать.

— Говорите коротко. Я даю вам пять минут.

— Вы дадите мне больше. Что бы вы ни думали, госпожа герцогиня, но я приехал не один!

— Ах вот оно что! Если вы приехали меня арестовать, то вам же будет хуже и…

— Ради бога, дайте мне возможность наконец сказать вам, — начал он раздраженно.

Но Изабель снова прервала его, неожиданно рассмеявшись.

— Только бога нам тут и не хватало! Конечно! Вы же принадлежите церкви. Должна вам сказать, что в вашем лице церковь производит на меня престранное впечатление. А господь бог в лице Мазарини и в вашем имеет престранных служителей. Возьмите в свою компанию еще кардинала де Реца, и получится трио, которому, я полагаю, не стоит доверять спасение своей души! — И став серьезной, Изабель сказала: — Я посягнула на ваши пять минут! Вам слово!

Может быть, желая избежать ее сверкающего насмешкой взгляда, он поднялся со стула и, слегка поджав губы, подошел к окну, смотревшему на город, и оперся одной рукой на подоконник.

— Правда то, что я люблю вас, и я яростно ненавижу Конде, вполне возможно, из-за вашей любви к нему, а не из-за его адского высокомерия. Да, я донес на вас. Но совсем не для того, чтобы вы последовали за Конде, а для того, чтобы иметь возможность похитить вас и отвезти в замок, который принадлежит мне, чтобы беречь вас только для себя. У себя, в укромном убежище, я превратил бы вас в кумира, жил бы у ваших ног, счастливый, что могу любоваться вами. День за днем я насыщал бы свой взор вашей красотой и никогда бы не позволил себе посягнуть на вас. Я хотел обнять вас таким океаном любви, что однажды вы были бы ею тронуты, и в одну прекрасную ночь, быть может…

— И каким же образом вышло, что мы с вами находимся не в вашем, а в моем доме? Что я выслана из Парижа… Что я в своем замке? — Изабель больше не смеялась.

— Я оказался последним дураком! — Голос Фуке был мрачен, в нем слышались боль и гнев. — Упустил счастливую возможность! Вы ускользнули у меня из рук, и я навсегда останусь безутешен.

Он замолчал, подошел к столу и опустился на стул. Изабель прервала молчание.

— В таком случае объясните, зачем вы приехали ко мне сегодня вечером? Вы хотите извиниться?

— Нет. Я хочу вас предостеречь.

— Кого я должна остерегаться?

— Самое себя. С вами обошлись с большим снисхождением, отправив вас в ваш прекрасный замок. Этим вы обязаны королеве… И тому расположению, какое питает к вам кардинал.

— Он необыкновенно добр!

— Не стоит насмехаться. Так оно и есть. Королева и кардинал считают, что вы желали «уладить» отношения между двором и господином принцем. Что было совершенно естественно, зная, какие тесные отношения связывают вас с семьей де Бурбон-Конде. И поскольку принц был виновен лишь в бунтовщичестве, то можно было проявить некоторое снисхождение к победителю при Рокруа, Лансе и многих других городах! Но с тех пор многое изменилось, и приговоры, которые обрушатся на виновных, подтвердят это. Принц де Конде продался врагам. Он стал изменником и заслуживает смертной казни. По этой причине вы должны прекратить с ним всякие сношения!

Изабель сдвинула брови: она не любила, когда ей приказывали, да еще таким непререкаемым тоном.

— Кто вас послал ко мне?

— Скажем, я послал себя сам. Для меня несносно видеть вас на пути к Бастилии, в черной закрытой карете, окруженной гвардейцами.

— Для того чтобы увидеть сие горестное зрелище, нужно при нем присутствовать. Надеюсь, вы не собираетесь поселиться здесь, ожидая его?

— Поселиться здесь, оберегая вас, мое самое заветное желание.

— Оберегая или выслеживая? И главное, обрадовав газеты, которые тут же сообщат, что я ваша любовница.

— А что тут плохого? Я пользуюсь у дам успехом, так что никто этому не удивится. Почему бы и не у вас?