— В общем так, Костя. — С места в карьер начал он. — Всего в нашем городе четырнадцать черных БМВ различных модификаций, но поскольку ты не сказал мне какой именно БМВ тебя интересует, то я списал все четырнадцать. Два из них принадлежат бабам и они сами на них заруливают. По этой причине мы их отбрасываем и у нас остается двенадцать штук. Три машины безнадежно поломаны и уже по полгода стоят на приколе. Мы их тоже отбрасываем и тогда остается только девять. Теперь отнесемся к этому делу более серьезно. Из девяти оставшихся три автомобиля принадлежат крутым пацанам и я думаю, что их тоже можно отставить в сторону. А вот с остальными шестью автомобилями нам прийдетс поработать. Все они принадлежат людям с положением, ерьезным и высокопоставленным, по крайней мере такого мнения они сами о себе. Итак слушай. Номер один. Ганиев Олег Негматуллаевич, предприниматель в области спекуляции стройматериалами. Возраст тридцать лет.
— Не подходит, дальше.
— Семенов Петр Васильевич. Рубщик мяса на рынке. Тридцать лет.
— Тоже не подходит. Продолжайте.
— Яблочко Борис Борисович. Директор Дома быта, за плечами сорок лет.
— Это уже ближе, но что там у вас еще?
— Битов Игорь Михайлович, возрастной ценз сорок четыре года.
— Стоп! Алексей Николаевич, это он. — Радостно заорал я вспомнив кличку Бим, — О нем, пожалуйста подробнее. Это тот человек который нас интересует.
— А что я могу сказать подробнее?
— Все что знаете, и не томите душу, она у меня итак болит.
— Игорь Михайлович Битов коммерческий директор завода "Стальпрокат" проживает по Звездному бульвару в сто восемьдесят пятой квартире дома номер четырнадцать. Это все чем я располагаю, кроме того, что он всеми двадцатью когтями рвется в Городскую Думу и кажется у него это получается.
— Боже мой, Алексей Николаевич, да это ведь прямое попадание, причем с первого захода. С меня причитается.
— С тебя давно и много чего причитается. — Удоволетворенно проворчал тесть. — Ты мне, Костя, лучше вот что скажи, что дальше — то делать быдем?
— Сегодня вечером, вместе с вами пойдем щупать этого самого Битого.
— А может быть лучше сообщим о наших сведениях Каретину, да и дело с концом.
— Нет, Алексей Нтколаевич, так не можно. Они это дело могут спустить на тормозах, или так его прижмут, что даже если он не виновен, то во всем признается.
— А у тебя есть сомнения в его виновности?
— Да, а особенно после того как я сегодня во второй раз побывал на той поляне.
— Тебе удалось обнаружить что — то серьезное?
— Серьезное это или не серьезное покажет время, но я нашел там разорванную цепочку с крестиком, две синие пуговицы и почти целую сигарету "Мальборо". Согласитесь, что это несколько меняет надуманную нами картинку.
— Почему же? Пуговицы и крестик отлетели когда она срывала с него галстук бабочку, а сигарету бросил кто‑то из сотрудников.
— Наша милиция не настолько богата чтобы просто так швыряться дорогими сигаретами. Это первое. Дальше. Судя по пуговицам рубашка должна быть темно синего цвета. А вы когда — нибудь видели, чтобы под серую бабочку одевали синюю сорочку?
— Все зависит от оттенка.
— О чем я и говорю. Мне кажется, что темно серый, в крапинку галстук плохо гармонирует с темно синей рубашкой. Но это ещё не все. Пуговицы я нашел недалеко от дороги, а цепочку с крестиком почти прямо на том месте где лежало тело Нины.
— Значит цепочка принадлежала ей, а пуговицы Битову. Цепочку порвали когда резали ей горло. Это первое и самое вероятное предположение.
— А вот это мне и предстоит проверить до вечера, а вы тем временем поподробнее узнайте что это за гусь такой, Битов Игорь Михайлович, Бим.
Отправляясь к Людмиле Григорьевне Реутовой я понимал, что сегодня ей мой визит нужен меньше всего, но дело есть дело. Шесть красных гвоздик я приобрел по пути и оказался прав, тело Нину уже привезли из морга домой. Она лежала в гробу обитом белым атласам все такая же красивая. Только едва уловимый запах тления, говорил о том, что она мертва. Растолкав десяток скулящих старух я положил ей в ноги цветы и огляделся, взглядом отыскивая Людмилу Григорьевну.
Нашел я её в спальне, она была одна, сидя перед открытым зеркалом, она бездумно разглядывала свое отражение и что — то неразборчиво бормотала. Кажется дела у неё были совсем плохи. Чертовы старухи, вместо того чтобы присмотреть за живым человеком они как осы налетели на покойницу. Накинув на трюмо положенное покрывало я притащил из кухни поминальную водку и набухав треть стакана, буквально насильно влил в нее. Прошло минут десять прежде чем она более или менее пришла в себя. Когда глаза её стали осмысленными я жестко и даже грубо заметил.
— Что случилось того уж не воротишь, а тебе Людмила Григорьвна надо жить дальше. Баба ты ещё не старая, вполне можешь выйти замуж и родить.
— Ну о чем вы говорите. — Тускло и равнодушно ответила она. — Никого мне не надо. Вся моя жизнь заключалась в Нике, она для меня была и дочерью и богом, богиней Афродитой или Никой! А теперь все. Жизнь моя в сорок четыре года окончена.
— Послушай, если бы все кто лишался своих близких думали так, то на земле давно бы не осталось ни одного человека. Соберись с силами и переживи этот отрезок времени. Потом будет легче.
— Когда потом? — Безнадежно спросила она. — Пока я жива зто никогда не пройдет.
— Пройдет, вот найдем того мерзавца и тебе уже станет легче?
— А вы найдете? — Впервые глаза её ожили и в них появился злой азарт.
— А для чего же мы есть? Для чего вы к нам обратились? Конечно найдем.
— Когда это произойдет. — Передернув плечами нервно спросила она.
— Найдем, можешь не сомневаться. Ты главное жди и этим живи.
— Все сначала так говорят, а потом начинаются отговорки и неопределенные ответы. — Опять потухла и поникла она.
— Зачем же ты тогда к нам обратилась? — С силой тряхнул я её плечо.
— Потому что я знала, что у вас это получается лучше чем у других.
— Ну так и верь нам, верь и жди. Ведь я и сейчас пришел к тебе не просто так. Не с голыми руками. Нам уже удалось кое что раскопать.
— Правда? И что же. — Вновь загорелась она.
— Сейчас я вам кое — что покажу, только пообещайте мне, что это останется между нами. Излишняя разговорчивость может только испортить дело.
— Я это понимаю и в моих интересах как можно скорее найти убийцу Нины.
— Это принадлежало вашей дочери? — Протягивая ей цепочку с крестиком спросил я.
— Нет. — Рассмотрев мою находку категорически отказалась она. — У Ники была похожая, только немного тоньше и вместо крестика висел медальон с изображением богини победы Ники, но на теле его не оказалось.
— Когда мы её нашли его на ней тоже не было.
— Значит её ограбили, на ней кроме этого медальона были сережки и перстенек с бриллиантом. Его подарил этот дьвольский любовник. Подарил, а после убийства наверное преспокойно снял. Подонок.
— Погодите его обвинять, все не так просто как кажется на первый взгляд. Скажте, Людмила Григорьевна, ваша бочь курила?
— До того как забеременела немного покуривала, а потом бросила совершенно. Больше я ни разу и нигде не видела ни одной пачки, ни одного окурка.
— Большое вам спасибо за эти сведения, будем работать дальше. И не вздумайте смотрется в зеркало. Когда в доме покойник этого делать нельзя.
— Но почему?
— Не знаю, но мне кажется, что этм ви доставляете боль умершей дочери, точнее её душе. Вечером позвоню.
Тесть приехал в восьмом часу, но никаких новый подробностей о Биме он не привез. Наскоро втолкнув ему вместе с ужином последнюю информацию и даже не дав времени её переварить я потащил его к машине.
До Звездного бульвара мы домчались за двадцать минут и дом номер четфырнадцать нашли сразу. Трехкомнатная сто восемьдесят пятая квартира оказалась на втором этаже. Звонили мы довольно долго преде чем за дверью послышалось какое — то движение и приятный женскй голос спросил, какого черта нам надо.
