— Протоколы писать будем? — Поднимаясь спросил тесть? — А то мы пойдем.

— Какие сегодня протоколы. Воскресенье. Все оформим завтра, а сейчас нам надо срочно ехать в его деревню и забирать убийц.

— Согласен, но акт о приемке вещественных доказательств и направление на экспертизу вы нам выдадите сейчас.

— Договорились. Ждите здесь, я пришлю к вам дежурного.

Милка подъехала за нами через десять минут после вызова. Она отвезла нас в экспертизу, а потом и в травмпункт. Пройдя эти два адовых круга, домой мы попали только к обеду. Выпив по рюмке водки и нехотя поклевав какой — то салат мы фундаментально завалились спать и продрыхли до пяти часов утра.

— Вчера вечером звонил Шутов. — Подавая нам завтрак сообщила Милка. Он сказал, что все нормально. Охранники арестованы и один из них уже раскололся. Пожарную машину они нашли в овраге. А ещё он попросил, чтоб сегодня к обеду вы к нему подошли. Он хочет оформить все бумаги.

— Подожет, не роженица. — Намазывая сало горчицей недовольно проскрипел тесть. Никуда из дома я сегодня не выйду. Спина болит неимоверно. Словно сто чертей впились в неё когтями. Мало ты его, Костя, отхлестал.

— Папа, тебе нужно будет сходить на перевязку, — Напомнила заботливая дочь. — Да и Коту не помешает поменять свой тюрбан.

— У меня все в порядке, у меня там швы. — Не поднимая глаз обносложно ответил я. Хоть убей, но не мог я на неё смотреть после позапрошлой ночи. Никогда бы не подумал, что меня может душить и терзать злобная ревность. Значит плохо я себя знал. А что же будет дальше и чем все это закончиться? Если сейчас, когда я на сто процетов не уверен в этом, то что же будет потом, когда я все узнаю наверняка? Нет, я прекрасно понимаю, что все это она сделала по необходимости и только исключительно ради нас, но все таки… Все таки лучше бы этого не было. Может быть мы и сами смогли бы оттуда вырваться.

— Костя, что с тобой? — Несмело спросила она выходя за мной в коридор. — Ты ничего не поел. Куда ты собираешься в такую рань?

— Все нормально, Милка! — Через силу рассмеялся я. — А что рано, так это хорошо. Кто рано встает, тому бог дает. Хочу сегодня же довести дело до конца.

— Но почему же один, ты хоть Макса с собой позови.

— Его спина ещё хуже чем у твоего папаши. Кстати, если он не пойдет на перевязку, то сделай её сама.

— Конечно, не беспокойся я все сделаю. А может быть я пойду с тобой?

— Нет, не надо! — Испуганно воскликнул я, потому как убегал в такую рань только затем чтоб её не видеть.

— Я так и знала. — Тихо и понимающе прошептала она и порывшись в обувной полке вытащила допотопный револьвер сиситемы "наган". — Возьми хоть это.

— Откуда у нас этот реликт?

— Я недавно по дешовке купила его на рынке. Он именной. Какая‑то бабуся продавала именное оружие своего деда. Я посмотрела её паспорт и сличила с дарственной надписью на рукоятке. Все сходилось. Тогда я и решилась купить револьвер красноармейца Ивана Жукова и два десятка патронов к нему. Я сняла с него паутину, почистила и расстреляла в лесу весь барабан без единой осечки, так что ты можешь на него положиться. Иди, Костя, и знай, что я тебя люблю и любила всегда.

В первом же дежурном комке я купил бутылку водки, сто граммов колбасы и четвертушку хлеба. Остановив такси я велел отвезти меня в Новый город на Звездный булвар к четырнадцатому дому.

В шесть с минутами я расположившись на мокрой скамеечке против подъезда Наталии Александровны Битовой принял первые сто граммов. Откинувшись на спинку я слушал себя, с нетерпением ожидая когда опьянение прогонит боль. Она не отступила, а в довершении к ней заболела ещё и голова. Повторив процедуру я только ухудшил свое моральное и физическое состояние. Больше пить было нельзя иначе я просто мог сойти с ума. Отставив бутылку я закрыл глаза и в этом полузабытии просидел до рассвета. Потом поднялся на второй этаж и прислонившись к разрисованной стене с отвращением закурил, только ради того, чтоб обозначить хоть какую — то работу.

Скерное сырое утро, грязная лестничная площадка и стопудовая тяжесть на сердце. Давно мне не было так муторно и тоскливо. И если бы не не бездумные глаза Людмилы Григорьевны Реутовой и её неясное бормотание звучащее в моих мозгах, то наверное я бы плюнув на все ушел куда — нибудь в лес.

— Дверь однокомнатной, сто восемьдесят шестой квартиры открылась в восемь часов. Полная пожилая женщина, отягощенная двумя сумками вышла на площадку отдавая деду последние приказания.

— Не забудь в двенадцать принять лекарство и не вздумай курить. Каша на плите. Леня, обязательно поешь, а потом немного погуляй по улице, но далеко от дома не отходи. Я вернусь часа в четыре. Леня, будь умницей, не кури.

— Хорошо, моя ласточка, не волнуйся. — Закрывая дверь обнадежил её дед.

Переждав несколько минут я деликатно позвонил этому самому некурящему Лене. Он открыл сразу и нисколько не испугавшись моей разбитой морды и перебинтованной головы пригласил войти в дом.

— Почему вы даже не спрсили кто я такой? — Входя в скромное жилище стариков удивился я. — Сейчас по улице‑то ходить страшно, не то что в дом впускать.

— А я в глазок посмотрел и сразу узнал. — Неприятно удивил меня дед. Вы мент.

— С чего вы это взяли? — Рассмеялся я.

— Вы недавно приходили к моей соседке, а потом она мне все рассказала. — Простодушно ответил дед и глянув на меня желтым глазом потребовал. Дайте сигарету.

— Я не курю, а вам, как я понял, нельзя. А почему, позвольте вас спросить?

— Сосуды, я их душу мотал! Сужаются они. Но одну — то сигаретку можно.

— Нет, сигаретки нельзя, а вот сто граммов вам наверное не повредят. Протягивая ему половину бутылки решил я.

— Кроме алкоголиков водка никому ещё не приносила вреда. — Принимая бутылку поделился своими наблюдениями Леня. — Проходи в комнату, моя Верка на рынок подалась. Тряпками она там торгует. — Доставая рюмки доложил он. А куда денешься, на наши нищенские пенсии сегодня не проживешь. Спасибо перестройке, всех стариков догола раздели. Всю жизнь ишачили, а добром нашим общим теперь владеет кучка наглых мерзавцев. Вот тебе и все справедливость плюс электрификация всей страны.

— Да не сладкая жизнь у нас у всех. — Чуть пригубив рюмку согласился я. — Вот и соседка ваша, Наталия Алексанровна Битова, тоже бедствует.

— Это Наташка — то бедствует? — Выпив водку с негодованием вскричал старик. — Да чтоб я всю жизнь так бедствовал!

— Наверное муж ей немного подкидывает. — Осторожно предположил я.

— Она везде успевает пососать. И у мужа, и у государства, а год тому назад фирму свою открыла. В долг под проценты дает.

— Ну с этим — то можно прогореть. — Высказал я свои сомнения.

— У неё не прогорит. Попробуй во время не отдать, света белого потом невзвидишь. Она такие проченты накрутит — пожалеешь, что на свет родился. А попробуй не отдать. Ее бандиты так тебя тряхнут, что последние штаны с себя снимешь.

— Как же она всем этим заведует? Сутками в своей коляске сидит.

— Что ты, мил человек, Это она только дома в коляске разъезжает, а как утро, так она на ней уже полестнице скачит. Дорогая у неё коляска, по ступеькам может прыгать, так что она фраериться и даже лифтом не пользуется. Доедет до гаража, а гараж у неё тут недалеко. Там сложит свою коляску и вместе с ней садится в машину и едет на свою фирму считать свои проценты.

— Она водит машину? — Удивился я. — Но она же калека. Она обезножена.

— Кто это тебе сказал? — Одна нога у неё работает исправно, а больше и не нужно. У неё машину под ручное управление прямо на заводе переделывали. Доложу тебе, дорогая у неё машина.

— Вот оно что! — Физически чувствуя как в моем мозгу стройно складываются кусочки мозаики рассмеялся я. — Ну ты, дед Леня, меня удивил.

— Погоди, это ещё не все! Ты наверное думаешь, что она скучает?

— А как же иначе, в ее‑то возрасте мужичка ещё как хочется.

— А вот представь себе, что она очень даже не скучает. Многозначительно подняв палец доверительно сообщил дед.