Глубокой ночью Буонапарте улизнул от всех. В «Отеле Свободы» он надел один из своих новеньких мундиров поверх кожаных кюлотов, одолженных у актера Тальма, который снабжал его билетами в театр. На его треуголке не было плюмажа — только узкая желтая тесьма и кокарда да еще шерстяные галуны, поскольку золоченой тесьмы армейский казначей ему не выдал. Он возвращался в Тюильри на белой лошади, конфискованной у Сент-Обена, однако по причине своего воинского одеяния предпочел обогнуть Пале-Рояль, крупной рысью проскакал по бульварам и лишь затем, избежав нежелательных осложнений, выехал на набережную Сены. Войдя в Комитет общественного спасения, он застал там Барраса, осаждаемого роем народных представителей, чьи атаки тот отражал с усмешкой, точно находил все это забавным.
— Надо вести переговоры, гражданин генерал.
— Нет.
— Секции готовы договориться.
— Нет.
— Да послушай же, Баррас! Среди мятежников нет согласия.
— С чего ты взял?
— Это же очевидно. Они изнемогают в спорах. Будь они все заодно, они бы нас уже атаковали и Конвент угодил бы в руки роялистов.
— Нет! — гнул свое Баррас. — Вы проголосовали, доверили мне нашу защиту, так предоставьте мне действовать так, как я считаю нужным, и ступайте заседать в Собрании. Пусть каждый занимается своим делом.
Но тут вбежал запыхавшийся генерал-адъютант, как тогда называли дивизионных штабных начальников, и, сорвав с головы шляпу, возвестил:
— Конвент будет атакован в четыре!
— В четыре утра? — Баррас иронически хмыкнул. — Почтенные обыватели почивают в столь ранний час, да и дождь снова пошел, слышите, как он стекает по стеклам? А буржуа мокнуть не любят.
Но присутствующие и не подумали смеяться, уже предчувствуя драму, в которой им, жалким актерам, придется сыграть свои роли. Так или иначе, они один за другим ретировались, не решившись далее возражать Баррасу и оставив его наедине с Буонапарте.
— Нужно достоверно выяснить, не установят ли мятежники с правого и левого берега постоянную связь, чтобы атаковать соединенными силами, — изрек Баррас.
— Разумеется, гражданин генерал, — кивнул Буонапарте.
— И мы должны сплотиться.
— Разумеется.
— А как там пушки?
— Я жду их.
— Кто взялся за это?
— Капитан стрелков, которого мне рекомендовали.
— Ты ему доверяешь?
— Он справится. Я забыл его фамилию, но он не подведет. Он произвел на меня очень хорошее впечатление. Тут не нужно разжевывать каждый приказ: легок на подъем.
— Так или иначе, секционеры не солдаты, достаточно будет стрельнуть в воздух, и они разбегутся, как стая кур. Это же мюскадены: они пугаются любой царапины, им только бы свои мордашки не попортить. Мы разобьем их как Цезарь Помпеево воинство.
— Да, но ими командуют идиоты.
— Какая удача!
— Вовсе нет, они способны реагировать крайне беспорядочно, так что их действия невозможно предвидеть.
— Что ж, надо с умом выстроить диспозицию, как в шахматах.
— Я уже знаю, где установить мои пушки. Смотри, гражданин генерал: вот здесь, здесь, еще здесь…
Водя пальцем, Буонапарте с большой точностью указал места на карте: разместить батарею на подходах к Королевскому мосту, другую на набережной Лувра и Новом мосту, очистить левый берег и начало улицы дю Бак, еще установить по батарее на улицах, ведущих к Тюильри.
— А со стороны парка? — спросил Баррас. — Если Конвент возьмут приступом, депутаты отойдут к Сен-Клу, где сконцентрированы резервные полки.
— Мы расположим дула орудий так, чтобы обеспечить свободный проход на Елисейские Поля.
— Что это? Гром? — Баррас насторожился.
Оба навострили уши. Гул и впрямь походил на далекое ворчание грозы, однако он не утихал. Буонапарте распахнул окно. На террасе Фельянов добровольцы 89-го полка ревели «Виват!», им хором вторили часовые из кордегардии, нацепив свои шапки на острия ружейных штыков.
— Мои пушки, — произнес Буонапарте.
Да, по гравию эспланады катились пушки с Песчаной Пустоши; ухоженные битюги так и лоснились от дождя, они мотали шеями, от их дыхания поднимался пар. Капитан весь в зеленом взбежал на крыльцо, приветствуя людей из кордегардии, и переступил порог комитета, где его ждали Баррас и Буонапарте.
— Ты долго провозился, капитан.
— Перед Шайо нас чуть не разгромила орава мятежников, гражданин. Мы стали в них стрелять. Они удрали со всех ног, спрятались за деревьями.
— Напомни-ка мне, как тебя зовут.
— Мюрат. Иоахим Мюрат из Кагора.
В понедельник 5 октября, то бишь 13 вандемьера, члены Собрания народных представителей явились туда к полудню, терзаемые страхами, у всех на устах были споры и проклятия. Одни настаивали на переговорах с мятежниками, к тому же их генерал Даникан слал депутатам свои предложения: разоружите батальоны якобинцев, этих кровопийц, которые все еще поют славу Марату и Робеспьеру, тогда мы сможем договориться. Другие противопоставляли им речи о доблестях Республики, которая под угрозой: если ее охватит мятеж, вся страна запылает, роялисты истребят множество членов Конвента, всех, кто некогда проголосовал за казнь монарха; Собрание падет к немалой выгоде реакционеров. Народный представитель Делормель, как только почувствовал, что его дом, его обеды, Розали, да и сама его голова в опасности, проявил отвагу: взобрался на трибуну, возвысил свой грубый голос, как уже бывало в трудные часы, хотя бы весной, когда он лицом к лицу препирался с рабочими. Он в который раз заявил своим коллегам, что многие буржуазные секции национальной гвардии не желают столкновения, они далеки от намерения ниспровергнуть Конвент, а некоторые даже хотят его защищать. Тут какой-то умеренный крикнул ему:
— Если ты так уверен в своих посулах, Делормель, ступай и найди их, эти твои образцовые секции!
— Дайте мне мандат, и я туда пойду сию же минуту.
Итак, он отправляется рекрутировать благоразумные секции с тремя десятками драгунов в потрепанных мундирах, которых комитеты тотчас выделили в его распоряжение. Он убеждается, что генерал Карто с двумя четырехфунтовыми пушками перекрыл проезд через Новый мост, но батальоны восставших уже расположились перед Лувром и бряцают оружием. Делормель со своими людьми двинулся по набережной. На мосту Менял, откуда ушли верные Конвенту войска, их задержала колонна, пришедшая с левого берега.
— Освободите набережную! — потребовал Делормель, потрясая пистолетом.
При виде подобной решимости фармацевт из квартала Одеон, командующий этими повстанцами, пропустил его, и он вместе со своими драгунами отправился дальше. В обоих лагерях никто не пожелал брать на себя ответственность за первый выстрел, с которого началась бы гражданская война. Поэтому Делормелю без труда удалось добраться до секции Нераздельности, враждебной к бунтовщикам: она раскинула лагерь под тополями Королевской площади и заняла оружейные мастерские, устроенные благодаря Революции. Правительственное постановление, которое продемонстрировал народный представитель, однако же, оказалось совершенно бесполезным: секция решила оставаться нейтральной. Разразившись глухими проклятьями, депутат продолжил свой путь в сторону предместья. Когда навстречу попались парни из батальона де Монтрея, они при виде его трехцветного шарфа стали размахивать оружием у себя над головой и кричать: «Да здравствует Конвент!» Пользуясь таким счастливым поворотом обстоятельств, Делормель слез с лошади и обратился к плотнику, поставленному над ними командиром:
— Конвент ожидает вас.
— Мы и сами ждем, — кивает плотник.
— Чего вы ждете?
— Наших братьев из секции Попенкур.
— Скажи мне, готовы ли другие встать на защиту Республики.
— Те, что из секции Богадельни слепцов спят и видят, как бы за тобой пойти.
— Сколько их?
— Две сотни.
Народный представитель поплелся в секцию Богадельни слепцов, это у самой Бастилии, и наконец встретил там людей решительных, под дробь барабана увлек их за собой — впереди драгунский пикет, позади другой, поскольку лишь каждый четвертый из них был вооружен. На обратном пути он столкнулся с батальоном де Монтрея, все еще ожидающим «своих братьев», не желая сдвинуться с места иначе нежели по письменному приказу Барраса, что привело Делормеля в бешенство. Тем хуже. Он возвратится в Тюильри. На мосту Менял ни души, но Новый мост занят уже не кавалеристами и орудиями Карто: красные и зеленые помпоны, сотни штыков — все указывает, что секционеры-роялисты продвинулись сюда с правого берега. У Делормеля выбора нет, он уже готов дать приказ двигаться вперед, но тут навстречу ему выбегает посланец:
