– Главное, не забывать, что в Молдавии все изменилось, – строго предупредил Лоринкова седенький подполковник русской контрразведки.
– Помнить, что в случае провала вас ждут насмешки и презрение, – сказал он.
– Но и тогда вам нельзя будет раскрывать себя, – сказал он.
– Просто молча примите все испытания, которые пришлет вам судьба, – сказал он.
– Ясно, – сказал одичавший во время жизни у границы Лоринков.
– Чем вы там занимались? – спросил его подполковник.
– Жил у границы, устраивал налеты на молодую Еврореспублику, – признался Лоринков.
– Бандитизмом занимались, – понимающе кивнул разведчик.
– Ну, а что мне оставалось? – спросил Лоринков, закурив папиросу «Кремль».
– Господа евровички выхода нам, бывшим, не оставили, – сказал он, сощурясь с ненавистью.
– Это они так нас называют, – сказал он с ненавистью.
– Мы, изволите-с видеть, бывшие, – сказал он.
– Помеха, так сказать, на пути Молдавии в Европу, – сказал он.
– Бибилиотекари-с, писатели, журналисты, филологи, инженеры, и все, у кого есть высшее-св образование-с, – сказал он.
– Вы бросайте это-с с-канье-с, – сказал подполковник сочувственно.
– Иначе они сразу вас, как бывшего, разоблачат, – сказал он.
– Вот ваши документы, вот оружие, и вот новая одежда, – сказал он.
– И смотрите, в случае провала мы вас не знаем, – сказал он.
– Конечно-с, – сказал Лоринков.
– То есть, конечно, – сказал он под внимательным взглядом полковника.
– Вот и славно, – неожиданно тепло улыбнулся подполковник и лицо его преобразилось, стало домашним, добрым, таким… своим.
– Чайку? – сказал он утвердительно, и крикнул в слуховую дырку.
– Катенька, принесите-ка нам чайку! – крикнул он
В кабинет, виляя бедрами, зашла Катенька. В руках она держала поднос под хохлому с чайником, где плавала четвертушка пакетика «Дилмах» и лежали на блюдце две конфеты с коровками на этикетке. Близорукий Лоринков прищурился.
– Му-му, – сказала Катя, поймав взгляд гостя.
– Да вы угощайтесь, – сказала она.
Лоринков взял конфету, и протянул подполковнику. На груди офицера блеснул именной значок-бейджик. Значок представлял собой большого жестяного дятла с красной шапочкой. На дятле была надпись «птица-кардинал». И вторая, побольше. «Стукач второй степени, Виктор Шендэрович», прочитал Лоринков.
– Ну, оттрахайте Катю на дорожку, – сказал подполковник КГБ и стукач второй степени Шендэрович.
– У нас в КГБ традиция такая, – поднял он руку протестующе.
– На удачу! – сказал он.
– Чтоб вернуться, – сказала он.
– Простите, а не вы ли… – спросил, расстегиваясь, Лоринков.
– Я, я… – сказал подполковник горько.
И смущенно стал перебирать бумаги изуродованными пальцами.
– Ничего, – сказала Катя.
– Зато стукач из него получился классный, не то, что сатирик, – сказала она.
– Правда? – с надеждой спросил подполковник.
Лоринков сочувственно промолчал и приступил к Кате. Подполковник КГБ Шендэрович встал, вытянулся, и замер по стойке смирно, отдав честь. Катя застонала и сказала:
– Давай, шпиончик.
Лоринков запыхтел.
Сверху на них ласково глядел портрет белозубого президента Российской диктатуры в шапочке с кисточками и ритуальным чеченским ножом. Портрет был подписан.
«Витюньке на память. А ты не шали!».
* * *
…Лоринков встряхнул головой.
Как не похожа была Катенька из мрачного подвала КГБ на счастливых, здоровых, красивых девушек молдавской столицы! Статные, крепкие, белозубые, они производили впечатление молодых кобылок, полных счастьем жизни… Лоринков, глядя на их груди, тихонько застонал.
– Вам плохо? – участливо спросил его прохожий.
И тут же, на ходу, сделал Лоринкову укол сульфиманизала, и дал понюхать спирту. После чего снова пошел по своим делам. Наверное, в проектный институт или на фабрику, с острой завистью подумал Лоринков, потирая место укола. Это было другое отличие цветущей Молдавской Европейской Республики от мрачной, унылой пропитой Рашки с ее гебьем, подвалами и разрухой. Здесь все были заняты! Никто не мучился бездельем! А кто не работал, тот отдыхал на демонстрации. Вот и сейчас навстречу Лоринкову шла одна.
– Да здравствуют проститутки Молдавской Европейской Республики! – услышал Лоринков лозунг.
– Пятилетку Евроинтеграции в три года! – услышал он.
– Наши идут, – сказал довольно счастливый гражданин, остановившийся рядом с Лоринковым.
– И моя жена там! – воскликнул он.
– Вон, в третьем ряду, вторая справа! – показал он рукой.
– Пятый год трудится проституткой! – похвастался он.
– Заработанную валюту сдает стране, и, представьте себе только, не только не подворовывает, но еще и подрабатывает тайком от начальства, чтобы сдать деньги в Еврофонд! – сказал восхищенно мужчина.
– Наташенька, Наташенька! – закричал он.
Женщина обернулась и, гордая, помахала мужу. Лоринкову лицо ее показалось смутно знакомым.
– Давайте, кстати, знакомиться, – сказал мужчина.
– Фамилия моя, просите уж, Котоебов, – сказал мужчина.
– А ваша? – спросил он.
– Лоринков, – подумав, ответил Лоринков.
Расчет оказался верным. Не видно всегда самое заметное.
– Это как у того бывшего? – посмеявшись, спросил мужчина.
– Так точно, – сухо ответил Лоринков.
– Сами, небось, из дворян? – спросил Котоебов.
– Изволите не ошибаться-с, – сказал Лоринков.
– Это хорошо, – сказал Котоебов.
– Мы тоже дворяне, – сказал он.
– Есть еще кое где бывшие, всякие инженеры блядские, рабочие ебанные, пидарасы блядь люмпены, – сказал он.
– Но мы их повыведем, – сказал он, погрозив кулаком небу.
– А, простите, куда они направляются? – спросил Лоринков, кивнув на колонны проституток.
– Как куда? – спросил недоуменно Котоебов.
– Они прямо с площади маршем идут в Албанию, где их перераспределят по борделям для исполнения трудовой европейской повинности! – сказал он.
– Странно, что вы этого не знаете, – сказал он подозрительно.
– Постойте-ка, – сказал он.
– Да вы и есть тот самый… бывший! – прошипел он.
– Я узнал вас, вы книги писали, подонок блядь, – сказал он.
– Чтоб люди, вместо того чтоб зарабатывать на Европу, мысли всякие думали, – сказал он, перекрестившись.
– Изволите шутить-с, – сказал Лоринков.
– Я дворянин и не работал ни одно… – начал было он.
– Кара… – начал визжать Котоебов.
Лоринков угрюмо пырнул мужчину шилом в бок, потом еще и еще. Котоебов хрипел и дергался, глядя на свой живот с недоумением. Наконец, он захрипел и стал отдавать Богу душу.
– Прощайте, Котоебов, – сказал Лоринков.
Не удержался, и распахнул плащ. Под ним Лоринков был обязан книгами, словно смертник – бомбами.
Котоебов, исказившись в ужасной гримасе, зашипел и умер.
* * *
Молдавская Европейская Республика возникла на обломках бывшей «республики Молдова».
Тысячелетиями люди мечтали о том, чтобы получать все, не делая ничего. И лишь гений молдавской мысли воплотил эту мечту в жизнь, избрав для эксперимента площадку в виде Молдавии, говорили агитаторы на политзанятиях. Так появился евровеизм – наука о том, что все за тебя сделает Европа. Главное, отправлять своих баб туда ебаться, а мужики чтоб дома сидели и ждали. И тогда обязательно будет Европа и все сделают европейцы….
Мощной волной социального протеста смыло с земли протухшую молдавенятину. Новая, счастливая земля народилась на этой земле. В Европу хотели люди, строившие новую страну по новой науке, евроизму. Старую элиту, не желавшую прислушаться к голосу разума, вырезали. Это был необходимый террор. Выверенная теория построения европеизма в одной, отдельно взятой стране овладела умами молодежи. В соответствии с железными законами диалектики решено было уничтожить все библиотеки и книги в стране, чтобы основательно очистить мозги нового поколения перед тем, как вложить в них новую программу.