– О, непременно. Именно так я и… совру, – поспешил заверить капитан.

Ахмед кивнул, соскользнул по канату в лодку и оттолкнулся от судна.

Спустя некоторое время он взялся за весла. Команда сочувствующе наблюдала.

Берег был не из гостеприимных. Не какая-нибудь мирная гавань, а скорее побережье смерти. В песке тонули останки потерпевших крушение кораблей. Вдоль высокой линии прилива шла цепочка курганов из костей, гнилой древесины и выбеленных солнцем водорослей. А дальше начинались дюны столь же смертоносной пустыни. Даже здесь, сравнительно далеко от берега, песок ел глаза и скрипел на зубах.

– На этом берегу все живое ждет верная погибель, – произнес первый помощник капитана, глядя на берег и прикрывая глаза рукой от вездесущих песчинок.

– Ага, – согласился капитан. – Эта погибель только что туда высадилась.

Выпрыгнувший из лодки человек наклонился, подхватил под мышки некое неподвижное тело и поволок его на берег, подальше от волн. Первый помощник поднял лук.

– Я могу попасть в него отсюда, хозяин. Только слово скажи.

– Правда? Ты должен быть очень, очень уверен в своих силах. Промахнешься – и ты покойник. Ну а попадешь – все равно покойник. Взгляни-ка туда.

На гребнях далеких дюн, четко выделяющиеся на фоне пропесоченного неба, чернели фигуры. Первый помощник мигом опустил лук.

– Но как они узнали, что мы здесь?

– О, это просто. Они следили за морем, – ответил капитан. – Д’рыги не меньше других любят хорошие кораблекрушения. Я бы даже сказал, куда больше.

Едва они повернулись спинами к побережью, как от борта корабля легким прыжком отделилось нечто и с еле слышным всплеском ушло под воду.

Детрит осмотрелся по сторонам в поисках хоть какой-нибудь тени, но тщетно. Простирающаяся вдаль насколько хватало глаз, пустыня источала жар, будто паяльная лампа.

– Скоро стану совсем тупым, – пробормотал он.

Сверху заорал впередсмотрящий.

– Он говорит, кто-то карабкается по дюнам, – сообщил Моркоу. – И кого-то на себе тащит.

– Э-э… женщину?

– Послушайте, сэр, я хорошо знаю Ангву. Она не из тех девиц, которые, чуть что, заливаются слезами и падают в обморок. Скорее это от нее кто хочешь разрыдается.

– Ну что ж, если ты так уверен… – Ваймс повернулся к Дженкинсу. – Капитан, корабль нас больше не интересует. Курс на берег.

– Э нет, господин, вот об этом мы не договаривались. Начать с того, что здесь так запросто не высадишься: ветер тут очень противный, не говоря уже о всяких подводных течениях. О, в этих песках белеют кости многих неосторожных моряков. Лучше мы встанем в сторонке, а вы спустите… если бы у нас оставалась шлюпка, вы могли бы ее спустить… а мы тем временем бросим якорь, хотя как же мы его бросим: он ведь оказался слишком тяжелым, так что…

– В общем, просто причаль к берегу, – заключил Ваймс.

– Но нас всех убьют!

– Считай этот исход меньшим из двух зол.

– А какое второе?

Ваймс опустил руку на меч.

– Я.

Лодка, скрипя всеми сочленениями, рассекала таинственные океанские глубины. Бо́льшую часть времени Леонард проводил у крохотных иллюминаторов, с особым интересом разглядывая всякие водоросли, которые, на взгляд сержанта Колона, ничем не отличались от тех же водорослей.

– Сэр, только посмотрите, какие прекрасные экземпляры нехлорофиллы пузырчатой! – вдруг воскликнул Леонард. – Вон, вон, коричневые! Но вы, разумеется, уже отдали должное сей великолепной культуре!

– Увы. В последние годы я несколько запустил водорослеведение, – угрюмо отозвался патриций.

– В самом деле? О, смею вас заверить, вы много потеряли. Ведь главное заключается в том, что нехлорофилла пузырчатая обыкновенно растет на глубине не меньше тридцати саженей, а здесь всего десять.

– Ого. – Патриций порылся в пачке рисунков Леонарда. – Стало быть, иероглифы… Алфавит из знаков и цветов. То есть цветовой язык… Замечательная идея.

– Цвета служат усилителями эмоционального воздействия, – уточнил Леонард. – Разумеется, мы и сами иногда пользуемся ими в таком качестве. К примеру, красный значит опасность и так далее. Хотя мне так и не удалось расшифровать значения всех цветов.

– Цветовой язык… – еще раз повторил лорд Витинари.

Сержант Колон прокашлялся.

– Мне кое-что известно о водорослях, сэр.

– В самом деле, сержант?

– Так точно, сэр. Если они мокрые, значит, идет дождь. Верная примета.

– Отлично, – похвалил, не поворачивая головы, лорд Витинари. – Я вряд ли когда-нибудь забуду эти твои слова.

Сержант Колон просиял, ведь Он Внес Свой Вклад.

Шнобби подтолкнул его локтем.

– Зачем мы тут, а, сержант? Я про все в целом: что мы тут лазаем, зачем рассматриваем странные отметины на скалах, заплываем в пещеры… Не говоря уже о вонище…

– Это не я, – быстро сказал сержант Колон.

– Пахнет вроде как… серой…

За стеклом иллюминатора пронеслась стайка пузырьков.

– А когда мы всплыли на поверхность, оказалось, что и там тоже воняет, – гнул свое Шнобби.

– Наша миссия почти завершена, господа, – сообщил, откладывая рисунки, лорд Витинари. – Еще одно небольшое приключение – и можно подниматься на поверхность. Итак, Леонард, начинаем погружение.

– Э-э, сэр… но куда дальше можно погрузиться?

– Мы всего лишь погрузились в море, сержант.

– А! Понятно. – Колон тщательно обдумал услышанное. – А куда еще можно погрузиться, сэр?

– Под землю. Куда мы сейчас и направляемся, сержант.

Берег значительно приблизился. Стражники не могли не заметить, что матросы спешат к тупому концу корабля, сжимая в руках небольшие, облегченные и, самое главное, плавучие предметы, которые только удалось отыскать.

– По-моему, мы уже совсем рядом, – сказал Ваймс. – Отлично. Здесь и остановимся.

– Остановимся? Но как?

– Капитан, кто из нас двоих моряк? У вас же должны быть какие-нибудь тормоза.

Дженкинс остолбенело уставился на него.

– Ты, ты… сухопутная крыса!

– А мне казалось, вы, моряки, никогда не употребляете таких выражений.

– О боги, первый раз встречаю подобного человека! Да, а весла у нас называются острыми палками и…

Позже команда назвала эту высадку одной из самых странных в истории неумелого мореплавания. Наверное, повезло с наклоном береговой поверхности, как и с приливом, как и со всем остальным, потому что корабль не столько врезался в берег, сколько заплыл туда, поднимаясь из воды и тараня килем песок. Но в конце концов силы воды и ветра, инерции и трения все-таки сошлись в одной точке, иначе называемой «медленное опрокидывание».

Которым все и завершилось, и гордое звание «самое нелепое кораблекрушение в мире» было оправдано.

– Что ж, могло быть куда хуже, – произнес Ваймс, когда затих последний скрип расщепляемой древесины.

Выпутавшись из мешанины рваных парусов, он с максимально возможным достоинством водрузил на голову шлем.

Из бокового трюма донесся стон.

– Это ты, Шелли?

– Я, Детрит.

– А это я?

– Нет!

– Прошу прощения.

Легко пробежав по накренившейся палубе, Моркоу спрыгнул на влажный песок и отдал честь.

– Все на месте и отделались легкими ушибами, сэр. Будем организовывать береговой плацдарм?

– Береговой что?

– Наверное, нам стоит окопаться, сэр.

Ваймс окинул взглядом пляж – если это солнечное слово вообще было применимо к сей унылой, забытой всеми богами полоске земли, тянущейся в обе стороны. Даже не к полоске, а к каемке. Ни движения, разве только дрожит раскаленный воздух да пара стервятников расхаживает неподалеку.

– А зачем? – спросил он.

– Чтобы занять оборону. На войне всегда так делают, сэр.

Ваймс посмотрел на стервятников. Те приближались хищными боковыми подскоками, готовые сразу накинуться на умершую пару деньков назад добычу. Полистав Тактикуса, он наконец нашел искомое. Так, береговой плацдарм.