– Полоскал?

– А…

– Таблетки вчерашние съел?

– Так еще вчера. И содой, и солью, спиртом, одеколоном… Господи! В ухо стреляет, в носу дергает, глаз уже на резкость не наводится. Впечатление такое, что эти больные зубы у меня по всей голове понатыканы, и еще пара штук в жопе!

Такое признание обнадеживает доктора:

– Слушай, – с надеждой в голосе произносит он, – может, сразу оттуда и начнем, а?

– Издеваешься, да?!

– Вовсе нет! Просто, видишь ли, в Военно-медицинской академии я проявлял значительно большие успехи в проктологии, чем в стоматологии, и…

– Ладно, Леша, давай серьезно. За эти несколько дней я окончательно дозрел. Никаких надежд дожить до базы у меня не осталось.

– Всего-то не больше двух суток… А я тебе димедрольчик, промедольчик, блокадочку новокаиновую…

– А усыпить на весь этот срок, так, чтобы никто не разбудил, сможешь?

Кочубей вздохнул и только с сожалением развел руками.

– Значит, будешь рвать!

– Саня, мы об этом еще вчера говорили. Ты и сам хотел зуб сохранить, да и я, сознаюсь, не виртуоз в этом деле.

– Так то вчера было, я еще думать и рассуждать здраво мог. Но теперь… Неужели ты откажешь другу в последней просьбе?!

Алексей еще раз внимательно посмотрел на Копылова. На этот раз прямо в глаза.

Они сдружились, когда полтора года назад свежеиспеченными лейтенантами попали служить на этот подводный ракетоносец. Оба были коренными питерцами, отлично играли в шахматы и преферанс, одинаково непринужденно чувствовали себя и в «суровой мужской» компании и в изысканном дамском обществе. Копылов был не так высок и не столь массивен, но его по-спортивному подтянутая фигура внушала не меньшее уважение.

– Ладно, Сашок, уговорил. Только… – доктор слегка замялся.

По-своему истолковав заминку, Копылов жестом профессионального фокусника извлекает откуда-то из-под рубахи плоскую металлическую фляжку и водружает ее на письменный стол.

– В общем-то, я о другом, но это мы, конечно, завсегда-с, с непременным нашим удовольствием. Весьма полезно для нервного успокоения перед началом процесса.

– А уж мне-то просто необходимо!

На это доктор сосредоточенно кивает и достает из настенного шкафчика два мерных стакана и металлическую банку с витаминами-драже «Гексавит». Каждый молча наливает себе граммов по пятьдесят из фляжки, потом по очереди разводят водой прямо из-под крана в умывальнике и выпивают. Леха кидает в рот две желтенькие витаминины, а Копылов отдергивает протянувшуюся было к банке руку:

– Вот, блин, даже закусить не могу! Послушай, Эскулап, я слышал, что когда выпьешь, наркоз не берет, правда?

– Мы же тебя не усыплять будем. А местная анестезия… Кстати, о ней: сейчас вместе прочитаем инструкцию по использованию и разведем этот… как его… а… новокаин, как полагается. Ты запоминай, подсказывать будешь.

– У-у-у, двоечник проклятый! Чему тебя только в Академии учили?!

– Нормально учили. Вот ты, Саня, инженер, спец по ядерным установкам, справочниками пользуешься?

– Ну-у-у…

– Так не лишай меня такой же возможности. В конце концов, ты хочешь, чтобы зуб качественно удалили? Вот и помогай!

Кочубей долго роется в многочисленных ящиках, пока не извлекает необходимую упаковку с ампулами. На ней действительно крупными буквами написано «НОВОКАИН», а внутри имеется пространная инструкция по применению.

– Леша, а ты, часом, не похож на ту домохозяйку, которая на пачке сахара пишет «Соль», чтобы муравьи не забирались?

– Умник! Детские бородатые анекдоты еще помнишь. Слушай внимательно и запоминай.

Доктор скороговоркой читает как, что, чем и в каких пропорциях требуется разводить, потом задумчиво вертит головой:

– Ну просто, как первый раз слышу. Зато написано все очень понятно. Начинаем!

Наконец, шприц наполнен, и только теперь Алексей приступает к более внимательному изучению объекта, то есть непосредственно распахнутого во всю ширь рта лейтенанта Копылова.

Надо заметить, что какое-либо специальное «зубоврачебное» оборудование на подводной лодке отсутствует. Нет знаменитого кресла – конечно, из-за элементарного дефицита жизненного пространства, нет штатной бормашины – вероятно, по тем же причинам, даже приличного набора инструментов нет – это уже просто потому, что с течением времени используемые не всегда по прямому назначению щипцы, ключи, «козьи ножки» имеют поразительное свойство бесследно исчезать не только из выдвижных ящиков стола, но и из закрытых и опечатанных коробок с запасным инструментом. Конечно, потом все пропажи добросовестно списываются установленным порядком: «истек срок эксплуатации», «пришли в негодность из-за тяжелых условий использования», наконец, просто «смыло волной за борт при оказании скорой и неотложной медицинской помощи на наружном мостике».

Но немного есть на флоте врачей, кому удается получить со складов мало-мальски добротный инструмент взамен безвременно утраченного. Вот и приходится что-то приобретать самому, что-то выпрашивать у знакомых врачей в береговом госпитале, что-то мастерить руками из подсобного материала, в общем, выкручиваться, обзаводясь со временем вполне приличным инструментарием. Только этого времени доктор Леха еще не накопил, так как был пока лейтенантом и лишь постигал нюансы и хитрости своей гуманной профессии.

Копылов сидит на простом складном стуле прямо посередине амбулатории, в самом ярком месте, высоко задрав голову, а уже облаченный в белый халат Кочубей со шприцем в руке сосредоточенно уставился в его раскрытый и оскаленный рот, беззвучно шевеля губами.

– Молитву читаешь или общее количество зубов подсчитываешь? Это тебе не взятки в преферансе, больше одного все равно не дам вырвать!

– Дай Бог, с одним-то справиться, – тихо произносит Алексей. – Понимаешь, Саня, твой больной зуб как раз четвертый в верхней челюсти.

– Да хоть двадцать четвертый! Вонзай уж свою иглищу!

Доктор, не обращая внимания на шепелявое Санькино бормотание, рассуждает:

– Помню, как-то на лекции в Академии…

– …на которую ты совершенно случайно попал после ночных практических занятий по гинекологии с персоналом соседнего женского общежития, – вставил, не удержавшись, Копылов.

– Возможно, возможно… Так вот, там говорили, что четвертый зуб еще называют «глазным», потому что его необычно длинные каналы выходят куда-то прямо под глаз, – доктор говорит медленно, для себя, старательно что-то припоминая, – значит, для успешной заморозки надо в эти каналы попасть и продвинуться, как можно глубже. – Он выбирает из кучи на столе самую длинную иглу и надевает ее на шприц. – Теперь сиди, не дергайся, будем колоться.

– Может, сначала еще по чуть-чуть «природного анестезина» примем?

– Нет! Я уже ощущаю достаточную твердость в руках и решительность в душе.

Доктор сосредоточенно вводит иглу, слегка двигая кистью руки из стороны в сторону, как бы нащупывая проход. Пациент кривится, сопит, тяжело дышит, но изо всех сил старается не дернуться головой или всем телом. Наконец, на лице врача появляется удовлетворенная улыбка, а большой палец медленно до упора вдавливает поршень шприца. К этому времени иглы уже почти не видно за зубами. Вытаскивание происходит быстро и безболезненно.

– Во! Теперь пять минут подождем, как в инструкции написано, и, благословясь, приступим.

– Леша, ведь ты уже ввел заморозку, да?

– Ну!

– Значит, можно для поддержания моего боевого духа… граммов сто… Они ведь уже не успеют как-то помешать процессу? А то я что-то перестаю ощущать необходимую твердость и прежнюю решительность.

После секундного раздумья Кочубей согласно кивает:

– И врачу вовсе не помешает допинг!

Отработанный процесс завершается быстро и четко.

– Сейчас проверим готовность, – с этими словами Алексей какой-то металлической палочкой стучит по больному зубу.

Реакция Копылова мгновенна и впечатляюще естественна: он подпрыгивает со стула метра на полтора, хватаясь за щеку левой рукой, а правой норовит заехать Кочубею в морду. Тот легко отстраняется и спокойно констатирует: