…Точно дьяк, в приказах поседелый,
Спокойно зрит на правых и виновных,
Добру и злу внимая равнодушно,
Не ведая ни жалости, ни гнева.
Ибо любое пристрастие, как правило, искажает реальную картину исторического процесса. Очень удачно выразился историк из Штутгарта Эберхард Экель в изданной в 1969 г. книге «Взгляд Гитлера на мир»: «Бесстрастный портрет Гитлера обладает такой разоблачительной силой, что делает излишним бесконечное употребление уничижительных эпитетов»20.
Необходимо сказать и о другой стороне проблемы. Историк, особенно историк новейшей истории, не может быть профессиональным историком, не работая в архивах, так же как певчая птица не может быть таковой, если она не поет. А известный историк В.М. Далин привел по этому поводу даже такое сравнение: «Историк, никогда не работавший в архиве, подобен футболисту, ни разу в жизни не забившему ни одного гола»21.
Трудности исследования данной проблемы по «первоначальным источникам» исключительно велики. Ведь все первичные документы, связанные с арестом, следствием, судом, приведением приговора в исполнение, до сих пор находятся за семью замками и практически недоступны не только для зарубежных, но и для российских историков. Порядок возвращения рассмотренных судами дел в органы НКВД был установлен еще циркуляром НКВД, Прокуратуры и Верховного суда СССР № 01533/3002516 от 21 августа 1934 г. и директивой председателя Военной коллегии Верховного суда СССР № 00331748 от 15 сентября 1934 г. Следственные производства по всем расследуемым органами Главного управления госбезопасности НКВД делам подлежали возврату в органы ГУГБ НКВД22, где они до сих пор и хранятся (если еще хранятся), а по сути, укрыты от глаза людского.
И до сих пор каждого российского историка, попытавшегося разобраться в событиях 1937–1938 гг., прямо-таки преследует какой-то жупел секретности. Я прослужил в кадрах Красной-Советской армии почти четыре десятка лет, в том числе и всю Великую войну безвылазно (кроме времени излечения после ранений) на фронте, в действующей армии, и прекрасно понимаю, что, пока мы живем в разделенном мире, неизбежно есть и будут государственные и военные тайны и будут соответствующие степени секретности. Но кто из решающих ныне эти вопросы деятелей может внятно объяснить, почему сейчас, когда во всей мировой (в том числе и нашей) открытой печати публикуются абсолютные данные о вооружении и личном составе сегодняшней Российской армии, немало сведений по истории РККА 30-х годов все еще остаются засекреченными. Действительно, паноптикум какой-то. Но кому-то это нужно. Volеns – nоlеns, наши историки, изучающие советский период истории России, выглядят какими-то неполноценными, недоношенными, недопеченными, что ли, по сравнению с зарубежными коллегами. Вот до сих пор в советских журналах (я уж не говорю о книгах) не появилось даже ни одной основанной на материалах архива КГБ исследовательской статьи о репрессиях в Красной армии в 1937–1938 гг. И все потому, что расстреливать – расстреливали, а точных данных об этих расстрелах соответствующие конкретные лица до сих пор историкам не дают: «Не положено!» Как справедливо замечает известный экономист О.Р. Лацис: «Не положено было раскрывать секреты государственной безнравственности».
Да что там расстрелы. В 1989 г. мне довелось опубликовать в «Военно-историческом журнале» три статьи о состоянии дисциплины в РККА в предвоенные годы. В них я со ссылкой на архивные дела ЦГАСА привел некоторые конкретные данные на сей счет. Даже у военной цензуры это не вызвало возражений – ведь прошло полвека… Однако тогдашний начальник ЦГАСА А.В. Стеганцев не нашел ничего лучшего, как примчаться в Институт военной истории и потребовать срочного и сурового наказания дерзкого историка, посмевшего в 1989 г. «разгласить секретные сведения» о состоянии дисциплины в армии в 1935–1939 гг. Смешно, да и только. Но смех-то сквозь слезы. И хотя редакция «Военно-исторического журнала» приняла тогда удар на себя, мне все же пришлось писать «объяснительную записку». Я написал в ней, что резолюцию XIX Всесоюзной партконференции «О гласности» принял всерьез и стараюсь ее выполнять. Вроде пронесло, но рубец-то остался…
Долго бились да и по сию пору иногда бьются историки в шершавых наручниках сталинско-ежовско-бериевских инструкций. И все же лед тронулся. Очевидно, не будет преувеличением сказать, что в 1992–1995 гг. наступило самое настоящее половодье – неизвестные дотоле исторической науке документы и факты вырвались из недоступных ранее ведомственных архивных могильников. Бурный поток новизны хлынул на поле советской истории. Нередко он перехлестывает через край, приводит к односторонним трактовкам тех или иных исторических событий. Но, как любил говорить М.С. Горбачев, «процесс пошел».
Определенным отражением этого процесса явилась публикация ряда документальных материалов, в какой-то мере характеризующих трагедию всего советского народа и его армии в 1937–1938 гг. Прежде всего здесь надо отметить заслуги недолго просуществовавшего журнала «Известия ЦК КПСС». Именно на его страницах уже в 1989 г. были опубликованы такие важные документы, как «закрытое письмо ЦК ВКП(б) от 29 июля 1936 г. «О террористической деятельности троцкистско-зиновьевского контрреволюционного блока», обобщенная справка «О так называемом «параллельном антисоветском центре», «О судьбе членов и кандидатов в члены ЦК ВКП(б), избранных XVII съездом партии» и др.
Наряду с общеполитическими материалами, в этом журнале были опубликованы различного рода документы, имеющие непосредственное отношение к изучению трагедии РККА в 1937–1938 гг. К ним можно отнести такие публикации 1989 г., как доклад Н.С. Хрущева XX съезду КПСС 25 февраля 1956 г. «О культе личности и его последствиях»; обобщенная справка КПК при ЦК КПСС, КГБ СССР, Прокуратуры СССР и Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС «Дело о так называемой «антисоветской троцкистской военной организации» в Красной Армии»; определение Военной коллегии Верховного суда СССР № 4н – 0280/57 от 31 января 1957 г. об отмене расстрельного приговора в отношении М.Н. Тухачевского, А.И. Корка, И.Э. Якира, И.П. Уборевича, В.К. Путны, Р.П. Эйдемана, В.М. Примакова и Б.М. Фельдмана; записка Генерального прокурора СССР в ЦК КПСС и КГБ СССР о так называемом «Кремлевском деле»; разъяснение этих же инстанций «О внесудебных органах» и т. п. В течение 1990 г. были опубликованы «Акт о приеме Наркомата обороны Союза ССР С.К. Тимошенко от К.Е. Ворошилова»; справка-доклад заместителя наркома обороны Е.А. Щаденко от 20 марта 1940 г. «О накоплении начальствующего состава и пополнении им РККА»; доклад Л.3. Мехлиса от 23 мая 1940 г. «О работе Политического управления Красной армии».
Наконец-то после почти 30-летнего перерыва снова начал выходить научно-публицистический журнал «Исторический архив». И уже в его первом номере нашлось место для публикации таких важных для изучения проблемы террора в СССР документов, как постановление Совнаркома СССР и ЦК ВКП(б) от 17 ноября 1938 г. «Об арестах, прокурорском надзоре и ведении следствия» и письмо Ежова «В Политбюро ЦК ВКП(б). Тов. Сталину» с просьбой об отставке с поста наркома внутренних дел.
Жаль только, что в таком авторитетном «научно-публикаторском» издании неправильно указали дату этого письма. Почему-то оно датировано 23 сентября 1938 г. Это явная ошибка. Мне уже давно удалось познакомиться с типографским экземпляром этого письма в Российском центре хранения и изучения документов новейшей истории (РЦХИДНИ), и там совершенно четко обозначена дата 23 ноября 1938 г. Да если бы кто-либо из публикаторов (Г.В. Костырченко и Б.Я. Хазанов) или высокочтимых членов Редакционного совета внимательно прочитал хотя бы два первых абзаца этого письма, в котором Ежов ссылается на обсуждение вопроса на Политбюро 19 ноября 1938 г., то сразу бы убедился, что об этом Ежов не мог написать 23 сентября 1938 г. При всем своем палачестве он все же не претендовал на лавры прорицателя. Увы! Есть и другие ложки дегтя в этой бочке меда. Так, расстрелянный 1 августа 1938 г. Я.С. Агранов, если верить публикаторам журнала, дожил до 1939 года (с. 143), известный ленинградский писатель М.Л. Слонимский переименован в Сломинского (там же) и т. п.
