Эти успокоительные новости принесла редактору и его супруге кухарка вместе с утренним кофе, который она подавала им в постель.
Трое миссионеров не закончили еще свой обход. Из окна конторы Саломона Ольсена увидели пекаря, он шел с непокрытой головой, ветер и дождь хлестали его, острое лицо было мокро и красно, словно ошпаренное. Встречные останавливались и смотрели на него с изумлением, во всех окнах и дверях виднелись удивленные лица.
Безумец приблизился к магазину Саломона Ольсена. Несколько продавцов вышли на улицу, собираясь его задержать, но из этого ничего не вышло; раскрыв рты, они отступили и дали ему пройти. Но когда он направился за прилавок, его остановил Бергтор Эрнберг, быстро выбежавший из конторы.
— Не валяй дурака, — скомандовал Бергтор. — Здесь тебе делать нечего!
— Порождение ехидны! — крикнул пекарь громовым голосом, заполнившим весь магазин. — Тщетно ты будешь бороться с неизбежным!
— Нет, это уж слишком! — Управляющий Гьоустейн поспешил на помощь Бергтору. — Безобразие! Сумасшедший! Я вызову врача!
— Пусть войдет! — прозвучал вдруг голос Саломона Ольсена с лестницы. — Входи, Симон!
Саломон Ольсен хранил спокойствие, его холодное лицо выражало лишь огорчение и жалость.
— В чем дело, Симон? — мягко спросил он. — Ты хотел видеть меня?
Пекарь безмолвствовал; широко раскрыв глаза, он смотрел на Саломона, ноздри его дрожали. Конторские работники спустились в магазин и столпились у подножия широкой белой лестницы. И с улицы вошли любопытные. Магазин заполнился народом. Все взгляды были устремлены на двух мужчин.
Симон открыл рот, собираясь что-то сказать, большая уверенная фигура торговца, казалось, лишила его дара речи.
— Ты отошел от нас, — сказал Саломон, — ты борешься против нас, Симон! Но почему? Разве мы не были друзьями и братьями? Почему мы не можем быть по-прежнему друзьями? Подумал ли ты об этом, Симон?
— Подумал, — хрипло ответил пекарь, наклонив голову и нахмурив брови. — Я сверял свои мысли со Священным писанием. Там сказано, что никто не может служить двум господам, что нужно выбирать между богом и маммоной. Помнишь это место, Саломон Ольсен? Согласен ли ты с этими словами?
— Ты прекрасно знаешь, что я не ставлю маммону выше бога, — спокойно ответил Саломон. — В сердце своем я ношу не маммону, а бога.
— Тогда продай все, что имеешь, и раздай деньги бедным! Или ты забыл то место, где об этом говорится?
Саломон вздохнул, устало улыбаясь и окидывая отеческим взором собравшихся:
— Ты легко можешь переспорить меня, Симон, ты всегда обладал даром оратора и совершенно невероятной памятью, а я, как тебе известно, плохой толкователь Библии. У меня есть только вера. Но… давай представим себе, что я продам все, что имею, и раздам деньги бедным. Мое заведение пойдет прахом, и что получится? Ведь не деньги имеют ценность, Симон, а дело, которое дает всем пищу, одежду, свет и тепло. Разве не верно то, что я говорю? Разве тот талант, который бог дал мне, я, как лукавый раб, должен зарыть в землю вместо того, чтобы сделать его плодородным в винограднике господнем? Я не бросаюсь деньгами, чтобы жить в роскоши, не откладываю ни одного эре, ты это прекрасно знаешь. Я вкладываю все в дело! А если все поступят так, как ты требуешь, то что получится? Страна скоро превратится в пустыню…
Пекарь изогнул шею и выжидающе посмотрел на Саломона.
— Было бы лучше, если бы она стала пустыней, — хрипло сказал он.
Подняв голову, он громко откашлялся, снова овладел голосом, угрожающе протянул руки к Саломону и закричал:
— Скоро она и так станет пустыней! Недолго осталось до судного дня! И к чему заниматься торговлей? Она не даст ни тебе, ни другим масла в светильники! А нужно только масло! Иисус сам взял свой крест… Если ты хочешь следовать за ним, возьми свой крест и иди! Но никто из вас не принимает всерьез слова Писания! Вы берете из него только то, что можете использовать, чтобы усыпить вашу совесть! Но читай! Читай 24-ю главу от Матфея! Читай Апокалипсис! Читай пророка Даниила и других пророков!
— Я знаю, что ты человек серьезный, — дружески произнес Саломон. — Ты, наверное, гораздо лучше меня. Но ты не из числа смиренных, нет. Ты, может быть, даже немного высокомерен, не правда ли, Симон? Ты очень строг к другим, а к себе самому? Помнишь — не судите…
— Что касается меня, — ответил пекарь, обнажая зубы, словно в улыбке, — то я на деле докажу свою веру.
Саломон протянул ему руку:
— Расстанемся друзьями, а не врагами, Симон! У нас обоих есть недостатки, но мы оба верой своей заслужили милосердие господа нашего Иисуса Христа. Попытаемся снова понять друг друга. Встретимся в «Капернауме», как встречались раньше, Симон. Поговорим там!
Пекарь отвернулся. Его лицо исказилось, и он хрипло крикнул:
— Нет! Мы не пожмем друг другу руки, как будто вернулись к старому! Ибо скоро наступит срок, когда царствие божие победит князей мира сего!
Зловещая улыбка вновь появилась на лице пекаря. В его глазах зажегся дикий огонь, на губах выступила пена, и он закричал:
— Ты глубоко ошибаешься, думая, что спас свою душу, Саломон Ольсен! Скоро ты услышишь это из уст самого господа, когда он появится в облаках! Ибо сказано в Писании: «И купцы земные восплачут и возрыдают, потому что товаров их никто уже не покупает».
Симон окинул взглядом большой магазин и, указывая на полки и шкафы, сказал:
— Да, в Писании сказано: «Товаров золотых и серебряных, и камней драгоценных и жемчуга, и виссона и порфиры, и шелка и багряницы, и всякого благовонного дерева, и всяких изделий из слоновой кости, и всяких изделий из дорогих дерев, из меди и железа и мрамора, корицы и фимиама, и мирра и ладана, и вина и елея, и муки и пшеницы, и скота и овец, и коней и колесниц, и тел и душ человеческих!»
Пекарь еще раз повернулся к Саломону Ольсену и крикнул очень громко, воздев руки вверх:
— Горе тебе! И плодов, угодных для души твоей, не стало у тебя, и все тучное и блистательное удалилось от тебя, ты уже не найдешь его!
Руки Симона опустились. Он сделал шаг к торговцу и в упор поглядел ему в глаза. Потом быстро вышел из магазина.
Саломон Ольсен, медленно покачивая головой, направился в кабинет.
— Он сошел с ума, — сказал он Бергтору, — сошел с ума.
— По его глазам видно, что он безумен, — подобострастно подтвердил Бергтор.
Вздохнув, Саломон Ольсен сел. На его столе лежали две нераскрытые телеграммы. Он вскрыл одну и, волнуясь, пробежал ее глазами.
— Смотри! — сказал он.
— Это о «Жанне д’Арк»? — с любопытством спросил Бергтор.
— Да, продано на восемь тысяч фунтов. Недурно, а? Не оправдались мои дурные предчувствия!
Напевая, Саломон Ольсен вскрыл другую телеграмму. И вдруг умолк. Поднялся, не вымолвив ни слова, и вышел в коридор. Бергтор услышал звук резко задвигаемой задвижки на дверях туалета. Телеграмма лежала на столе. Она была от агента Саломона Ольсена в Рейкьявике. Бергтор прочел и задрожал.
Боже милосердный! Траулер «Магнус Хейнасон» подорвался на мине у берегов Исландии. Несчастье видели с двух судов, но сильная буря помешала спасти людей. По-видимому, в живых никто не остался.
Бергтор передал печальное известие инспектору Гьоустейну. К чему скрывать? Все равно все станет известно. Вскоре весь магазин загудел приглушенными мрачными разговорами.
— Это ужасно, — сказал Гьоустейн. Он был сильно простужен и напихал полный рот лакричных пилюлек. — Ужасно! Двадцать человек погибли. Все отсюда, с фьорда. И само судно! Лучшее наше судно. Во всяком случае, одно из лучших.
Бергтор бросил на него строгий взгляд и сказал, откинув голову:
— Они пали на посту, Гьоустейн! Погибли за родину! Никогда, никогда их не забудут!
Он повернулся, быстро вставил лист бумаги в машинку и начал писать. Стихотворение. Слова лились сами собой. Они рождались в его опечаленном сердце и вызывали слезы в уголках его глаз.