- Не так быстро, милая. Ты была единственной, кто дал понять, что я говорю тебе неправду.

Она стояла напряженно.

- Никто не будет говорить неправду больше. Твой возраст тому доказательство.

Он снова рассмеялся, пораженный тем, что после столетий одиночества и полного отсутствия эмоций, он мог так легко рассмеяться. Тут все радовало, и сама ночь, и весь окружающий мир, сам факт жизни.

- Это было жестоко, Темпест, - отчитал он ее, но его голос был настолько нежен, что снова перевернул ее сердце.

- Никакого слияния, Дарий. Я думаю, что мы должны сделать хоть что-то полу-нормальное. Просто поговорить. Разговаривать это хорошо. Не о чем-то странном, просто о том, о чем обычно говорят. Расскажи мне о своем детстве. Какими были твои родители?

- Мой отец был очень влиятельным человеком. Он часто упоминается как Темный. Он был великим целителем среди нашего народа. Я понимаю, что мой старший брат с тех пор занял его место среди нашего вида. Моя мать была нежной и любящей. Я помню ее улыбку. У нее была захватывающая улыбка.

Слова вызвали в его памяти прилив теплоты.

- Должно быть, она была замечательная.

- Да. Мне было всего шесть лет, когда её убили.

Ее пальцы в сочувствии сжали его руку.

- Мне так жаль, Дарий. Я не хотела вызывать печальные воспоминания.

- Не воспоминания о моей матери были плохими, Темпест. Когда мне было шесть лет, Оттоманские турки захватили деревню около нашего дома и убили почти всех. Я смог выбраться” — он указал в направлении места разбивки лагеря — ”с немногими другими. Моя сестра, Дезари, вместе с Синдил, Береком, Дайяном, и еще одним другим. После этого мы были отрезаны от остальной части нашего народа.

- В шесть лет? Дарий, что вы делали? Как вы выжили?

- Я учился охотиться на животных поблизости. Я учился кормить других. Это было время больших трудностей. Я сделал очень много ошибок, но все же каждый день получал новый, захватывающий опыт.

- Как вы отделились от своих родителей, своего народа?

- Была война. Человеческие деревни уничтожались вместе с людьми, которых наши семьи считали друзьями. Наши взрослые решили бороться вместе с людьми. Но солдаты напали после восхода солнца, когда Карпатцы являются наиболее уязвимыми, когда они должны затаиться. И было так много солдат, злых и жестоких, полных решимости уничтожить всё в округе, чтобы избавиться от всех нас, так как они считали нас паразитами, вампирами. К сожалению, у взрослых нашего вида нет никакой власти, никакой силы, когда солнце высоко, таким образом, это была резня, бесполезная трата жизней. Так много погибло в тот день, людей и Карпатцев, так же женщин и детей. Многие из нашей расы были подвергнуты ритуальным "вампирским" убийствам – обезглавливанию и вбиванию кола в сердце, мои родители были среди них.

Голос Дария был мягким, грустным, отдаленным, как если бы часть его была столетиями отделена от нее. В его руках Темпест повернулась и коснулась его рта кончиками пальцев.

- Мне так жаль, Дарий. Как ужасно для Вас.

Слезы блестели на ее длинных ресницах, ее глаза блестели. Его скорбь, по его потерянным родителям, по мальчику которым он был, билась в ее сердце.

Дарий коснулся слезинки, ловя ее кончиком своего пальца.

- Не плачь по мне, Темпест. Я не хочу вызывать слезы в твоем сердце. Ваша жизнь была слишком трудной. По крайней мере, прежде чем я потерял эмоций и цвета, моя была наполнена любовью к моей старой семьи, а затем к новой семье в течение сотен лет. На лодке, я и другие бежали из нашей истерзанной войной родины через океан в сильный шторм. Мы были сами по себе, я старший, но мы добрались к берегам Африки, и у нас были большие приключения в те годы и позже - до того, как темнота собралась во мне и распространилась в моей душе.

Она смотрела на его палец, который он поднёс ко рту, чтобы ощутить вкус её мерцающей слезинки, на его черные чувственные глаза, на его совершенные губы, опасно манящие. Она судорожно сглотнула, боясь, что может броситься к нему в объятья, чтобы попробовать на вкус его рот и раз и навсегда потеряться в глубине пылающих глаз.

- Какая темнота? О чем ты говоришь?

- Я ничего не чувствовал за прошедшие столетия. По-видимому, после определённого момента, Карпатский мужчина теряет все свои эмоции и рискует превратиться в вампира. Так как другие зависили от меня, я боролся со зверем внутри себя. Но на протяжении тысячелетий я не видел цветов, не чувствовал радости, не нуждался в женщинах, не было ни смеха, ни любви. Я даже не чувствовал вины, когда приходилось убивать. Во мне был только мой голод. Сильный и внушающий ужас, и никуда не уходящий. Зверь рос во мне, до тех пор,  пока не стал постоянно бушевать во мне, требуя свободу. Тогда, в эту тьму, пришла ты, чтобы принести мне и цвет, и свет, и жизнь.

Дарий сказал это спокойно, искренне, подразумевая именно то, что он сказал. Его рука захватила прядь ее огненно-рыжих волос, чтобы зарыться в них лицом, чтобы он смог вдохнуть ее запах.

- Я нуждаюсь в тебе больше, чем в чём-либо другом в этом мире. Мое тело требует твоего, как свою собственность. Мое сердце признает твое. Моя душа взывает к твоей, мой разум стремиться коснуться твоего. Ты единственная женщина, которая может укротить зверя и удержать меня на этой земле, на пути света и добра. Единственная, кто может удержать меня от уничтожения как смертных, так и бессмертных.

Темпест снова прикусила свою нижнюю губу. Вещи, которые он ей сказал, чуть ли не выходили за рамки того, что она еще могла понять. Они нервировали ее, даже несмотря на то, что он дал ей понять, что она для него является самой желанной женщиной на земле.

- Давай не будем торопиться, Дарий. Я всего лишь согласилась путешествовать с группой некоторое время, но спасать мир — это за пределами моих возможностей. Я умею обращаться лишь с захудалым гаечным ключом, но отношения, я полностью избегаю.

Она могла быть легкомысленной в своих ответах, но ее сердце таяло от каждого его слова. Его старосветская элегантность и шарм, казалось, обеспечивали баланс опасности, которая льнула к нему как вторая кожа. Сексуальный магнетизм также был второй природой Дария, и Темпест не пыталась обманывать себя, думая, что она была невосприимчива к этому.

- Для всех будет во благо, если ты останешься свободной от каких-либо других отношений, - сказал он мягко.

Ее изумрудные глаза мелькнули сверкающей зеленью прежде, чем она снова он него отвернулась, слишком соблазненная его совершенным ртом, чтобы долго на него смотреть.

- Давай пойдем, Дарий. Я думаю, что так будет безопаснее, чем находиться здесь, на бревне, рассматривая холм. Намного безопаснее.

Он обвил свою руку вокруг ее талии и наклонился вперед, лаская теплым дыханием ее затылок.

- Иди, если тебе это так необходимо, малышка, но тебе некуда пойти, кроме как вернуться ко мне.

Она решительно убрала его руку, обвившую ее талию, гордясь своей решимостью. Если его тело находилось поблизости от ее, то их обоих охватывал жар. Единственную разумную вещь, которую нужно было сделать, так это воздвигнуть между ними океан или ледник. Возможно все полярные льды.

Его, приводящий в бешенство смех, последовал за ней, когда она спрыгнула с бревна и гордо зашагала прочь. «Читать твои мысли становиться все интереснее, милая. Мы всегда сможем поселиться в иглу.

- Не вариант. Ты растопил бы эту проклятую вещь. И где бы мы тогда были? Я уже сказала тебе, чтобы ты не использовал свои гипнопизирующие глаза. Возможно тебе следует попробовать носить маску.

Он снова рассмеялся своим сексуальным смехом. Определенно должен носить. Его смех будоражил ее кровь. Воспламеняя и превращая ее в лаву, настолько вязкую и тяжелую, что она уже собиралась броситься в его объятья и молить о пощаде, если он не прекратит. После этого он бы сожалел. Несомненно.

Она обернулась и впилась в него взглядом.

- Ладно. Изобрази ящерицу.

Он внимательно изучал ее лицо.