Литмир - Электронная Библиотека

Я снова включила сигнал. На этот раз Олело поторопилась. Впервые за несколько дней она перенеслась через веревку одновременно с Макапуу. Обе они в высшей точке прыжка услышали свисток, и обе получили много рыбы.

Ура! Я снова включила сигнал. Макапуу прыгнула первой. Я отключила сигнал прежде, чем прыгнула Олело – с запозданием, не получив ни свистка, ни рыбы.

Четвертая попытка. Я включила сигнал, и Олело проделала беспрецедентную вещь: она проплыла на сторону Макапуу и прыгнула одновременно с ней, но в том же направлении, а не навстречу. И снова осталась без рыбы.

Пятая попытка. Олело прыгнула со своей стороны почти – но не совсем – одновременно с Макапуу. Она была в воздухе, когда я отключила сигнал, и ее свисток раздался – но все же с легким запозданием. Чувствуя себя совершенно бессердечной, я дала Макапуу ее обычное килограммовое вознаграждение, а Олело – одну-единственую крохотную корюшку. Олело в буквальном смысле вздрогнула от удивления и посмотрела мне прямо в глаза.

Шестая попытка. Раздался сигнал. Олело явно встрепенулась, прыгнула синхронно с Макапуу, получила свисток и солидное вознаграждение, после чего уже всегда прыгала безупречно. Таким образом, она применила к нам научный метод, сознательно выясняя точную суть задания. В результате примерно за десять минут работы она получила ответы на все свои недоумения. А это и есть общение.

Один из самых поэтических моментов общения через дрессировку, какие мне довелось разделить с животным, я испытала, работая с Малией, новой самкой морщинистозубого дельфина, во время самого простого оперантного научения. Мимолетное событие, исполненное такого значения, что я решила описать его в научной статье (Ргуог К. Behavior and Learning in Whales and Porpoises. – Die Naturwissenschaften, 60 (1973), 412—420).

Дрессировка закрепляла прыжок у морщинистозубого дельфина, и животное работало охотно. В процессе дрессировки животное испустило своеобразный звук, который дрессировщик тоже вознаградил. Животное повторило этот звук несколько раз, и, заинтересовавшись, дрессировщик перестал закреплять прыжок, а занялся закреплением звука.

Это было ошибкой. Данное животное еще ни разу не оставалось без поощрения за то, что оно научилось проделывать в ожидании вознаграждения. После нескольких оставшихся без вознаграждения прыжков животное рассердилось: оно отказалось подплыть к дрессировщику за рыбой, отплыло в дальний конец бассейна и осталось там. Следующие два дня оно отказывалось от корма. Обследование не выявило никаких симптомов заболевания. На третий день оно само прыгнуло и взяло корм. Дрессировщик поощрял последующие прыжки, а затем привел их под стимульный контроль и связал с определенным движением руки. Животное усвоило этот новый критерий: оно прыгало, когда рука поднималась, и выжидало, пока она оставалась опущенной. В один из периодов ожидания оно вновь издало тот же своеобразный звук. Дрессировщик немедленно вознаградил его за звук, а затем поднял руку и вознаградил за последовавший прыжок. Возможно, такая цепь событий позволила дельфину разобраться в правилах, определяющих, когда прыжки будут вознаграждаться вне связи с вознаграждаемым звуком. Животное подплыло к дрессировщику, несколько раз погладило его руку грудным плавником (ласка, обычная между дельфинами, но крайне редко проявляемая по отношению к человеку) и в течение следующих десяти минут не только демонстрировало правильную реакцию на сигнал «прыгай», но и в определенной степени усвоило реакцию на команду «издай звук», подаваемую другим жестом руки (там же).

Малия, прелесть Малия, пойманная совсем недавно, еще не освоившаяся с неволей, еще такая робкая, использовала жест дельфинов, чтобы сообщить мне примерно следующее: «Ну ничего, глупышка! Теперь я поняла, чего ты добиваешься, и я на тебя больше не сержусь». У меня не было способа сообщить ей, что почувствовала я. А почувствовала я, что вот-вот расплачусь.

6. Птичьи мозги и вредные выдры

Несущие ветер - i_009.png

На территории парка «Жизнь моря» сохранились развалины гавайских хижин. И мы воссоздали старинную деревню среди деревьев, которые оставили посреди Парка. Получилось что-то вроде маленького музея под открытым небом, где мы выставили взятую взаймы коллекцию старинных гавайских изделий. Но ему не хватало жизни, и было решено водворить туда кое-каких животных из тех, которые древние гавайцы привезли с собой на необитаемые тогда острова: одну-двух собак, свиней и гавайских курочек. С древними мореплавателями приплыла зайцем и дикая гавайская крыса, ставшая теперь большой редкостью, но соблазнить идеей крысиного уголка в музее мне так никого и не удалось.

Во время поездки на соседний остров Молокаи я заметила под рыбачьей хижиной типичную гавайскую собаку «пои» – бурого кособрюхого невзрачного щенка с облезлым хвостиком. Уплатив бешеную цену в пять долларов, мы приобрели щенка на роль нашей официальной собаки и нарекли его К.К. Каумануа в честь мифического гавайского государственного мужа. К сожалению, после курса глистогонных средств окруженный нежными заботами К.К. вырос в красавца-пса с огненно-рыжей шерстью, благородной осанкой и пушистым хвостом, полностью утратив сходство с обычными гавайскими дворняжками, но тем не менее свою задачу он выполнял.

Затем мы достали в зоопарке Гонолулу двух очаровательных поросят черной дикой свиньи и раздобыли несколько настоящих диких курочек, которые еще обитают на воле в лесах Кауаи. Едва мы обзавелись всей этой живностью, как дрессировщики начали точить на нее зубы. Пес быстро научился плавать в пироге по Бухте Китобойца и исполнять несколько номеров, например, он привязывал причалившую к островку пирогу, несколько раз обежав с веревкой вокруг кола. Но, боюсь, впечатление на зрителей пес производил только в тот момент, когда вслед за дельфинами получал рыбешку и съедал ее с видимым удовольствием. До сих пор не понимаю, почему это их так изумляло. Собаки любят рыбу и не обращают внимания на плавники и кости. Однако зрители всякий раз ахали.

Миниатюрные курочки были очень милы, хотя и капризны, и мы задумали устроить с ними и поросятами небольшое дополнительное представление в Гавайской Деревне. Мы потратили немало сил и денег на установку громкоговорителей, на создание рассказа о былой жизни гавайцев и на заманивание публики в Деревню по дороге от одного демонстрационного бассейна к другому. В зрелищном отношении мы потерпели полный провал: кого могли увлечь куры и свиньи после дельфинов и косаток? Но вот сама дрессировка оказалась очень интересной.

Вэла Уолворк и Нэнси Ким, две наши замечательные «гавайские девушки», начали работать с курочками. Вэла обучила четырех петушков рассаживаться по веткам в Гавайской Деревне. Затем она начинала звать их, и, услышав свою кличку, каждый петушок прилетал и садился на ее протянутую руку. Нэнси обучила двух курочек разбирать вместе с ней цветки для гирлянд. Она сажала их перед корзиной с пластмассовыми цветками – красными, белыми и розовыми. Одна курочка быстро вытаскивала все красные цветки, вторая отсортировывала белые, а розовые цветки оставались в корзине. Два петушка научились кукарекать, когда на них указывали пальцем, а одна курочка исполняла потешную хулу.

С поросятами пришлось повозиться. Свиньи слывут очень смышлеными, но мы обнаружили, что их возможности сильно ограничены из-за их телосложения и натуры. От свиньи, например, можно буквально за две-три минуты добиться, чтобы она толкала что-то пятачком – это действие для свиней естественно. С другой стороны, научить свинью носить поноску оказалось практически невозможно: вероятно, свиньи просто не запрограммированы носить что-нибудь во рту.

Кроме того, свиньи по-свински упрямы. Направлять бегущую перед вами свинью хворостинкой вы можете, но вот добиться, чтобы свинья шла рядом с вами на поводке, удается лишь ценой огромного труда. В довершение всего были вещи, которые наши свинки ценили даже больше пищевого поощрения, например возможность поваляться в тенечке под разбрызгивателем. Если дрессировщик выводил поросят из загона, чтобы продемонстрировать два-три номера, а они замечали влажное прохладное местечко, на этом все и кончалось.

33
{"b":"22264","o":1}