Сейчас, чтобы памятник снести, надо сначала разобрать всю стелу, на которой закреплен барельеф. Искоренить только лишь барельеф не удалось — возились очень долго, да, кажется, что уже шевелится где-то, молотком били… но, как видно, стела очень прочная, ее кладка сделана на лучшем цементе, а тогда цемента мы не жалели — в те годы, в советские времена, особенно для такой работы. Цемент брали хорошего качества, как следует готовили раствор и клали — на века, поэтому и кладку никак не разобрать — ее только взрывом теперь возьмешь… похоже, атомным, не иначе.

Вся работа на объекте, начиная с занятий в учебных центрах, была организована в соответствии с профилем специалистов-оружейников. Сборка центральной части ядерного заряда являлась наиболее ответственной и наиболее секретной специализацией, поэтому эту работу выполняли только специалисты — «цечисты». Автоматика, обеспечивающая подрыв заряда, являлась специализацией другой группы офицеров. Сборка и настройка барометрических или гидродинамических датчиков команды на подрыв — специализация третьей группы. А механические операции сборки корпуса «изделия» — специализация четвертой группы сборщиков. Это разделение позволяло снизить риск утечки секретной информации, поскольку никто не имел полных сведений о конструкции «изделия». Вспоминает М. И. Изюмов:

Иногда жены задавали нам вопросы о том, чем мы занимаемся на работе. Каждый фантазировал, как умел, но все версии коллективно обсуждались женщинами в наше отсутствие, после чего следовали новые вопросы с добавлением фразы: «И не считай меня полной дурой!» Спросили совета у курировавшего нашу работу начальника особого отдела КГБ полковника госбезопасности Ивана Васильевича Рогова. Как-то в воскресенье он собрал всех офицерских жен в Доме офицеров. Вход мужьям на это «совещание» был запрещен, поэтому мы не знаем, что говорил нашим женам полковник Рогов. Однако с тех пор — вот уже больше пятидесяти лет — жены вопросов о службе нам не задают!

М. И. Изюмов вспоминает лишь один конфликт, который возник в несколько неожиданной сфере. В объектовом госпитале работала молодая врач-гинеколог. Все женщины Феодосии-13 были ею очень довольны, но в один прекрасный день врач покинула Кизилташское урочище в связи с переводом ее мужа-офицера на другой объект. Как назло, у многих жительниц военного городка вдруг возникла надобность именно в медицинской помощи такого рода. Все, что мог сделать командир части, это раз за разом отправлять служебную автомашину в Симферополь вместе с нуждающейся в осмотре. Для каждой необходимо было выписать пропуск на выезд и еще послать офицера, ответственного за автотранспорт, а также за безопасность и возвращение дам домой. И этого офицера надо было проинструктировать, чтобы никакие слезные просьбы заехать ненадолго в магазин или на рынок категорически не выполнялись, иначе…

Если же у мужа больной был собственный автомобиль, то офицер отпрашивался со службы, чтобы лично доставить супругу к врачу, а это иногда оказывалось просто невозможно. Словом, командиру пришлось выкручиваться. Наконец, после его настоятельных требований на объект прибыл гинеколог — капитан медицинской службы Георгий Артемович Саятнов, родом из Тбилиси, служивший ранее на Курильских островах. Неженатый, с усиками и обаятельной улыбкой. Среди офицерских жен поднялась паника, и коллективным решением было: «К нему не пойдем!» Женская делегация вновь отправилась к командиру с требованием отправить их в Симферополь. Командир ответил спокойно, мол, выезда из зоны к гинекологу не будет, свой есть в госпитале. Дамы — к хирургу. Хирург Майя Васильевна Ларина была женщиной строгой, высокой, курящей. На объекте она вырезала больше полутора сотен аппендиксов — от жесткой воды они часто воспалялись. Женщин выслушала, в помощи не по своей специальности отказала. Дамы попробовали давить на мужей — те ни в какую. Против командира, сказали, мы никак! А доктор Саятнов уже неделю сидел в пустом чистом кабинете. Наконец, самой отважной оказалась Татьяна Александровна Ершова — директор объектовой средней школы. Провожали ее как Орлеанскую деву на костер. Толпа дам ждала на перекрестке у госпиталя. Татьяна вернулась со словами: «Бабы, врач замечательный, деликатный и опытный! Вперед!» На этом конфликт был исчерпан. А доктора Саятнова, ставшего кумиром женщин объекта, после увольнения с военной службы назначили руководителем огромной гинекологической клиники Ленинградского педиатрического медицинского института.

Не только работа, но и вся жизнь объекта подчинялась строгим требованиям режима секретности: въезд по специальным пропускам, выезд с объекта — только по служебной надобности или в очередной отпуск, всякие родственные или гостевые визиты были запрещены, телефонной и телеграфной связи с внешним миром, кроме служебной, не было. Телевизоров не было тоже — в ущелье отсутствовал радиоприем. Даже письма и посылки приходили в почтовые отделения других крымских городов — Симферополя и Феодосии. Со стороны могло показаться, что никто объектом не интересуется.

Однако это было не так. Все грузы Феодосии-13 перевозились грузовиками по автодороге в Феодосию и обратно. В Феодосии располагалась «перевалочная база» — небольшая воинская часть, имевшая на своей территории просторный пакгауз, куда подходила рельсовая ветка от железнодорожной станции. Именно в этом закрытом пакгаузе, при наличии солидного наружного караула, из крытых вагонов в крытые же автомобили переваливались спецгрузы, приходившие в адрес секретной воинской части. Там же совершалась и обратная операция — загружались в вагоны «изделия» и их узлы.

Как правило, перед отправкой автоколонны в Феодосию (или обратно) офицеры Особого отдела Феодосии-13 неспешно проезжали по трассе на неприметной легковушке, осматривая окрестности. Летом 1958 года майор госбезопасности Иван Килимник, совершая контрольный проезд перед прохождением колонны с изделиями, заметил на обочине дороги недалеко от села Планерское серую «победу» с поднятым капотом и открытыми дверями. На заднем сиденье находилась женщина, а на месте водителя — мужчина. Килимник неторопливо заехал за поворот, остановил машину и, пробравшись через кусты, стал наблюдать за этой парочкой. Внезапно послышался шум приближающегося грузового автомобиля. Мужчина быстро выскочил из кабины и склонился над мотором, изображая, будто он ремонтирует двигатель. А женщина энергично переместилась за руль. Грузовик проехал, парочка лениво вернулась на прежние места. Майор поспешил в машину и по рации доложил о том, что увидел. Ему велели продолжать наблюдение. Скоро показалась автоколонна из Феодосии-13. Автомобилисты быстренько переместились: он — под капот, она — за руль. В хвосте колонны шла машина с опергруппой Особого отдела. Автомобиль особистов внезапно отделился от колонны и затормозил рядом с «победой». Сюда же подъехал и майор Килимник. Туристы оказались сотрудниками одного из американских консульств в СССР, а под капотом их машины нашли высокочувствительный нейтронный радиометр, показания которого выводились на шкалу монитора, расположенного в кабине. Взятые с поличным, эти люди признались в выполнении шпионской миссии.

Вообще, нельзя сказать, что режим сверхсекретности угнетал обитателей военного городка. Некоторые вспоминают то время с удовольствием, потому что государство по мере возможности компенсировало неудобства, связанные с такой работой: в магазинах можно было купить любые продукты и самые современные промтовары. Дом офицеров был настоящим центром активного отдыха со своим вечерним Университетом культуры, пользовавшимся большой популярностью. В праздничные дни в ДО проводились концерты художественной самодеятельности (подразделения части их готовили по очереди), устраивались капустники, вечера танцев, на которых джаз-оркестр, состоявший из офицеров-сборщиков ядерных боеприпасов, исполнял Глена Миллера и Дюка Эллингтона. Начальник политотдела полковник Василий Степанович Сидорин этот репертуар воспринимал, мягко говоря, без энтузиазма, но джаз не запрещал.