Одной рукой он дотронулся до ее лица, поднимая его выше. Мягкое прикосновение к ее губам и еще один нежный поцелуй, который заставил ее почувствовать, будто губы припухли. Она пошатнулась, но Алекс прижал ее к себе. Приблизившись к ней, он провел губами по тонкой коже ее шеи. Она чувствовала кончик его языка на своем пульсе и обняла его за плечи. Алекс медленно проложил дорожку из поцелуев до ее щеки, в то время как его рука гладила ей затылок. Наконец Зои почувствовала твердое давление его губ на своих. Она чувствовала головокружение и облегчение.

Мягкие протяжные звуки вырвались из ее горла. Она приподнялась, чтобы обнять его за голову и удержать его губы на своих. Но поцелуй прервался приглушенным смехом, и Алекс посмотрел вниз на лицо Зои с нежностью, дразнящим весельем, чего она еще никогда у него не видела.

Она изо всех сил пыталась говорить, ловя воздух ртом:

- Алекс… Пожалуйста…

- Ш-ш-ш.

Из-под его ресниц блестели поразительно яркие глаза. Его нежные руки погладили ее волосы, тело, спину.

- Я хочу… - пыталась сказать Зои, но жар тела лишил ее возможности думать. Она попробовала еще раз: - Я хочу…

- Я знаю, что ты хочешь. - Намек на улыбку украсил его губы, и он снова наклонился.

Он поцеловал ее. Поцелуй стал более грубым, более влажным, приобретая тонкий эротический ритм. К ее стыду, ее бедра начали продвигаться вперед в поисках твердого давления с его стороны. Она не могла остановить себя. Если бы только она могла быть где-то в другом месте с ним, где-то в темном, тихом месте, где ничто не побеспокоило бы их. Только они вдвоем. Удовольствие возрастало - мысли растворялись. Ощущения смешались со сладкой болью, которая, казалось, была и внутри, и снаружи. Зои лихорадочно выгнулась, пытаясь быть еще ближе к Алексу.

Алекс прервал поцелуй и прижал ее к груди.

- Больше нельзя, - потрясенно сказал он. - Зои… нет… тихо.

Она дрожала, пока он держал ее. Его горячее дыхание шевелило прядки у ее лица. Обняв его руками за стройную талию, она позволила кончикам пальцев совершить робкий набег на задние карманы его джинсов; его сердце учащенно билось в груди. Она чувствовала себя так, будто могла распасться на кусочки, и никто не смог бы собрать ее обратно.

- Теперь мы в расчете, - услышала она, как прошептал Алекс.

Ей удалось кивнуть.

- Я не хотел делать это так. - Алекс мягко укусил ее за ушко. - Я хотел, чтобы было больно. Чуть-чуть.

- Почему не сделал?

Долгая удивленная пауза.

- Я не смог.

Алекс отодвинул ее. Зои вынудила себя посмотреть ему в глаза, и она увидела ту же силу воли, которая побудила его прекратить пить.

Это не повторится вновь. Он не позволит.

Опять зазвонил таймер, и Зои подпрыгнула от резкого звука.

Алекс слегка улыбнулся, отвел глаза и отвернулся.

Зои пошла к плите не оглядываясь. Она услышала, как открылась и закрылась входная дверь.

Никто из них ничего не произнес.

Иногда в тишине легче, особенно если единственно возможное слово - прощай.

Прошел месяц, и жизнь Алекса пошла по новому пути. Призрак и не думал, что сможет узнать от Алекса что-то новое во время их вынужденного пребывания вместе, но он ошибся. Алекс должен был бороться со своей зависимостью час за часом, иногда даже минута за минутой; он был чертовски упрям – настолько, насколько вообще возможно для человека. Призраку казалось, что бросить пить – то же самое, что прыгнуть в воду и надеяться, что ты сможешь выплыть, пока тебя не потянет ко дну.

Алекс отвлекал себя работой. Он выполнял такую дотошную ручную работу в доме на Озере Грез, что любой мастер был бы горд заполучить его в свою команду. Алекс работал до глубокой ночи: скоблил, полировал, красил, – и за это время он съел столько шоколадных батончиков, что у любого нормального человека случился бы “диабетический шок”. Благодаря ворчанию призрака, Алекс употреблял и нормальную еду, хотя он должен был бы есть намного больше, чтобы восполнить дефицит калорий, которые его организм привык получать с алкоголем.

За этот месяц Алекс видел Зои дважды: когда он заехал к ней, чтобы забрать образцы краски (их встреча продлилась не больше минуты), и когда Зои приехала в дом, чтобы посмотреть на проделанную работу. Он вел себя по-деловому, Зои - сдержанно. Гэвин и Айзек были настолько загипнотизированы Зои, что ни один из них не забил и гвоздя, пока она была в доме.

Судя по всему, Алекса едва ли задел визит Зои. Он знал, как построить стену, как укрепить ее, чтобы никто не смог сквозь нее проникнуть. Теперь у Зои не было никакого шанса сблизиться с Алексом, и, вероятно, все это было к лучшему. Но призрак не мог заставить себя не чувствовать печаль по этому поводу. И Алекс наотрез отзывался обсуждать что-либо касающееся Зои. Тема была под запретом.

Призрак понимал его.

Женщина могла сделать это с тобой – достигнуть того места в душе, где хранилась лучшая и худшая версия тебя. И как только она его находила, то становилась его полноправной хозяйкой. Навсегда.

Именно поэтому призрак ничего не сказал Алексу о своих новых воспоминаниях об Эммалин Стюарт, которые разворачивались перед его глазами как шоу движущихся картин.

Эмма была самой молодой и самой живой из трех дочерей Уэстона Стюарта. Она любила книги, была смешной и страдала от дальнозоркости, поэтому иногда носила очки для чтения. Она любила носить стильные очки-бабочки с толстой черной оправой, что не нравилось ее маме – Джейн. Она говорила, что Эмма в таких очках никогда не познакомиться с хорошим мужчиной. А Эмма утверждала, что как раз в этих очках и познакомится.

Призрак вспомнил, как они остались вдвоем в доме после пикника на Озере Грез. Она читала ему свою статью о местных средник школах, руководство которых запрещало девочкам “рисовать лица”, т.е. пользоваться помадой, пудрой и румянами. Школьницы из округа Уотком запротестовали, и Эмма взяла интервью у руководителей трех разных школ по поводу этого запрета.

- Помада на губах приводит к крушению первого барьера в природе девочки, - цитировала Эмма слова одного из руководителей. В ее глазах плясали искорки веселья. - Следом идут сигареты, ликер, а потом уже и неприличное поведение.

- Что за неприличное поведение? - спросил он ее, целуя в щеку, шею, мочку уха.

- Ты знаешь.

- Нет. Расскажи.

Эмма рассмеялась глубоким грудным смехом.

- Нет.

Но он не сдавался, продолжая ее целовать и дразнить, пытаясь положить ее руки на свое тело. Она хихикала и делала вид, что сопротивляется, зная, как вызвать у него желание.

- Просто расскажи, какие части тела в этом участвуют, - сказал он. А когда она опять отказалась, тогда он сам начал говорить ей, что, как ему казалось, это значит.

- Ненормативная лексика никуда тебя не приведет, - сказала она чопорно.

Он улыбался.

- Она уже привела к четырем расстегнутым пуговицам на твоей блузке.

Эмма вспыхнула, но он продолжил бормотать и расстегивать оставшиеся пуговицы…

Физическая близость с Эммой, о которой вспомнил призрак, была опьяняющей. И все желания и удовольствия, которые душа могла испытать, были намного более глубокими и полными, чем любое физическое ощущение.

Приближался день, когда он должен был увидеть ее снова. Но тяжелое ожидание подогревалось чувством, что что-то было неправильно, что-то, о чем он должен знать и исправить. Призрак был благодарен Алексу за то время, что он потратил в доме. Благодаря нему, у призрака появилось много зацепок, которые помогут вспомнить все. Но этого было недостаточно. Он должен был вернуться на Рейншедоу Роуд… Там произошло что-то, что он должен вспомнить.

*****

После того как Зои покопалась в комнате, где они с Джастиной хранили странные предметы мебели, рамки для картин и другие ненужные безделушки, она нашла несколько вещей для дома на Озере Грез. Среди них были небольшие металлические ящики для боулинга, каждая квадратная дверь была покрашена в разные цвета; старинные настенные часы в форме кофейной чашки; синий викторианский чугунный каркас кровати. Она также взяла некоторые вещи из старой квартиры Эммы, которые отправили в Пятничную гавань: мягкие кожаные кресла, плетеный стол, коллекция заварных чайников, которые будут стоять на встроенных книжных полках. Такая странная смесь отлично бы вписалась в новые чистые линии реконструированного дома, и Зои знала, что ее бабушка всегда наслаждалась потаканием своим прихотям.