Другой госхоз — фруктовый. Интересная особенность — огромные фруктовые сады госхоза, не огороженные забором, обслуживаются всего двумя сотрудниками: заведующей госхозом, молодой женщиной, недавно окончившей сельскохозяйственное училище (она одновременно занимает должность агронома), и садовником, тоже молодой женщиной. Есть еще внештатные сотрудники — учащиеся местного сельскохозяйственного училища. Они включаются в работу в период уборки урожая. Сложная проблема здесь — поливка сада. С водоснабжением вообще дела обстоят неважно. Организовано оно так: два ослика поочередно вращают колесо над колодцем, и деревянное ведро с водой, периодически поднимаемое на поверхность, опрокидывается в деревянный желобок, а оттуда вода растекается по канавкам среди деревьев. Зато это древнее оросительное сооружение работает безотказно.

Хозяйки госхоза угостили нас плодами своего сада и показали грядки с кустиками, напоминающими клевер. Оказалось, что так растет «китайский орех», плоды которого общеизвестны: подсушенный, в легко ломающейся скорлупе, орех этот очень вкусен и питателен. Вечером мы покинули госхоз и вернулись в Вэньсян.

На следующее утро, довольно рано, часов в шесть, мы отправились в местную баню. Обряд омовения в Китае своеобразен. Войдя в баню (тоже в сопровождении «свиты»), разделись в кабинах (на два человека) на топчанах и, накинув купальные халаты, прошли в мыльное отделение. Шаек здесь нет. Умыться можно из раковины, закрыв сток пробкой и наполнив ее водой из крана. Все погрузились в глубокий бассейн с горячей водой. Сидели минут пятнадцать-двадцать — распаривались. Затем появились банщики и мокрыми полотенцами стали массировать наши тела, причем так энергично, что кожа приобрела пурпурный цвет. Нас обдали двумя черпаками воды, уложили на широкий кафельный выступ возле бассейна на предварительно подстеленное полотенце и принялись энергично растирать другим, намыленным полотенцем, а затем облили в меру горячей водой. После всего этого, набросив халат на плечи, мы пошли в кабину, где можно отдохнуть на топчане, выпить чаю, выкурить сигарету.

В такой бане есть много рационального. Топчаны для лежания после мытья — приспособление недорогое, но полезное: для сердечно-сосудистой системы короткий (10–15-минутный) отдых после горячей бани весьма желателен.

Днем мы интенсивно работали в больнице и на сборном пункте. Я прочитал врачам лекцию о принципах лечения язвенной и гипертонической болезней искусственным медикаментозным и так называемым условнорефлекторным сном. Этот метод лечения был одно время (конец 40-х — начало 50-х годов) довольно распространен в московских клиниках. Китайские коллеги, в свою очередь, поделились некоторыми исследованиями в области лечения астенизированных больных корнем женьшеня. Интерес представили сообщения китайских коллег о благотворном действии женьшеня на больных, перенесших сыпной тиф.

Человек, перенесший тяжелое инфекционное заболевание, каким является, например, сыпной тиф, долгое время чувствует крайнюю слабость, вялость, быстро утомляется. Применение женьшеня в этот период приносит огромную пользу: силы восстанавливаются «не по дням, а по часам».

Однако нам объяснили, что неумеренное употребление этого лекарства чревато самыми серьезными последствиями.

Характерные черты встреченных нами на периферии китайских врачей — чрезвычайная любознательность, большая работоспособность, аккуратность. Вот врач Ли. Ему 28 лет. Выглядит подростком. Одет в аккуратный халат, белую шапочку. Сквозь очки смотрят умные, внимательные глаза. Ли самостоятельно за два года неплохо изучил русский язык, читает советские медицинские журналы «Клиническая медицина», «Советская медицина».

«Больные любят врача Ли», — говорит главный врач больницы.

Как-то под вечер после поездки в соседний город мы возвращались по старой проселочной дороге, петлявшей среди зарослей южных растений, то поднимаясь на холмы, то спускаясь на равнину. Внезапно мотор заглох. Остановились рядом с неказистой, маленькой деревушкой. Охранник что-то зло прокричал шоферу. Он, видимо, ругал его за непредвиденную остановку рядом с населенным пунктом, которого нам не следовало созерцать.

Однако к машине уже спешили местные жители — крестьяне.

Впереди всех мчались ребятишки. Они были голы и коричневы. Головы острижены, оставлена лишь маленькая косичка на макушке. Дети кричали: «Сулянь, сулянь!» — то есть «советские». Советских специалистов в Китае было так много, что в принципе всех некитайцев (приезжало много специалистов из других социалистических стран, из иных государств) и в этой деревушке, и везде в КНР встречали доброжелательным криком: «Сулянь!»

Казалось, никто и никогда не развеет дружбы и уважения к советскому народу, рожденных в Китае самой жизнью…

Встреча была душевной, много улыбок, вопросов. Белокурую А. В. Хватову рассматривали особенно внимательно, а некоторые пожилые китаянки даже дотрагивались до смутившейся женщины, недоверчиво покачивая головами. Мы тепло простились с крестьянами, и вот уже вросшие в землю дома и фигуры людей остались позади, в темноте.

Быстро наступала ночь, стало чуть прохладнее.

Кстати, в эту же ночь какой-то реактивный самолет настолько низко пролетел над нашей крышей, что казалось, вот-вот спикирует на резиденцию: рев был жуткий. Подумали было о военной провокации. На наши недоуменные вопросы охрана отвечала: «У нас в КНР есть очень хорошие самолеты, мы — сильные, это пролетел наш самолет».

Оригинальное знакомство произошло перед возвращением в Пекин. Мы посетили довольно большую текстильную фабрику. Директор фабрики представил нам седого улыбающегося человека.

— Наш товарищ, народный капиталист. Раньше был хозяином этой фабрики, а теперь мой заместитель и получает пять процентов от прибыли фабрики.

«Народный капиталист» приветливо улыбался и кивал головой.

Закончив работу в Вэньсяне и распрощавшись с коллегами, мы выехали вечерним поездом в Пекин. На вэньсянском вокзале нам устроили дружеские проводы. Стоянка поезда была кратковременной, поэтому процедура прощания не затянулась.

Последний звонок. Начальник станции отдает честь, а председатель окружного народного комитета по очереди заключает нас в объятия и крепко целует, приговаривая: «Спасибо, большое спасибо».

На одной из станций вышли подышать свежим воздухом (в вагоне плохая вентиляция). Видимо, такое «нарушение протокола» не понравилось нашим спутникам, — и нас попросили вернуться в вагон. Мы пытались разрешить недоразумение с помощью переводчика, но тот смущенно мялся. Поезд между тем стоял еще около получаса. Видимо, выход наш из вагона здесь почему-то не был предусмотрен программой…

В столице Китая стало заметно свежее: чувствовалось приближение осени.

За несколько дней до отъезда в Москву мы были приглашены коллегами осмотреть некоторые научно-исследовательские медицинские учреждения Пекина. Нам показали главную клинику, и мы беседовали с ее директором профессором Пи, пожилым человеком с благородной внешностью мудреца, высокообразованным специалистом-окулистом. Он одним из первых в Китае начал проводить сложные глазные операции. В терапевтической клинике Пекинского медицинского института нас встретил декан лечебного факультета института профессор У. Этот сухощавый, подтянутый, подвижной человек с улыбкой на лице казался молодым. Однако ему уже было 55 лет. Он коротко рассказал о деятельности института.

В мединституте несколько факультетов: лечебный, санитарно-гигиенический, педиатрический, стоматологический, фармацевтический. В трех терапевтических клиниках (пропедевтической, факультетской и госпитальной[10]) обучаются студенты всех медицинских факультетов. Должности преподавателей замещаются не конкурсным путем, а назначением. Штатная структура мало отличается от нашей, но кое-что несколько удивляло: в факультетской терапевтической клинике, например, работают профессор (он заведует клиникой), вице-профессор, два доцента, но ассистент — один. Есть несколько клинических ординаторов, однако срок ординатуры не регламентирован; например, один проходит обучение за два года, а другой — за четыре: «Все зависит от способностей», — сказал профессор У.