Согласно моим исследованиям, именно в это время ковчег Завета обрел свою базу в эфиопских источниках. Я подозреваю, что он был выдвинут на ведущие позиции именно из-за этого совершенно безнадежного положения эфиопской традиционной церкви. Последний и самый важный камень здания КН был заложен, чтобы поддержать монархию и церковь.

Как это произошло? Послужило ли католическое давление, вместе с неграмотностью священников и египетских патриархов и продолжающимися нападками со стороны мусульман и иудеев, катализатором для нового движения? Император Галаудевос, бесконечно благодарный португальцам за их военную помощь, был настолько уязвлен католическими нападками, что сочинил целый трактат, проясняющий каноны его веры. Была ли эта попытка симптоматичной для нового пробуждающегося сознания некоторых наиболее преданных православных эфиопов? Могли ли все эти напасти заставить их искать глубокие корни своей веры, нечто столь фундаментальное, что заставило бы молчать их оппонентов? К тому же новая концепция была просто физически необходима, ведь большая часть эфиопского теологического наследия исчезла в пожарах Граня.

Мог ли какой-то новый настоятель Йисхак, несомненно, как и любой эфиопский клирик, знакомый с КН, создать новую теорию? Мог ли он предположить (или найти в арабских источниках), что священный объект, алтарный камень с горы Сион, — это нечто большее, чем принято было считать? Или это было длительное постепенное превращение? Скорее всего, алтарная скрижаль Сиона уже имела деревянный контейнер для транспортировки, ларец, возможно даже выложенный золотом, который практически выглядел как ковчег. Ему и не нужно было какой-то дополнительной идентификации. Таинственный камень Сиона во время своего вынужденного пребывания в Табре, пока церковь Аксума лежала в руинах с 1535 по 1570-е годы, просто набрал святости в глазах тех, кто столь долго был лишен его присутствия. Он стал не просто таботом, алтарной скрижалью, освященной именем горы Сион (tabota Seyon), принесенной Эбна Лахакимом из Иерусалима, но самим ковчегом Завета (Seyon tabota amlaka Esrael). Ни сам объект, ни даже имя его не изменилось, только концепция и интерпретация. Он всегда был недосягаем для прихожан, только некоторые, посвященные, могли знать правду и просто видеть его.

Мы знаем имена нескольких настоятелей Аксума того времени: Тасфа Хаварьят (1554–1555), генерал (azmach) Йисхак (1560–1561), Энкуа Селасси и генерал Такла Селус (1578–1579). В 1579 году император Сарса Денгель приехал в Аксум для церемонии посвящения на царство в присутствии ковчега, и вскоре, разбив фалашского принца Радая, он сам назвал себя хранителем "собора Аксума, славы Сиона, скинии Бога Израиля", фактически назначив своего фаворита Асбе управлять государством. Мог ли кто-то из этих настоятелей принять на вооружение концепцию пребывания ковчега в Аксуме? Ведь она еще больше повышала святость церкви Марии Сионской, укрепляла веру и давала внушительный козырь в унижающей борьбе с католическими клириками. Принимая во внимание особое отношение Сарса Денгеля к Аксуму и его всемерные попытки укрепить его статус, мы можем сделать вывод, что эта идея пользовалась особым императорским патронатом.

Для этого предположения нет каких-либо доказательств, кроме неожиданного появления ковчега в источниках всех государственных уровней и моего собственного анализа сложившейся на тот момент в Эфиопии ситуации. Его можно подкрепить дальнейшими рассуждениями. Духовенство Эфиопии не могло упустить такого шанса. Было приказано заново перестроить церковь, после того как она около сорока лет пролежала в руинах. Более чем вероятно, что изгнанная реликвия тут же вернулась на свое место. В это же время, на волне побед над турками и бунтовщиками, проводится первая за 143 года и только вторая во всей письменной истории церемония посвящения в императоры в "доме небесного Сиона". Все это, вместе с императорским назначением себя хранителем, его непрестанными панегириками городу и пожалованиями ему специальных привилегий, придало Аксуму совершенно новый вес.

Кто бы ни развил идею, что ковчег хранится в Аксуме, она сработала. К концу XVI века эта концепция заняла прочную позицию среди "традиций" эфиопской церкви и была записана, так как были составлены новые книги, а старые заново переписаны. Присутствие ковчега в Эфиопии было зафиксировано как в летописях Сарса Денгеля, так и в отчетах иберийских иезуитов. Странно то, что ни один из них не упомянул о том, что ковчег не был частью древних эфиопских верований еще в начале века, как следует из книги Альвареса. На его месте были скрижали Моисея.

Эфиопия действительно нуждалась в сильном религиозном символе. С точки зрения старого порядка опасность была далека от завершения даже после внедрения концепции ковчега. После ажиотажа правлений Минаса и Сарса Денгеля католицизм снова воспрял духом с помощью мудрости и взвешенности иезуитского миссионера Перо Паиса. Два императора, краеугольные камни традиционных верований, под его влиянием перекрестились в католицизм. В начале XVII века император За Денгель заигрывал с католицизмом, был отречен патриархом Петросом и умер во время последовавшего за этим восстания. Вскоре после этого император Суснейос просто пытался сделать из Эфиопии католическую страну. Ковчег был перевезен в Бур, когда католический священник осквернил церковь Марии Сионской. Только в 1633 году православная вера была восстановлена императором Фасиладом, и ковчег вернулся.

Может ли история, сохранившаяся в документах на протяжении семисот лет, быть последовательной? Мне кажется, несмотря на то что вроде бы очевидно противоположное, представленные нам доказательства достаточно однородны. Источники говорят нам, что ковчег Аксума — это не деревянный ларец, а священный камень.

Тот ли это белый камень, по слухам привезенный с горы Сион, который некоторые летописцы упоминают с начала XVI века? Возможно, что современная реликвия Аксума — это уменьшенная (усеченная?) версия того, что описывал Шихаб аль-Дин, хотя и несколько преувеличивая. А может, это просто заменитель, копия. Переплетение наименований и символики ковчега, скрижалей Закона и табота вполне узаконивает подобный процесс, позволяя камню буквально стать ковчегом Завета. В наше время это представление совершило полный круг, и первоначальная версия скрижалей Моисея, которые стали ковчегом в XVI веке, сейчас снова среди определенной части аксумского духовенства становится актуальной — но по-прежнему зовется ковчегом.

Этот сдвиг ощутим в том, как клирики Аксума называют таинственную реликвию в часовне. Они говорят о enda sellat, часовне скрижали, и о sellata Muse, скрижалях Моисея (термин использовался в XIX веке, например в четвертом манускрипте "Истории Ханны" и в хронике Менелика II), а не о tabota Seyon, "ковчеге" Сиона, хотя патриарх Паулос и Кефьялю Мерахи настойчиво поддерживают ту версию, что ковчег по-прежнему находится в Аксуме. Говоря о ковчеге Аксума, мы покидаем научный мир строгой классификации и методологии и входим в загадочное измерение символизма и веры.

В 1998 году была опубликована статья с информацией об аксумском объекте, полученной от настоятеля и тех людей, кто занимал данный пост:

Существует некая путаница касательно того, что же действительно прячут монахи за темно-красным пологом в святилище храма под куполом. Большинство людей представляют себе ковчег в виде покрытого золотом ларца с двумя херувимами на крышке, как это описано в Библии и изображено в кинофильме Стивена Спилберга "В поисках потерянного ковчега".

Но в недавних интервью с монахами и священниками, которые видели реликвию, они отрицают, что это тяжелый ларец, как говорят построенный самим Моисеем, который они называют "троном ковчега".

Вместо этого они говорят, что их ковчег — это большой белый камень с текстом Десяти заповедей, хранящийся в ящике, отлитом из чистого золота. Они говорят, что эта скрижаль была написана Господом и принесена Моисеем с горы Синай.