Дахара, которую выменял себе Дарнад, оказалась, однако, очень сильной, и моя устала гораздо раньше нее.

Наконец мы пересекли Пустыню Горя и выехали на берег невероятно широкой реки - она была шире, чем Миссисипи.

Пришлось еще немного задержаться, пока мы нашли, у кого можно одолжить лодку, и переправились на другой берег. К счастью, у Дарнада на руке был дорогой перстень, который нам удалось обменять на жемчуг, служивший в тех местах чем-то вроде денег.

Мы купили провизию в городке у реки, где узнали, - к своему облегчению, ибо мы боялись, что стражник мог нам солгать, - что здесь проезжали две женщины, похожие по описанию на Хоргул и Шизалу. Мы спросили, было ли видно, что Шизала ехала по принуждению, но нам сказали, что она не была связанной.

Это было непостижимо; нельзя понять, почему Шизала едет за страшной повелительницей аргзунов по доброй воле.

Но мы сказали себе: все разъяснится, как только их догоним. Они все еще обгоняли нас на три дня.

Итак, мы переправились через реку Карзакс в рыбачьей лодке и перевезли дахар и провизию. Это было трудной задачей, и течение снесло нас на много миль вниз по реке, прежде чем мы выбрались на другой берег. Мы привязали лодку, так как договорились, что рыбак потом заберет ее. Нагрузив провизию на дахар, тронулись в путь.

Мы въехали в лес; таких деревьев, как там, я до этого никогда не видел.

Стволы их не были одной сплошной твердой массой, а состояли из множества тонких стебельков, которые, переплетаясь, образовывали ствол в тридцать-сорок футов в диаметре. Кроме того, деревья были совсем невысокими, иногда доходили нам только до плеча, и, проезжая между деревьями, мы сами себе казались гигантами!

Листва на деревьях была цвета папоротника в Алой равнине, и хотя алый преобладал, он не был здесь единственным цветом. Присутствовали всевозможные оттенки зеленого, синего, желтого, коричневого, оранжевого. Казалось, в этом лесу вечно царит осень, и мне было приятно смотреть на причудливые приземистые деревья. Какими бы странными ни были, они непонятным образом напомнили мне детство.

Путешествуй мы с другой целью, я бы мечтал побыть в лесу еще немного, отдохнуть здесь.

Но здесь присутствовало нечто, с чем мы должны вскоре встретиться; чутье подсказывало, что нужно скорее двигаться вперед.

На третий день путешествия по этому лесу Дарнад вдруг натянул поводья и молча показал сквозь листву.

Я ничего не увидел, поэтому недоуменно пожал плечами.

Дахара Дарнада двигалась теперь как-то беспокойно, да и моя тоже.

Дарнад начал разворачивать свою дахару, показывая в том направлении, откуда мы приехали. Его необычный обезьяноподобный зверь быстро послушался всадника, и когда я последовал его примеру, моя дахара также развернулась очень быстро, как бы радуясь этому.

Дарнад снова остановился, опустив руку на меч.

- Поздно, - сказал он. - Мне следовало тебя предупредить раньше.

- Но я ничего не вижу и не слышу. О чем ты должен был меня предупредить?

- Хилла.

- Хилла? А что это?

- Вот, - показал Дарнад.

Скрываемый листвой, такой же пестрой, как и его шкура, крался зверь, с которым мне не хотелось бы встретиться даже в кошмарном сне.

Каждая из его восьми лап заканчивалась шестью длинными крючковатыми когтями. У зверя были две мерзкие головы: широкая пасть с длинными и острыми, как бритва, зубами, горящие желтые глаза, трепещущие ноздри. Эти головы были посажены на одну крепкую шею, росшую из похожего на бочку тела, которое также было крепким и мускулистым. Кроме всего прочего, у зверя было два хвоста!

Никакое описание не может передать, что это было за чудовище. Оно просто не могло существовать наяву, и тем не менее двигалось прямо на нас!

Хилла остановилась в нескольких ярдах, помахивая двумя хвостами и разглядывая нас двумя парами глаз.

Единственное, что могло служить нам утешением, был размер чудовища: оно было раза в два меньше обыкновенной дахары. Но выглядело оно устрашающе и могло, как я догадывался, легко расправиться с нами.

Чудовище прыгнуло. Не на меня, не на Дарнада. Оно прыгнуло на голову дахары Дарнада.

Бедная дахара вскрикнула от боли и страха, когда этот урод вонзил все восемь лап с острыми когтями в ее плоскую голову и прямо прирос там, впиваясь двумя рядами зубов в спинной мозг.

Дважды Дарнад пытался сбросить хиллу, орудуя мечом, и я хотел приблизиться, чтобы ему помочь, но моя дахара упиралась изо всех сил.

Пришлось спешиться. Я остановился за спиной хиллы. Ничего не зная о биологии марсианских животных, я выбрал на шее у хиллы место, соответствующее тому, в которое она кусала дахару. Я знал, что многие животные стараются поразить жертву в то место, которое для них самих является наиболее уязвимым.

Я вонзил меч.

В течение нескольких мгновений хилла еще держала голову дахары, но потом разжала когти и с леденящим кровь криком боли и ярости упала на мох. Я отступил, готовясь к атаке, на которую она могла оказаться способной. Но она встала, сделала несколько неверных шагов на своих трясущихся ногах прочь от меня и упала замертво.

Тем временем Дарнад спустился на землю со своей дахары, стонущей от боли и бессильно переступающей по земле. Чудовище вырвало у бедного животного часть головы и тела. Мы не могли ничем помочь - разве что прекратить его мучения.

С болью я увидел, как Дарнад пронзил голову дахары мечом и развернул его там.

Теперь дахара и хилла лежали рядом. Растраченный впустую дар жизни, подумал я.

Нам пришлось путешествовать вдвоем на одной дахаре, и хотя ей вполне оказалось по силам нести обоих, передвигаться мы могли раза в два медленнее, чем раньше.

В тот день нас преследовала неудача за неудачей.

Так, вдвоем на одной дахаре, мы выехали из этого леса, который мне поначалу так понравился. Дарнад сказал, что нам повезло, встретив только одну хиллу: лес буквально кишел ими. Очевидно, у них нападал сначала вожак, и если жертва оказывалась ему по силам, присоединялись и остальные. Если же вожак погибал, вся стая хилл потихоньку удалялась, считая, что враг слишком силен и не стоит рисковать. Кроме того, они всегда могли поживиться трупом своего вожака, а в данном случае, к тому же и трупом дахары.

Хиллы были, вероятно, похожи на гиен: такие же сильные, но и такие же трусливые. Я поблагодарил провидение за это последнее их качество.

В воздухе стало прохладнее - мы путешествовали уже больше месяца, - а небеса - темнее. Мы ехали теперь по обширной долине, покрытой черной грязью и обломками застывшей лавы, среди которых видны были руины каких-то строений, очевидно, очень древних, и чахлые низенькие кусты. Наша дахара то и дело проваливалась в глубокие лужи, или поскальзывалась на влажных камнях и липкой грязи, или спотыкалась об обломки старых домов.

Я спросил Дарнада, не могли ли эти руины быть остатками какого-нибудь древнего города шивов, но он пробормотал, что, скорее всего, нет.

- Подозреваю, что это руины города якшей, - сказал он.

Я поежился под каплями начинавшегося холодного дождя.

- А кто такие якши?

- Говорят, они были заклятыми врагами шивов, хотя у них были одни и те же корни.

- Это все, что ты знаешь?

- Это все факты, известные мне. Остальное - догадки и полные предрассудков легенды. - Кажется, он содрогнулся, но не от холода, а от какой-то мысли.

Мы все ехали вперед, правда, очень медленно, побежденные темнотой, царившей над этой заброшенной землей, останавливаясь на ночь - как ни трудно было отличить ее от дня - под какими-нибудь валунами или наполовину разрушенными стенами.

По долине сновали необычные синевато-серые звери, раздавались странные крики, словно плач одиноких, сбившихся с пути существ, рядом с собой мы скорее чувствовали, чем слышали какой-то шум.

Так продолжалось две недели, пока сквозь тусклый свет и туман над этими Оставленными Судьбой Землями не стали видны нависавшие утесы Аргзунии.