После выпитой водки меня весьма ощутимо повело. Наверное, на непомерную усталость организма наложилось и то обстоятельство, что я до этого практически никогда не пил спиртные напитки. В нашем эскадроне это было категорически запрещено. Я очень неловко присел на скамейку и торопливо приступил к поглощению ещё горячего супа. Шапиро времени зря не терял, пока я хлебал щи, он достал с полки бутылку шведской водки и разлил её в три стакана. Стакан Шерхана был со стола убран, а сам он вышел из теплушки, чтобы не мешать командирам.

Когда мы выпили всю водку, я совсем поплыл. Можно сказать, отрубился. В памяти остались только отрывочные воспоминания о речах, которые вёл Осип, и заботливые руки Бульбы, укладывающие меня на лежанку. Я провалился в беспробудный сон. Очнулся только часов через восемь, да и то только потому, что Шерхан принёс полный котелок горячей картошки с мясом. Перекусив и выйдя из теплушки оправиться, я снова забрался в свою берлогу и улёгся отсыпаться дальше. При этом уснул мгновенно и спал безо всяких сновидений. Муки совести за загубленные души финнов совершенно не мучили меня во сне. Наоборот, было ощущение полной удовлетворённости от хорошо сделанной работы.

Окончательно проснулся часов через шесть и то не по своей воле. Прибыл вестовой с требованием явиться в штаб батальона. Время было четыре часа утра. Так как вестовой не настаивал, что в штаб нужно прибыть срочно, я особо и не торопился. Встал, побрился, умылся теплой водой, целое ведро которой заботливо нагрел для меня Шерхан. Он же поставил разогреваться чайник и разложил остатки вчерашнего пиршества на столе. Так что завтрак у меня был, можно сказать, королевский – ароматная финская колбаса, сыр и различные соления.

Шерхан ночевал в этой же теплушке. Он сдвинул две лавки, разложил на них постельные принадлежности, принесённые из офицерского блиндажа, получилось довольно-таки удобно. Для меня он сделал точно такую же постель, и матрас был принесён тоже из офицерского блиндажа. Да, умеет мужик устраиваться, подумал я о Шерхане, и водочку элитную попил и ночует, как командир роты.

Посмотрев на часы, я начал поторапливаться. Было уже без четверти пять утра. Я быстро допил чай и вышел из теплушки. Там уже наготове стояли санитарные сани. Об их подаче договорился Шерхан, он как встал, даже не умываясь и не перекусывая, только меня и обслуживал.

«Точно заботливая мамочка, – опять подумал я о Наиле, – хорошо, что об этих его качествах не знает высшее командование, а то, как пить дать, забрали бы его к себе в ординарцы».

Обернувшись к вышедшему за мной Шерхану, я хлопнул его по плечу и сказал:

– Золотой ты кадр, Асаенов! Я-то намеривался на лыжах добираться до штаба, а ты, смотри, подумал о своём командире. Спасибо тебе, парень, уважил! Теперь давай, сам иди, перекуси и начинай будить всех остальных. Нужно, чтобы через час вся рота была готова выступить. Я думаю, придётся! Не просто так в штаб вызывают в четыре часа утра. Либо у вышестоящего начальства бессонница и ночью возникла мысль о каком-нибудь гениальном манёвре, либо, что гораздо хуже, случилось какое-нибудь ЧП. Правда, я думаю, что, скорее всего, у командира родилась мысль осуществить силами нашей роты какой-нибудь гениальный манёвр. Особой срочности появления в штабе Сипович от меня не потребовал, значит, никакого ЧП не произошло.

После этих слов я забрался в сани и приказал ездовому:

– Давай, Фёдор, двигай в штаб батальона. С Бульбой ты, наверное, уже всю деревню прошерстил и знаешь, где он находится.

Красноармеец утвердительно махнул головой, дёрнул вожжи, и мы тронулись.

Возле штаба всё было спокойно. Невдалеке от крыльца частного дома, где расположился штаб, топтался часовой. Кроме наших саней, других конных экипажей не наблюдалось. Суетящихся людей, как обычно бывает при любой тревоге, не наблюдалось. Всё было тихо, даже выстрелы отдалённой канонады прекратились.

Значит, никакого ЧП, и этот вызов был связан только со мной или моей ротой, сделал я закономерный вывод.

Время было ровно пять часов утра, когда я переступил порог штаба.

В большой комнате, где и располагался сейчас штаб, находились только капитан Пителин и писарь. Когда я доложился, Михалыч в ответ на мой ищущий взгляд и немой вопрос сказал:

– Что, не видишь здесь Сиповича и недоумеваешь, почему его нет, если он тебя вызвал в штаб? Всё это из-за тебя, Черкасов, ты поднял такую волну, что уже сутки командир батальона находится на ногах. Вот и сейчас его опять вызвали на совещание. Командование всё никак не может выработать тактику действий после твоих боевых свершений. С того момента, как тебя отправили спать, происходит уже пятое совещание, теперь в штабе 44-й дивизии. Во, какую ты задачку задал, парень, даже в штабе армии недоумевают, как теперь задействовать нашу дивизию. По плану штаба армии, после деблокирования 44-й, наша дивизия выводилась на отдых и пополнение. Предполагалось, что потери будут очень большие и потребуется не менее двух недель, чтобы дивизия восстановила свою боеспособность. А тут вдруг – такой облом всех планов. Задача вроде бы выполнена, а потерь нет. Вот незадача-то! Да, Юра, выбил ты наших стратегов из колеи. Теперь, пока не выдумают новых планов, спать нижестоящим командирам не дадут.

Начштаба коротко хохотнул, потом предложил сесть возле себя и продолжил:

– Ладно, Черкасов, это всё лирика, вернёмся к нашим баранам, а именно к вопросу, зачем тебя подняли с кровати и вызвали в штаб. Во-первых, выспаться ты должен был знатно. Сипович тут грудью стоял, не давая тебя беспокоить. А во-вторых, есть для твоей роты новое задание. Даже можно сказать не для роты, а для одного отделения, но обязательно во главе с тобой. Это приказ самого командира дивизии. Ты теперь стал, как счастливый амулет, поэтому готовься затыкать своей везучей задницей все огрехи нашего командования. Теперь, пока не выбьешься в герои Советского Союза, или не получишь шпалы в петлицы, тобой будут все дырки затыкать. Так что терпи, казак, атаманом будешь. А нужно теперь твоей группе выполнить функцию чисто разведывательную. Добраться до Раатенского котла, в который попали два батальона и приданные 44-й дивизии танковые части. Требуется выяснить на месте судьбу наших войск, и если какая-нибудь часть ещё не уничтожена, постараться с ней связаться. На всё про всё тебе даётся четверо суток. Если никого в живых не найдёшь, то немедленно возвращайся. Твой доклад будут ожидать аж в штабе армии. Видишь, ты уже даже там известен.

Я очень удивился этому заданию и несколько ошарашенно спросил:

– Товарищ капитан, но ведь в дивизии есть целая разведрота? Там ребята все подготовленные, хорошие лыжники и отличные стрелки. Это вам, не наши пешкодралы, которые и снайпера-то почувствуют только тогда, когда его пуля уже пробьёт им череп. Боюсь, что мы слабо подготовлены к такой операции.

– Не бухти, Черкасов! Начальству видней! Примерно с таким же вопросом обратился к комдиву и Сипович. Но я же тебе уже объяснял, что ты для начальства превратился в счастливый талисман. Даже в штабе армии считают, что только ты – удачливый старлей можешь найти выживших ребят даже из 163-й дивизии. Так что, Юр, все разговоры бесполезны, вот, бери подготовленную мной карту с примерным расположением частей и дуй в роту. Не позднее 8-00 вам нужно выступать. Сплошного фронта у финнов нет, поэтому ты даже днём спокойно просочишься мимо их опорных пунктов. Всё, старший лейтенант, время пошло. Удачи тебе, парень!

После этих слов капитан поднялся со стула, я тоже подскочил со своего места. Михалыч протянул мне свёрнутую карту, и я положил её в свою планшетницу. Затем, не сговариваясь, мы обнялись, после чего я вышел из штаба.

В отличие от моей роты, где бурлила жизнь, проезжая по улицам деревни, можно было подумать, что я попал в сонное царство. Окна в домах были тёмные, на улицах было пустынно и тихо. Даже собаки в финских дворах перестали гавкать.