— Ты это на что намекаешь? — Витька даже остановился. — Я клубнику воровать? У спекулянта какого-то? Да? Профессор ты очкастый!

Гаррик приготовился к драке, но мы с Вовкой кое-как замяли эту неприятную размолвку.

Так или иначе, а Витька продолжал подсовывать псу подачки, привязанные к концу длинной палки. Для чего он это делал, мы узнали только через неделю, когда поспела клубника.

Как-то утром мы услышали крики, которые доносились из плантаторского сада. Толстый, лысый, в полосатой шелковой пижаме, Плантатор метался за своим колючим забором и кричал так, что, казалось, вот-вот лопнет от злости. Рядом с ним, сдвинув фуражку на затылок, молча стоял дядя Гриша, наш участковый уполномоченный.

Дядю Гришу мы хорошо знали. Это был пожилой сухопарый человек с рыжеватыми усами. Глаза у него тоже были рыжеватые, и он всегда их жмурил, словно от солнца.

— Жмурится, как кот, — ворчал Витька. — А видеть все видит…

Дядя Гриша и вправду видел почти все и о всех наших проделках узнавал намного раньше родителей.

— Значит, поведем разговор, как мужчина с мужчиной, — этими словами он начинал с нами все свои беседы.

Итак, дядя Гриша стоял возле Плантатора и терпеливо ждал, пока тот накричится.

— Покушение! — кричал Плантатор, стараясь привлечь внимание прохожих. — Хулиганство! Собаку отравили!

Пес и вправду вел себя как-то странно. Он судорожно раскрывал пасть, словно стараясь отделаться от чего-то прилипшего к зубам.

Дядя Гриша поднял с земли палку. Обычную палку, очень похожую на те, которые подсовывал псу Витька. На конце ее чернел здоровенный кусище сапожного вара. Он был весь помят собачьими зубами.

— Видать, ваш пес вовсю жевал вар, — сказал дядя Гриша Плантатору. — Поэтому и лаять не мог. Вон у него вся, извините, физиономия черная.

Пес чихнул и ожесточенно заскреб лапами морду.

— Физиономия? — продолжал надрываться Плантатор. — Вот, товарищ участковый уполномоченный, обратите внимание, — и он опасливо показал пальцем в сторону двух плакатиков — обыкновенных картонок, вырезанных из обувной коробки. Картонки были прибиты к палкам, а палки воткнуты в грядки. На одном из плакатиков было написано: «Патриа лос феодалос!», а на другом «Бойкот спекулянту!»

Дядя Гриша подошел к плакатикам и уже хотел выдернуть их из рыхлой земли, но Плантатор проворно ухватил его за портупею.

— Что вы делаете! Мы взлетим на воздух! Вон там в уголке написано. Вон, вон, слева, красным карандашом, меленько так…

В левом углу каждого плакатика действительно было написано по два слова: «Внимание! Заминировано!»

Дядя Гриша ковырнул носком сапога грядку с клубникой, хмыкнул в усы и покосился на Плантатора.

— Чепуха! Чего вы панику организовываете? Кто же клубнику минировать станет?

Он бесстрашно выдернул из земли оба плакатика, отодрал картонки и принялся рассматривать их.

— Ну, «Бойкот спекулянту» это понятно. Это про вас, вероятно, — он снова глянул на Плантатора. — Чтоб не покупали, значит, вашей продукции.

— Возмутительно! Я жаловаться буду!

— А вот «Патриа лос феодалос»? — не обращая внимания на Плантатора, продолжал вслух размышлять дядя Гриша. — Но это еще за чудеса такие?

— Вот-вот, — поддакнул Плантатор. — Очень неположенные чудеса творятся на вашем участке.

— Патриа о муэрте, это понятно, — дядя Гриша зажмурился. — Это революционный лозунг кубинского народа.

— При чем здесь кубинский народ?! — взмахнул руками Плантатор.

— А вы не кричите. Не кричите, не собирайте людей. Вот так.

У забора остановилось несколько человек. И среди них высокий гражданин в больших очках и в светлом полотняном костюме. Увидев его, дядя Гриша расплылся в улыбке.

— Кого я вижу! Никак Петр Васильевич? С приездом! Давно прибыли?

— Часа два назад, — ответил гражданин в очках. — Вот не утерпел — сразу же на Волгу. Искупался.

Дядя Гриша подошел поближе к забору. Просунул сквозь проволоку руку, поздоровался с очкастым гражданином и сказал:

— Давненько вы у нас не были, Петр Васильевич. Давненько.

— Товарищ участковый уполномоченный! — возмутился Плантатор. — Здесь уголовное дело, а вы отвлекаетесь на посторонние разговоры.

— Почему посторонние? — дядя Гриша опять зажмурился, словно лимон лизнул. — Петр Васильевич человек ученый, языками владеет иностранными. Вот я к нему за консультацией, значит. — Он протянул гражданину в очках обе картонки. — По-моему, на испанский похоже, Петр Васильевич?

— На тарабарский, — смеясь, ответил гражданин в очках. — Если мобилизовать фантазию, то можно, пожалуй, сделать такой вольный перевод с этого полуиспанского на русский: «Родина помещиков».

— Что ж, — заметил кто-то из собравшихся у забора. — Толковый перевод, в самую точку.

— Тихо, граждане! — дядя Гриша поднял в руках картонку, словно жезл. — Значит, «Родина помещика», Петр Васильевич? Так и запишем, — он достал из планшетки блокнот и авторучку.

— Видите ли, Григорий Иванович, — гражданин в очках все еще улыбался. — Автор хотел, видимо, написать «Смерть помещикам», но перепутал слово патриа со словом муэрте. Только я не понимаю, зачем было высказывать эту, в общем, правильную мысль по-испански.

— Слыхали, «смерть», — обрадовался Плантатор. — Значит, мне угроза. Видите, и собаку…

— Ладно! Ладно! — успокоил его дядя Гриша. — Без паники. Жизнь ваша, насколько я понял, в полной безопасности. Вот так. Расходитесь, товарищи, — обратился он к собравшимся. — Ничего интересного не произошло.

Гражданин в больших очках и дядя Гриша пошли в сторону нашего дома. Они шли и о чем-то очень оживленно разговаривали. Вероятно, об этом таинственном происшествии в саду Плантатора. Говорили они вполголоса, и я расслышал всего лишь единственную фразу дяди Гриши:

— А вы думали, Петр Васильевич, именно к романтике, да только не по той стежке-дорожке…

Странная какая-то фраза. Я так и не понял, о чем это они.

Гражданин в очках, попрощавшись с дядей Гришей, вошел в подъезд нашего дома и, поднявшись на второй этаж, позвонил в квартиру номер шестнадцать.

— Кто это? — спросили мы у Профессора.

— Мой дядя, — ответил Гаррик. — Приехал из Москвы в отпуск. Он когда-то жил здесь. А потом уехал. Когда я еще маленьким был.

— Тоже мне Шерлок Холмс! — проворчал Витька. — «Если мобилизовать фантазию»… «На тарабарском языке»… Тоже мне, московский знаток нашелся…

— Еще какой! — обиделся Гаррик. — Он кандидат исторических наук, специалист по Латинской Америке…

Латинская Америка несколько смягчила Витькино пренебрежение. Он перестал ворчать, и мы пошли купаться на Волгу. Когда проходили мимо дома Плантатора, Гаррик спросил:

— Что же ты не кормишь своего любимца? Даже палки не захватил с собой.

— Теперь ни к чему, — ответил Витька. — Операция «Клубника» окончена.

С приездом дяди Гаррик почти полностью откололся от нашей компании.

— Колдуют два профессора, — насмешливо говорил Витька. — Умники-историки.

С историей у Витьки не все было ладно. Ксения Михайловна, наша учительница, так и сказала ему:

— Ставлю тебе за год тройку лишь потому, что надеюсь, ты переменишь за лето свое отношение к истории.

Из чувства товарищеской солидарности мы с Вовкой тоже говорили:

— История — мура! Никому не нужная наука. Не все ли равно, что делали греки да испанцы сто веков назад. Одни даты да фамилии.

Гаррик нашего мнения не разделял. Во-первых, он был отличником, а во-вторых, к нему, как известно, приехал дядя, кандидат исторических наук.

— Если не будешь ходить на учения в тир, мы тебя отчислим из нашей группы, — грозился Витька. — Мазилы нам ни к чему.

Гаррик реагировал на это очень спокойно.

— Все равно никому из нас не попасть на Кубу. Никто не разрешит остаться там. Безнадежное дело. Нужны визы.