—  Вот его знаю.

—  И кто это? Вы могли бы назвать его, вспомнить имя?

—   Вам бы, юноша, мою память, — угрюмо сказал Спиридонов. — А мне вспоминать нечего, это Серега, Серега Юрасов. Только что вы о нем всполошились-то через столько лет? Он погиб.

—  И вы сами это видели? — спросил Данилов.

—   Сам не видел, другие видели. У нас этот телеграф, молодой человек, быстро работал. Их «КамАЗ» в пропасть ушел. Было там такое сволочное место... Их там и сейчас, этих «КамАЗов» да «Уралов» две колонны лежит. Крутой спуск с поворотом, если скользко или что с тормозами — без вариантов...

Данилов тщательно оформил протокол опозна­ния и уже с совсем другим чувством отправился по следующим адресам. На это ушло еще два дня, хотя точку можно было поставить и намного раньше. Из девяти москвичей и обитателей пригородов пятеро твердо, без колебаний назвали человека на фотографиях Юрасовым Сергеем. С остальными из оставшейся четверки встретиться не пришлось: один был убит уже на гражданке, второй застрелился, третий без надежды на возвращение находился в госпитале, четвертый сошел с ума.

Поэт бумажной работы, Миша тщательнейше оформил все протоколы опознания и не мешкая позвонил Турецкому.

—   Молодчага! — крикнул тот в трубку. — Умница! Благодарность в приказе! Между прочим, у нас тут тоже есть кое-какие, причем неплохие, новости. А теперь слушай внимательно: вот тебе новое задание. Записывать не надо, запоминай...

61

О том, где скрывался Турецкий, во всем городе знали только несколько человек, так что вероятность того, что какой-нибудь охотник выследит свою дичь, была сведена к минимуму. И все же какая-то вероятность повторения того, что случилось в гостинице, по-прежнему оставалась, и Коренев, считавший себя лично ответственным за безопасность московских следователей, находился в постоянном напряжении и продумывал новые варианты дислокации своих подопечных.

Из больницы тогда его эвакуировали очень вовремя: в ту же ночь, каким-то образом миновав охрану, туда проник невысокий худой человек в белом халате. Вероятно, уверенный, что никто за ним не следит, он быстро прошел длинным коридором к палате, где еще недавно лежал Турецкий, и, оглянувшись, потянул дверь и скользнул внутрь. Трудно сказать, что пережил он, когда оказался внутри маленького бокса и сразу с порога произвел два выстрела из длинноствольного пистолета с навинченным глушителем по человеку, почти с головой накрытому одеялом. Тот, видимо, был убит наповал и не шевельнулся. А когда убийца подошел к кровати и сдернул одеяло, дабы удостовериться, что приходил не зря и цель достигнута, его удивлению, вероятно, не было границ: никакого человека там не было. Там лежали три плотных куля больничного белья, теперь, вероятно, безнадежно испорченного, набитых в наволочки. Покушавшийся метнулся к двери, однако дверь оказалась запертой. Он кинулся к окну, и тогда из маленькой кабинки туалета и душевой один за другим бесшумно выскользнули три могучих человека и в считанные секунды схватили маленького, черненького, худенького, обезоружили и спеленали пришельца, который оказался человеком лет тридцати с небольшим, кавказской наружности, отлично развитым физически, но так и не успевшим получить среднего образования, а также продемонстрировать уровень своей силовой подготовки.

С тех пор он содержался в крохотной камере-одиночке СИЗО и наотрез отказывался не только давать какие-либо показания, но и назвать свое имя. Что же касается оружия, которым был снабжен киллер, то при нем оказалось два пистолета Стечкина с глушителем. А когда оба они прошли соответствующую баллистическую экспертизу, обнаружилось следующее: это были два из тех трех пистолетов той же системы, из которых были убиты двое кавказцев, которых нашли в одном из дворов невдалеке от площади Свободы.

Во время очередного допроса следователь облпрокуратуры Тихонов, на основании результатов судебно-баллистической экспертизы, предъявил задержанному обвинение в убийстве двух кавказцев, племянников Арсланова, застреленных из тех же пистолетов, а в процессе допроса предъявил ему фотографии убитых, сделанные как на месте преступления, так и в морге.

К удивлению следователя Тихонова, фотографии произвели на арестованного сильнейшее впечатление, по сути, ввергли его в шок, а затем в приступ такой необъяснимой ярости, что возникла необходимость привлечь дополнительных конвойных для водворения его в камеру, где он впал в совершенное буйство, катался по полу, пытался нанести себе повреждения и сумел таки разбить в кровь голову, прежде чем на него надели смирительную рубашку.

62

Рыжков и Данилов остались жить в той же спец гостинице МВД, справедливо полагая, что им ничего не угрожает, а значит, и нет нужды менять место жительства.

Через несколько дней, еще до отъезда Данилова в Москву, вечером в их номер, деликатно постучав, вошел усталый и хмурый Али Арсланов.

Вежливо поздоровался, оглядел нищие апартаменты и, протянув обоим свои визитные карточки, сказал, твердо глядя в глаза Мише Данилову:

—  Мне нужен господин Турецкий.

Предупрежденные своим начальником и имевшие на этот случай четкие инструкции, оба молодых следователя только развели руками:

—   Вы же слышали, наверное, что произошло? Он ранен, несколько дней провел в больнице, после чего его отправили в Москву.

Арсланов только иронически прищурил глаз:

—   Ну хорошо, в Москве, в Нью-Йорке, какая разница... Вы передайте, его хочет видеть Арсланов. Есть важный разговор.

—  Ну хорошо, попробуем, — неуверенно сказал Рыжков. — Как с вами связаться?

— Я сам с вами свяжусь, — усмехнулся кавказец и, расстегнув небольшую сумку, достал и протянул обоим два новеньких мобильных телефона в целлофановой пленке. Оба протестующе замахали руками, но их гость печально улыбнулся:

—  Берите. Это не подарок, не взятка... Это средство связи. Это нужно мне, а не вам. После вернете... Если захотите.

И, повернувшись, он спокойно вышел из номера.

—  Наше бы начальство так заботилось о своих кадрах, — заметил Женя Рыжков.

Однако, памятуя о вероломных данайцах, оба поняли, что говорить лишнего вблизи этих трубочек не следует. А потому, спустившись в вестибюль, Данилов позвонил Турецкому из автомата и понял, что желание его шефа в точности совпадает с желаниями недавнего гостя.

Через полчаса серый «БМВ» Али Арсланова остановился около гостиницы «Центральная», где около лифта его встретили двое молодых людей и препроводили в пятьсот пятнадцатый номер, где его уже ждал Турецкий.

Али с достоинством поклонился и опустился в кресло.

—  Вы хорошо выглядите, господин Турецкий, особенно для получившего огнестрельное ранение в голову... К тому же мне сказали, вы в Москве.

—   Да-да, — усмехнулся Турецкий. — Но на ваш зов пришлось примчаться...

—  Благодарю вас. Только я вас не порадую, — сказал Арсланов. — Я приехал, потому что поклялся Аллахом. Я ничего не смог узнать. Вы сдержали свое слово, а мы такого не забываем. Но я свое слово не сдержал и не хочу, чтобы вы считали меня обманщиком, тем более мелким обманщиком.

—   А вот это исключено, — серьезно сказал Турецкий. — По привычке я навел о вас кое-какие справки, а потому предположить, что Алибек опустится до мелкого обмана, было бы просто неумно.

В темных глазах Арсланова на миг мелькнула теплая искра.

—  Вы интересный человек, господин Турецкий! И знаете почему? Вы не мент.

—   А кто же я тогда, по-вашему? — удивился Турецкий.

—  Не знаю... Вы, конечно, наш враг, но с таким врагом иметь дело приятней, чем с иным другом.

—   Даже не знаю, как расценивать ваш комплимент, Али, — чуть улыбнулся Турецкий. — Но давайте к делу. Что помешало вам исполнить обещание?

—  У меня было трое племянников, — сказал Арсланов. — У тех двоих, что убили, есть еще брат, старший. Он им был почти за отца и всегда все знал о них. Я думал, что смогу много узнать от него.